Бывший лучший друг (СИ) - Макнамара Элена (полная версия книги .TXT) 📗
Новые тренера, новые спортивные увлечения, новый виток в наших отношениях под названием недопонимание. От всей этой новизны слегка подташнивает. Когда наша жизнь успела стать такой… новой?!
А об этой девушке, что висла на его шее, даже думать не хочу. Меня это не трогает. Фанатки толпами бегали за ним и раньше. И похуже вещи вытворяли. А она что? На шее повисела?! Ха.
С горечью смеюсь над всей этой ситуацией и бросаю тоскливый взгляд в сторону парадного входа этого странного клуба. Неожиданно передо мной вырастает Пашка. Я не заметила, как он подошёл.
— Милл, давай поговорим, — лицо угрюмое, взгляд направлен себе под ноги.
— Давай поговорим, — отлепляюсь от машины, встаю напротив него.
— Эта Лика…
— О нет, нет, нет, об этом я говорить не хочу, — беглый взгляд вперёд, за Пашкину спину. Эта фанатка, то есть Лика, вышла через парадный вход и смотрит в нашу сторону. — Давай дома поговорим, — подхожу вплотную, беру его за руку. Не знаю, чем в этот момент руководствуюсь. Просто хочу уехать подальше: от этого места, от Лики (она сделала неуверенный шаг в нашем направлении), от этой глупой ситуации.
— Да, конечно, поехали, — Паша ведёт меня к машине, помогает сесть и через пару секунд возникает на соседнем кресле.
Поворачивает ключ, отъезжает. Его рука сжимает мою руку.
— Прости меня, Милк-Милк, — короткий взгляд на меня, а потом опять на дорогу. Его кадык дёргается. — Я напугал тебя…
Напугал ли он меня?
Да. Нет. Не знаю.
Я и раньше видела Пашку в гневе, но это было за натянутыми канатами, но никогда со мной. Он никогда не повышал на меня голос и уж тем более не стучал кулаками по столу. Но даже не это меня напугало. Я в глубочайшем ужасе от того, как быстро он отряхнулся от того безумия что творил в клетке. Там он был словно дикий зверь — обезумевший, жаждущий крови. А спустя тридцать минут — улыбается и просит нас наслаждаться шоу. Но тут же заводиться с пол-оборота при малейшей попытке поговорить с ним о боксе. Я не понимаю… и не узнаю его.
В салоне авто висит тяжёлая тишина.
— Я не из-за этого ушла, — наконец подаю голос.
— Хорошо, — поворачивается, смотрит изучающим взглядом. Пока светофор сияет красным светом, — что тогда? Тебе было не комфортно? Может, скучно?
Мой красноречивый взгляд говорит больше, чем слова.
Он что, серьезно? Скучно?
— Ладно, прости, — нервный смешок, — я сегодня в ударе нести всякий бред.
Зелёный сигнал светофора. На счастье зелёный коридор, который позволяет достаточно быстро долететь до дома.
Уже в квартире прохожу в нашу спальню. Теперь комната Пашки стала нашей спальней.
— Поделись со мной. Что происходит? — устало присаживаюсь на кровать. — Я о чём-то не знаю?
— Например? — Паша стягивает свой новый костюм и небрежно зашвыривает в шкаф.
— Влад сказал…
— Что он там ещё натрепать успел? — перебивает меня.
— Он сказал, что с боксом что-то не клеится. Что? Почему ты ничего не рассказываешь?
— Не слушай его, — отмахивается парень.
— Да? А кого мне слушать тогда?
Вздыхает. Присаживается на край кровати.
— Послушай, Милк-Милк, я не завязал с боксом. Правда. Я всё ещё в игре. У меня бой через месяц. На нем я постараюсь вернуться в строй. Я обещаю.
Пока он говорит, внимательно разглядываю его лицо. Искренность, может, немного надежды и веры в то, что говорит. Я чувствую это, хочу чувствовать.
— Но бои… всегда будут моей альтернативой, запасным планом, — вся моя надежда сразу гаснет. — Не молчи, Милл. Скажи, что ты думаешь обо всём этом.
Паша чувствует, когда я закрываюсь. Потому что делаю это не впервые. Но я не хочу выводить наши отношения на уровень ругани и битья посуды. Когда-то мы были лучшими друзьями и понимали друг друга без слов. Теперь мы не друзья, мы больше, чем друзья, но при этом утратили всю способность слушать и слышать.
