Вера в сказке про любовь (СИ) - Чепенко Евгения (читать книги без txt) 📗
— Ванилью, чем-то пряным и немного горьким.
Я вновь не нашла ничего осмысленнее, чем неуверенно пожать плечами. Он улыбнулся и вернулся к поцелую.
Точнее почти вернулся. Почти, потому что в дверь позвонили. В коридоре мгновенно раздался детский топот. Я вздрогнула, а Свет невнятно пробормотал что-то краткое, но, подозреваю, емкое. Нехотя он отпустил меня и пошел открывать.
Я спряталась за кухонную стену — не хотелось попадаться на глаза незваному гостю. Зато, когда голос незваного гостя оказался голосом Альбертовича, приехавшего узнать у сына состояние внука, я ухватила сумку, свой цветочек и, невпопад распрощавшись со всеми, убежала домой.
Даже особо не запомнила, как улицу пересекла и как на свой этаж поднялась. Очухалась только, когда уже стояла в квартире, прижавшись спиной к входной двери. Сердце все еще колотилось, и я все еще чувствовала его прикосновения. Такие реальные, такие теплые. И его дыхание.
Скинув туфли, переодевшись и смыв косметику, я забралась на кровать и обняла подушку. Это единственное, что хотелось делать. Спрятаться в своем надежном убежище и подумать, хорошо подумать, чтоб все понимать, чтобы не быть такой потерянной и перепуганной. Нельзя в тридцать лет от пары поцелуев быть такой потерянной и перепуганной!
«Убежала».
Прийти в себя он мне не дал.
«Я не разбудил?»
Издеваешься? Да, у меня теперь только следующей ночью сон появится. Все тело ломит от слабости и напряжения.
«Нет, просто лежу».
«Со светом?»
С кем еще, как не с тобой. Но в сообщении я, конечно, написала иначе:
«Подглядываешь?»
«Завидую».
«Чему?»
Снова не поняла, к чему он ведет. Уже и не удивилась особо. Привыкаю не понимать.
«Кровати. Ты на ней. Теплая, нежная, ласковая».
Сладкое томление, что появилось в груди сразу, как он написал, резко разрослось, отдаваясь в теле еще большей слабостью. Нужно было что-то ответить, а меня только на усталый выдох хватило. И это я не от него устала, вовсе нет. Я устала от своей беспомощности в отношении него, от своих безуспешных попыток сопротивляться этой беспомощности. Да, моя рациональная часть понимала, что не в состоянии разгадать головоломку под названием Пересвет. Нужно было расслабиться и плыть по течению. Но есть ведь и иррациональная я. И в этой части мной вертел страх быть обманутой, быть раненой. Кто знает, что у Света на уме? Я не знала.
Свет, меж тем, не получив ничего, отступил:
«Спокойной ночи».
«Спокойной ночи».
Вот такая я глупая. Вместо того, чтобы соблазнять мужика, бегаю от него.
Прежде, чем начать ворочаться до утра в безуспешной попытке заснуть, позвонила маме. Только по ее переживанию Альбертович мог появиться у сына, вместо того, чтоб элементарно позвонить. Это мужчине по телефону скажи «все отлично», и он поверит, а женщина, она не такая. Женщина убедиться лично должна, на то она и женщина. В нашем случае через особо доверенного гонца. Раньше таким гонцом была я. Эх, любовь у них самая настоящая… и взаимная. Быть исполнительным гонцом в бессмысленном поручении — тоже показатель.
Глава 10
Что не смогу уснуть — это я знала, что буду усиленно анализировать и перетряхивать память — тоже, но вот, что несколько часов спустя в пальто, накинутом поверх ночной рубашки, буду стоять у дверей Пандоры — это я не предугадала.
Время застыло где-то между понедельником и вторником, сердце тоже замерло в груди. Причина, по которой я вела себя сейчас, как окончательно свихнувшаяся, проста и незатейлива. Если Свет расценит мой побег и последующее молчание логично, то с утра он не напишет и встречать не попытается, и целовать тоже. Зачем, если женщина не хочет, верно? Только женщина хотела, очень хотела, просто трусиха. А он не в курсе, что она — трусиха. Самым правильным мне привиделось срочное и радикальное исправление ситуации. Ключевое слово «радикальное». И вот она я!
— Кто там?
Судя по голосу, гостя ночного незваного он линчевать желает. Ну и ладно.
— Вера.
Дверь запищала.
Пока в лифте поднималась, успела и зубами поскрипеть и пальцы позаламывать — полный набор сумасшедшей.
