Последняя Ева - Берсенева Анна (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
– Не знаю, – пожал плечами Денис. – А по-моему, все равно, только, говорю же, надо было бассейн оставить.
Ева почувствовала раздражение в его голосе, и ей сразу расхотелось говорить. Может быть, это раздражение и не относилось к ней, но почему он говорит с нею так? Они ведь не виделись целое лето! Денис всегда уезжал летом куда-нибудь на раскопки, однажды даже Атлантиду ездил искать. И вот, едва встретились – этот раздраженный тон и нежелание разговаривать…
– Давайте лучше потанцуем! – воскликнула Галочка. – Что мы все сидим, дискутируем, как будто в школе не насиделись! Динька, давай стол отодвинем!
– Да куда ж его отодвигать? – увещевал Галочку Игорь. – Его только сложить можно, места же мало тут.
– Ну так давай сложим! – с пьяной настойчивостью повторяла она. – Нет, честное слово, что за мужики пошли? Не могут даже каприз женский выполнить!
Никому, конечно, неохота было складывать уставленный закусками стол, ни с того ни с сего отрываться от беседы, поэтому все дружно принялись уговаривать так некстати опьяневшую Галочку.
Под общий гул Ева незаметно поднялась и вышла на кухню, прикрыв за собою стеклянную дверь. Стекло в кухонной двери было ребристое, непрозрачное, к тому же на него были наклеены Денисовы туристские фотографии из разных походов – и она почувствовала себя отделенной и от шума в комнате, и от Дениса.
«Зачем я пришла? – вдруг подумала она так ясно, как никогда прежде. – Все ведь кончено, это же всем понятно…»
На самом деле еще час назад ей вовсе не казалось таким понятным и очевидным то, что их с Денисом любовь заканчивается. В конце концов, они были вместе уже не первый год. Ну, не совсем вместе, но все же. Они могли не встречаться месяцами, а потом вдруг их словно бросало друг к другу, и Ева безошибочно чувствовала его страсть, и желание, и стремление к ней… Она не могла обманываться в этом!
И вот сейчас она сидела на пустой кухне, поставив локти на стол, заваленный вымазанными в майонезе ложками, обрезками колбасы и пустыми банками из-под горошка, – и с холодеющим сердцем понимала: то, что она с каким-то отчаянным исступлением пыталась считать любовью, кончается бесповоротно. Оттого и раздражение в его голосе, и безразличие во взгляде, и даже этот коллективный подарок…
Самое удивительное было, что ей даже плакать не хотелось. Ева смотрела на фотографии Дениса, приклеенные к дверному стеклу, и понимала, что видит их здесь в последний раз. То есть, может быть, она еще придет сюда – на следующий его день рождения, например, – но это уже не важно.
На фотографиях он смеялся, стоя над горной рекой и держа в руке огромную рыбу, или морщился от дыма, разводя костер под дождем, или махал лыжной палкой с самого верха высокой горы… На одной фотографии Денис был снят здесь, в Крылатском, в момент приземления: он держался за стропы разноцветного параплана.
Полеты на параплане были его самым большим увлечением, которое особенно пугало Еву, потому что этот выгнутый парашют казался ей страшно ненадежным – беспомощнее, чем крылья у бабочки.
Она смотрела в его смеющиеся глаза, видела непокорный завиток на лбу – на всех фотографиях он был заметен – и думала о том, что теперь уже невозможно будет прикоснуться пальцами к завитку…
Эта мысль была такой мучительной, что Ева невольно встала, подчиняясь безотчетному порыву, подошла к двери, протянула руку, коснулась холодного глянца фотографии… Неожиданно дверь открылась, и она отдернула руку, как будто обожглась.
На кухню вошел Олег, поддерживая под локоть Галочку.
– Ну вот, здесь попрохладнее будет, – сказал он, усаживая Галочку на единственную оставшуюся на кухне табуретку. – Ева, открой-ка форточку, чего это жара такая? Тьфу ты, мы же мясо в духовку запихнули! – вспомнил он. – Не сгорело еще?
– Нет, – покачала головой Ева. – Запах очень хороший, горелым совсем не пахнет.
– Его, кажется, соком поливать надо, – сказал Олег. – Ты пополивай, раз все равно здесь сидишь, ладно? И за Галкой присмотри, пусть отдохнет. А то она что-то…
Что Галя «что-то», было понятно и без пояснений. Даже удивительно, с чего это она вдруг так напилась! Впрочем, Галочка у них была эмоциональная, импульсивная. Может, и в самом деле отцовский выход на пенсию так ее взволновал, или еще что-нибудь.
