Маме – мечтательнице, как я (ЛП) - Уильямс Николь (мир книг .TXT) 📗

Казалось, я говорила со стеной. Было проще, когда он сидел; было сложнее говорить с ним, глядя в глаза.

– Из–за чего тебе жаль? – холодно спросил он. – Что ты не сделала то, что должна была? Или что из–за этого пострадал твой брат?

Я сглотнула.

– Из–за всего.

– Что ж, прости, но мне сложно поверить. Ты все лето доказывала, что знаешь лучше, – Кэллам сорвал с себя фланелевую рубашку и бросил ее на скамейку. Он злился, но хотя бы говорил со мной.

– Прости, – я вскинула руки. – Мне нет оправдания, как и нет причины тому, что я сделала. Прости.

Он зажал переносицу, словно у него болела голова из–за меня.

– Почему ты не поехала по назначенному маршруту?

Сколько раз я задавала себе этот вопрос последние шесть часов?

– Не знаю. Потому что, – я опустилась на скамью, потому что стоять было сложно. – Я сломалась от обстоятельств. Я не думала, что будет так опасно. Я ошиблась. Я – человек. Так бывает.

Он тихо выдохнул.

– Ты совершила много ошибок.

Я пожала плечами.

– Человек во мне силен.

– Как я могу доверять тебе после этого? Сначала ложь про разрешение? Теперь это? Это все важно, Финикс. Мне нужно знать, что никто не пострадает из–за того, что ты решила поступить по–своему. Мне нужно доверять тебе. А тебе нужно верить, что мы с Беном знаем, что делаем, придумывая эти занятия.

– Но ты не можешь, – почти кричала я. – Я не пыталась так сделать. Так получилось. Я совершила ошибку, и мне жаль. Я буду больше стараться в следующий раз.

– Когда Эван сказал мне, куда ты повернула, – Кэллам покачал головой, – я не мог поверить.

– Почему? – я заморгала.

– Я разбил пару ребер, спускаясь по той тропе, два лета назад. И я знал, что делал. А ты там... – он замолк и отвернулся от меня.

Я уперлась руками в стол и кипела.

– Ты переживал за меня?

– Конечно, я переживал. Я переживаю за всех вожатых и отдыхающих, – он пожал плечами, словно это были пустяки, но его лицо выдавало его.

– Да, но ты не говорил о других вожатых и отдыхающих только что. Ты говорил обо мне, – я ткнула пальцем себя в грудь, – на тропе. Больше ты никого не упоминал.

Его плечи напряглись.

– Ты выдумаешь, – он старался не смотреть мне в глаза. Он старался не смотреть в глаза.

– Почему ты не можешь смотреть на меня? – спросила я, обойдя скамью.

– Я могу на тебя смотреть. Но не хочу этого делать.

Я закатила глаза.

– Ладно, Почему ты не хочешь смотреть на меня?

Он хрустнул шеей, повернув ее.

– Потому что ты выводишь меня из себя, Финикс, – его голос был напряженным. – В один миг ты шутишь со мной про бег утром, а потом ты ведешь группу неопытных по дороге самоубийц. Ты помогаешь мне с учебой, а потом игнорируешь в больнице.

– Погоди, – я подняла руку. – Это все мило, но это ты игнорировал меня в больнице.

– Я следовал примеру. Ты прошла в комнату и сделала вид, что меня нет, – он не выдержал и посмотрел на меня. – Я так злюсь на тебя, не управляю эмоциями... и могу поцеловать тебя... – он хмурился сильнее, чем я когда–либо его видела. – В том и проблема, Финикс. Я не могу тебя целовать.

– Почему? Ты мне нравишься, Кэллам. Теперь я знаю, что я тебе нравлюсь, – да, так ведь было проще. Или нет.

– Не надо, – он покачал головой и стиснул зубы. – Мы не можем нравиться друг другу, иначе я не смогу продолжать.

Мое сердце быстро колотилось.

– Что продолжать?

– Притворяться, что я ничего не чувствую к тебе. Я не могу продолжать, если ты тоже ощущаешь такое, – я двигалась быстро, чтобы он не успел вырваться. Я сжала его запястье.

Я подошла ближе, скользнула ладонью ниже, переплела пальцы с его, и он закрыл глаза.

– Не надо.

Я была близко, ощущала запах его помытых волос, а еще запах природы, прилипший к нему. Свежий и мускусный. Чистый и земляной.