Он меня в проеме открытой двери ждал. Щурился от света, волосы взъерошенные. Обнаженный по пояс — да, это я тоже заметила. Такое попробуй не заметить. А на лице явное беспокойство. Нормальные ж люди посреди ночи прибегают, когда ситуация из ряда вон. Пожар, наводнение, ранение… Будем считать, что у Веры тоже ранение.
Ничего не говоря, я стремительно к нему подбежала и поцеловала. Пришлось правда чуть ли не на пальцах подняться на манер балерины, но зато в душе покой обосновался и удовлетворение. Он точно от меня не поцелуя ждал. Сначала растерялся, потом коротко засмеялся мне в губы и наклонился. За последнее ему спасибо, балерина из меня никудышная, еще доли секунды и ступни бы судорогой свело…
— И? — Карина нетерпеливо подалась вперед.
— И все, — я смущенно покрутила бокал с кофе в руках. — Поцеловала, покраснела, кажется, даже что-то невнятное такое сказала, и убежала.
Каринчик сделала нарочито подозрительное лицо:
— Кто вы, мамзель? Где моя умная Вера? Сознавайтесь!
Я нервно засмеялась.
— Пала в неравном бою.
— Погоди. Он ничего не сделал и не ответил?
Перед глазами тут же возник полуобнаженный Свет. Нет, он ничего не сделал, только улыбался так искренне ласково, обворожительно и, может быть, немного довольно. Это из-за его улыбки я покраснела и сбежала опять.
— Дай угадаю, — не унималась подруга. — Тебе сейчас стыдно за ночной прикол?
— Есть такое.
— Так, он до сих пор не семафорил? Или ты просто, как подтаявшая снегурочка, половину моих вопросов не слышишь.
Я прикусила губу:
— Второе. Он в восемь написал «доброе утро».
— Хм, — Кариша озадаченно нахмурилась. — Это все?
— Все.
Вообще-то нет. Там было «доброе утро, кошечка». Но этого я в жизни никому не скажу. Это только мое, собственное, особенное.
— Значит, жди. Должен под вечер объявиться.
— Жду. Ты так и не рассказала, куда Жорик тебя везет.
— Да еще бы. Ты меня из колеи выбила со своим Хуаном.
— Он не Хуан, — твердо заявила я.
Карина нахмурилась:
— Ты уверена, что все мне о нем рассказала?
— Да, вроде, все.
И тут слукавила. Про Артёма промолчала, точнее про его своеобразности, а сама Каринчик не догадалась. И дело не в доверии, как можно решить, исходя из моего поведения. Дело в том, что у меня язык не поворачивался в принципе. Словно это чужая жизненно важная тайна, в которую меня посвятили по случайности. Не имела я никакого права ее раскрывать.
— Нет, не все, — Карина сердилась. — Я тебя знаю. Ни деньги, ни внешность, ни обходительность, ни самые милые детишки не заставят тебя быть такой. Тебе вообще потрясающе наплевать на все эти важности. Не можешь его проанализировать — это привлечет, но не настолько, чтоб ты плевала на свой самый главный в жизни страх подпустить к себе мужика ближе желтой черты. А он у тебя явно и сразу шагает за эту черту. Так в чем подвох?
— Желтой черты? — удивилась я странному сравнению.
Подруга поморщилась:
— Ну, да. В метро недавно проехалась, аналогия сама напросилась.
Я грустно улыбнулась. Она действительно меня знала очень хорошо, так же хорошо, как я ее.
— Ты боялась того же самого. Почему замужем сейчас?
Карина мгновенно стушевалась, причем настолько, что на спинку стула откинулась, руки на колени убрала. Вот так из нападения сходу убежала в смущение и отстраненность.
— Ты ведь, как я, в людей никогда особо не верила. Люди — всего лишь люди. Не хорошие и не плохие. Каждый способен предать, стоит лишь спровоцировать. Каждый способен сказать «люблю» сегодня и «не люблю» завтра. Просто слово в устах просто человека: любит, не любит, снова любит — бесконечная история длинною в столетия. Иногда в этой веренице попадаются те, кто чувствуют «люблю» только раз. Какова вероятность, что судьба сведет таких двоих? Ты такая, я такая. Мы всегда сходились с тобой на этом страхе раствориться в том, кто имеет точку зрения на отношения, отличную от нашей. Я прячусь от боли за романами и юмором, ты пряталась за сарказмом и цинизмом. Так что сделал он такого, что ты растворилась в нем? Ты бы сбежала, так же, как я, не будь Жорик тем самым.