– Я послежу, – кивнула Ева. – Мы вместе последим, да, Галь?
– М-гу… – кивнула Галочка. – П-последим, да… Иди, Олежка, иди, я тут посижу немножко… Ева, дай воды, а?
Олег вышел из кухни, а Ева открыла висящий над раковиной шкафчик, в котором у Дениса лежали лекарства. Она достала коробку из-под обуви, служившую аптечкой, и, порывшись, нашла алка-зельцер – чудодейственное антипохмельное средство, которое исправно привозили из Германии все, кто ездил туда на стажировку. Ева однажды даже папу попросила привезти, когда в школьных поездках случился перерыв и у Дениса кончились запасы, – чем вызвала удивление у Валентина Юрьевича.
– Выпей-ка, – сказала Ева, протягивая Галочке шипящий стакан. – Выпей, Галка, сразу протрезвеешь!
– Очень надо, – пробормотала Галя. – Протрезвею – ну и что? Большая радость…
Но стакан она все-таки взяла и, пока Ева поливала соком томящийся в духовке кусок свинины, выпила лекарство маленькими глоточками.
На таких не закаленных пьянками товарищей, как Галочка, таблетки действовали быстро. Это Ева по себе знала: Денис однажды отпаивал ее этим самым алка-зельцером, когда у нее разболелась голова от настоящего шотландского виски, которым он думал удивить ее и обрадовать… Это здесь было, в этой квартире, год назад, и он смеялся тогда, глядя в Евины окосевшие глаза, и целовал в полуоткрытые губы, на которых шипели пузырьки от лекарства.
– Ну, очуняла? – улыбнулась Ева, глядя, как Галя смешно, по-кошачьи фыркает, вытирая почему-то нос.
– Фу, гадость какая! – заявила та. – Придумают же эти немцы!
– А то лучше по-нашему мучиться? – Ева пошире открыла форточку. – Сейчас все пройдет, вот увидишь, сразу хорошо себя почувствуешь.
– С чего это я хорошо себя почувствую? – не согласилась Галя. – Слушай, где тут у него сигареты, а? Мои в сумке где-то, неохота в прихожей искать.
Начатый блок «Мальборо» лежал в другом подвесном шкафчике. Галочка распечатала протянутую Евой пачку, с удовольствием закурила. К Евиному удивлению, она не выглядела особенно пьяной. Таблетка, что ли, так быстро подействовала?
– Да это мне просто расслабиться захотелось, – перехватив ее недоуменный взгляд, объяснила Галочка. – Вот и запьянела в ноль секунд. Ну приятно же покапризничать, слабой себя почувствовать. Все-таки мужики вокруг! А тебе разве нет?
– Да нет, наверное, – улыбнувшись, пожала плечами Ева. – Зачем притворяться?
– А что такого? – не согласилась Галочка. – Почему бы и не притвориться, между прочим? Ты вообще, если тебе интересно мое мнение, слишком Диньке потакаешь во всем, вот он и…
Галочкино мнение было Еве совершенно неинтересно – наоборот, эти слова болезненно отозвались в ее душе. Наверное, Галочка это почувствовала и тут же перевела разговор на другое.
– А ты так и не закуривала ни разу? Прямо-таки образец для подрастающего поколения! Ну не обижайся, Евочка, не обижайся, я же не со зла. Не куришь – и правильно, цвет лица наподольше сохранится. И как ты только не боишься ничего, не понимаю! – неожиданно воскликнула она.
– Чего это – ничего? – удивилась Ева. – Что цвет лица не сохранится?
– А хотя бы… Да вообще – одиночества не боишься, вот чего! – объяснила Галка. – Вроде умная женщина, припожиленная уже, а живешь как младенец или как все равно с Луны свалилась.
– Но что же делать, Галя? – медленно произнесла Ева. – Все равно ведь ничего не сделаешь…
Конечно, она понимала, о чем говорит ее приятельница. Галочка Фомина выглядела лет над десять моложе своих тридцати пяти: она была та самая маленькая собачка, которая до старости щенок. Вся она была маленькая, и черты лица меленькие, и стриглась всегда «под мальчика», поэтому как-то не помнилось, сколько ей лет. Но годы-то шли, хоть пока и не оставляли заметных следов на лице…