– Почему нет? – спросила я почти шепотом. Если кто–то подслушивал.

– Потому что этого слишком много. Слишком быстро. И я не люблю спешить, – он прищурился, но сжал мои пальцы. Почему ему было так сложно думать о нас?

– А я не переживаю, – я прижала другую ладонь к его груди, проверяя, можно ли. Он не вздрогнул, а будто прильнул ко мне.

– А стоило бы.

Я вдохнула.

– Если ты меня не поцелуешь... – я прикусила губу, глядя на его губы, думая, как они будут ощущаться на моих, – я тебя поцелую.

Грудь Кэллама вздымалась быстрее под моей рукой. Он так тяжело не дышал даже после долгого бега.

– Не надо.

Я улыбнулась, зная, что выиграла спор между нами. Я подошла ближе, наши тела почти соприкасались. Я уже ощущала тепло, исходящее от него.

– Ты меня не остановишь.

И он открыл глаза. Борьба пропала в них.

– Знаю, – он притянул меня ближе рукой. Наши тела прижались друг к другу.

Мои пальцы сжались на его груди, сдавив футболку. Хотелось сорвать ее, но я подавляла гормоны. Пока что. Только поцелуй. Футболку можно снять позже.

Он сильнее прижался ко мне, и я отпрянула на пару шагов, ощутила за собой край стола для пикника. Все. Мы поцелуемся. Наконец–то. После недель флирта и увиливаний, улыбок и хмурых взглядов мы делали этот шаг.

Он замер так еще на минуту, смотрел на меня, словно чего–то ждал. Я отклонила голову.

– Что? – спросила я, потому что думала, что понятно объяснила, что он меня поцелует.

Он посмотрел на мои губы, его глаза стали немного темнее.

– Ты обещала. И я жду этого.

Все во мне трепетало, я не дала себе усомниться в себе, привстала на носочки и притянула его к себе, сжав футболку и глядя в его глаза, пока приближалась к его губам. Он не моргнул.

Его губы были сначала твердыми, почти неподатливыми, но оттаяли, как только я коснулась их своими губами. Его глаза закрылись, а потом и мои, и я поцеловала его.

Я целовала Кэллама О’Коннора. Нежного, сладкого и немного неуверенного.

Наконец–то.

И он поцеловал меня в ответ. С силой, с поразительной уверенностью.

Его ладонь легла на мою талию, он обвил меня рукой, прижимая к столу для пикника. Он был на вкус как солнце и буря, целовался так, словно у нас была вся вечность.

Он целовал меня так, как я хотела бы целоваться всю жизнь. Будто я была всем.

ДВАДЦАТЬ ДВА

Остаток ночи я думала о поцелуе. И о том, что было после. Хотя было там не так и много.

Мы приступили к учебе. Ненадолго. А потом вернулись к поцелуям. Я не знала, как мы будем учиться теперь, когда пересекли решительно черту, но это придется понять, ведь мне нравилось целовать Кэллама, но мне нужно было сдать экзамены.

Мама была в постели, когда я прошла на носочках перед рассветом. Я тут же уснула, как только забралась в кровать.

Будильник зазвонил час и сорок пять минут спустя. Не круто.

Я собиралась пробежать две мили разогрева, четыре мили быстро, а потом милю или две, чтобы остыть. Но быстро бегать стоило после хорошего сна, так что я готовилась к страданиям.

Схватив со стойки банан, я съела его за четыре укуса, проглотила, вышла за дверь и побежала к дорожке.

Я пыталась думать о темпе, дыхании, но не могла. Я могла думать лишь о Кэлламе.

О том, как он целовался. Как я целовала его. Как он ощущался. Как он меня касался. Как его руки были мозолистыми на вид, но нежными на мне. Я думала, как никогда еще не ощущала половины того, что было с ним, когда была с другими парнями. Как я хотела сделать больше, чем поцелуй. Я бы позволила ему, если бы он не был сдержан.

В отличие от Китса до него, который думал, что поцелуи обязательно вели к главному блюду, Кэллам был рад целоваться, сколько того хотела я. Он не торопил меня, его руки не лезли, куда не позволяли, и я не ощущала вину от того, что поцелуй никуда не вел. Он не бормотал, что я дразнила, что у парней были другие потребности. Он улыбнулся, поцеловал меня в лоб и проводил меня до моего домика. Он даже дождался, пока я не уйду за дверь, как и прошлой ночью.