Вторая молодость любви - Осипова Нелли (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
Лали вполне сносно объяснялась на немецком, очень старалась продемонстрировать свои знания языка, когда Генрих заговорил по-русски, была страшно разочарована и смущена.
— Ну что вы расстраиваетесь, — успокоил ее Генрих, — если хотите, мы будем говорить только по-немецки. Я понимаю, что, кроме основной работы, вы бы хотели попрактиковаться и в языке.
— Вы правы. Хочется максимально использовать время — сейчас очень трудно получить такую командировку. Но откуда у вас такой безукоризненный русский, без малейшего акцента?
Генрих коротко рассказал о себе, а когда упомянул Болниси, то Лали оживилась, стала уговаривать как-нибудь приехать в Грузию, чтобы посетить места обитания своих предков.
— Знаете, — оживилась она, — там потрясающий храм недалеко, мы называем его Болнисский сион. Его реставрировали, и теперь это — потрясающее зрелище! Можете представить — пятый век! — Заметив, что Генрих более чем сдержанно прореагировал на приглашение и упоминание о пятом веке, она добавила: — В Болниси до сих пор сохранились некоторые дома, построенные немцами, вам будет интересно…
— Вовсе нет, — мягко, но решительно отмел Генрих дальнейшие разговоры о немецком поселении в Грузии — слишком хорошо он знал эту кровавую историю, многократно рассказанную дедом и отцом. Старый Отто считал своим долгом не только помнить, но и передавать молодым историю их рода. Уже перевалив за восьмой десяток лет, он ежедневно писал все, что помнил сам, все, что, в свою очередь, рассказывали ему его родители и деды с бабками, а главное — подробно излагал всю эпопею выселения и медленного врастания, вернее, вгрызания в новые земли. Книгу он озаглавил: «Я, Отто Бургман, рассказываю».
Генрих был прав в своем нежелании знакомиться с местом, политым потом, кровью и слезами не одного поколения немцев.
Не надо возвращаться на пепелище — плохая примета…
— Давайте лучше я покажу вам замок Альбрехтсбург. Это, конечно, не пятый век, а пятнадцатый, но там неплохой музей.
И он повез Лали туда, потом показал готический собор примерно того же возраста и предложил пообедать. Она согласилась.
— Если не возражаете, я хотел бы угостить вас барбекю, что в Грузии, кажется, называется шашлыком. Не знаю, как это вам понравится, ведь грузинская кухня — уникальна, а я не очень силен в кулинарии.
— Спасибо большое, с удовольствием, если только вы позволите помочь вам, а то мне как-то неловко, — ответила она.
— Не беспокойтесь, там уже, надеюсь, все готово, — он мельком взглянул на часы, — а по пути мы заедем за моим приятелем, искусствоведом, чтобы вам было интересно. Вот он по-русски не говорит и ни слова не понимает, так что наговоритесь вдоволь по-немецки.
— А вы любитель сюрпризов, как я вижу, — заметила Лали.
— Пожалуй…
Официальные хроники наверняка отметили бы, что обед прошел в теплой, дружеской атмосфере. Подавала на стол средних лет женщина — спокойно, без суеты, молча и с доброжелательной улыбкой на лице. Лали так и не поняла, немка она или русская, а может, тоже из российских немцев. После обеда все быстро и тщательно прибрав, женщина сняли передник, махнула на прощание рукой и ушла.
Беседа с немецким искусствоведом действительно была интересной и оживленной. Лали вошла во вкус общения на немецком языке и с удовольствием отмечала, как у нее «развязывается» язык.
— У нас, в Грузии, все слова, связанные с искусством и ремеслом, — рассказывала Лали, — начинаются со слова «рука», по-грузински — «хэли». Вот послушайте, как это звучит: «хэлоба» — это ремесло, любое занятие, «хэловани» — художник, «хэловнэба» — искусство, «хэлосани» — ремесленник, мастер. Понимаете, все, что сделано непосредственно руками, а значит, существует в единственном экземпляре, — это искусство, высокое ремесло, мастерство.
— Очень интересное наблюдение, — заметил Генрих. — В русском языке в старину говорили «рукомесло», и еще, пожалуй, бытует и сейчас слово «рукоделие». А больше вроде и нет аналогов грузинским определениям.
Потом они сидели в небольшом ухоженном садике, где цвели гиацинты и ландыши, ковром расстилался какой-то экзотический низкорослый хвойный кустарник, цвели незнакомые медоносы, убаюкивая и одурманивая своим запахом.
Приятель Генриха, взглянув на часы, откланялся, а Лали сидела в шезлонге, то ли ожидая, когда Генрих предложит отвезти ее в гостиницу, то ли просто о чем-то задумалась.
Генрих встал, протянул ей руку и, когда она рывком поднялась из провисшего шезлонга и лица их на какое-то мгновение оказались рядом, обнял ее и поцеловал.
Лали ответила на поцелуй и спросила по-русски:
— Это вне программы?
— Можем включать, как дополнительный пункт, если не возражаете, — ответил Генрих.
— Не возражаю…
Он повел ее в спальню…
Лали осталась до утра, утомившись и утомив своего неожиданного партнера, а Генрих, еще за обедом заметивший обручальное кольцо на ее безымянном пальце, с легкой иронией подумал, что разговоры о верности кавказских жен несколько преувеличены.
Так и остался этот вечер в его памяти под условным названием «грузинская легенда»…
Сразу после зимних каникул родители настояли, чтобы Танька уволилась с работы. Споров и увещеваний было — хоть отбавляй, но она уперлась и ни за что не хотела соглашаться, что ночная работа может повредить ее беременности.
— Пойми, наконец, — еле сдерживая гнев, твердила Сашенька, — мы даем специальные справки беременным, которые заняты на ночных работах, чтобы их переводили на дневную. Ты обязана заботиться о своем здоровье, потому что это непосредственно имеет отношение и к ребенку, и к тому, как будет протекать беременность дальше, к родам, в конце концов.
— Татоша, мама совершенно права. Ты несешь ответственность за вас двоих, — присоединялся отец.
— Ну что вы мне все прописные истины впариваете, как будто я сама этого не понимаю. Но сейчас у меня все спокойно, и даже тошноты нет. Ну почему я должна увольняться сейчас, если можно доработать до конца учебного года!
— У тебя в школе с арифметикой, кажется, не было проблем, а сейчас ты и до девяти сосчитать не можешь. Ну подумай: тебе рожать примерно в первой половине сентября. Когда ты собираешься отдохнуть, подготовиться к родам? И как ты будешь с пузом ходить по палатам, клевать носом за своим столиком? Черт возьми, — вышел из себя Дмитрий, — ты будешь дежурить и ждать визита этого ухаря или как там его еще…
Если это и был специальный расчет, то Дмитрий попал в точку — Танька вспыхнула, покраснела, вскочила, крикнула:
— Это неправда! Ты не имеешь права так говорить! Разве я не объяснила вам, что не люблю его, что он мне не нужен! Почему мне уже не доверяют в этом доме?
— Вот, вот, твой тон и твоя реакция — типичны для беременных, — заметила Сашенька. — Нужно беречь нервную систему, а в клинике среди больных это не так-то легко сделать. Успокойся, обдумай все хорошенько и решай.
— Я просто хотела немного подзаработать денег, и больше ничего, — тихо ответила Танька, виновато поглядывая на отца. — Ну прости меня, папик.
— Прощу, когда бросишь свои дежурства.
Неожиданно Сашенька предложила сдавать квартиру Галины.
— Мне кажется, что Галина думала о тебе перед смертью не просто так, праздно, а хотела быть тебе полезной. Постараемся найти приличных людей и сдадим квартиру. Это принесет тебе значительно больший заработок, чем зарплата клинической сестры, да еще работающей на полставки. Ты согласна?
— Я об этом как-то не думала… А это не кощунственно? — спросила Таня, глядя почему-то не на Сашеньку, а на отца, полагая, видимо, что только он может быть последней инстанцией в таком щепетильном вопросе.
— Я не вижу ничего кощунственного в этом. Мама молодец, она проявила практичность, что весьма поощряется в наше время. Квартира принадлежит тебе по закону, ты уже вошла в права наследования, можешь поступать, как тебе угодно. Галина, насколько я ее знал, была бы только рада и наверняка одобрила такой шаг.