— Ты знаешь, что я думаю, — впервые решаюсь развязать конфликт, — Я против. Категорически, — говорю прямо, и знаю, что мои слова его ранят. Паша хочет что-то сказать, но я его останавливаю. — «Клетка» — это опасно. Там могут тебя сломать, может, даже убить, — моя рука на его груди. Мои губы дрожат, прежде чем говорю то, что должна была сделать давно. — Я против, Паш. Я никогда этого не приму.
Он отшатывается, как от пощечины. Скидывает мою руку, вскакивает с кровати, меряет шагами комнату.
— Ты не понимаешь, что я это делаю из-за нас. Это не мой чёртов выбор, — слова летят, словно пули. Ранят, причиняют боль.
— Нет, Паш. Это твой выбор. Меня ты не спрашивал, — говорю ровным, успокаивающим голосом.
— А, типа с милым рай в шалаше, да? Ну так это ни х*я не так! Мы с тобой никто в этом мегаполисе. Никто! — замирает на середине комнаты, в глазах горит пожар.
— И что? Надо обязательно пустить себя на съедение хищникам! — я тоже завожусь, мои слова звучат как обвинение.
— Не всё так плохо, как кажется, — да он сам не верит в то, что говорит.
Это вызывает язвительную улыбку на моих губах, которую отчего-то не могу контролировать.
— Нет. Всё очень плохо! И ты знаешь это, — в моем голосе издёвка, но я тоже уже на взводе.
Но то, что происходит с Павлом, назвать «на взводе» никак нельзя. Он заводится моментально. Скулы ходят ходуном, кулаки сжаты, вены на руках надуваются, грудная клетка резко поднимается и опускается, пока он рывками втягивает воздух сквозь сжатые зубы. Но это не вызывает страха, скорее злость. Он не слышит меня.
— Я делаю это для тебя! — выплевывает парень. Разворачивается, идёт к двери, и прежде чем выйти его кулак врезается в дверной косяк, а потом ещё раз. Потом в ход идут ноги, колени и снова кулаки. Деревянная материя разлетается в клочья. Дверное полотно дрожит. Впрочем, как и я.
Вот теперь… мне страшно.
Паша
Я ослеп.
Меня ослепила ярость. Ярость и всепоглощающая злость держат меня в стальном капкане и диктуют свои правила: ничего не видеть, ничего не слышать, но, безусловно… чувствовать. А чувствую я страх, который словно волнами исходит от Миллы. И конечно, я чувствую стыд за то, что сейчас делаю.
Бл*дь!
— Бл*дь, — последний пинок приходится по двери. Не могу развернуться и посмотреть ей в глаза. Потому что больше всего на свете боюсь увидеть в них разочарование. Оно окончательно снесёт мне крышу. Мой долбаный переключатель сломался… чёрт, заклинило… — Это бесполезно, — говорю, выпуская последние капли воздуха из лёгких. Разжимаю кулаки, выхожу из комнаты размашистым шагом.
Вдох — выдох.
Да что со мной, черт подери? Какого х*я я творю?
Вдох — выдох.
— Это всё, что у меня сейчас есть, — залетаю обратно в комнату, но не смотрю на девушку. Мои слова пропитаны гневом, который не могу контролировать. — Сейчас я только это могу! Так заработать на хлеб. Это всё, что у меня сейчас есть! Точка.
— Я! У тебя есть я! — Милла уже рядом. Её голос звучит неуверенно. И прежде чем, наконец, взглянуть на неё, закрываю глаза, глубоко вздыхаю и пытаюсь посчитать до десяти, да хоть до пяти. Это один из приемов Фила, но он никогда не действовал. Бл*дь, он и сейчас не действует. — Паш, пожалуйста, — в голосе Миллы мольба, — посмотри на меня.
Разочарование. В её голосе плещется разочарование.
Как кретин стою в центре комнаты и ничего не делаю. Она цепляется за меня, готова поговорить со мной, готовая понять меня. А я, как бездушная статуя, не способная говорить или увидеть очевидное.
Я ослеп?!
Открываю глаза, рывком притягиваю Миллу к себе и только потом тону в синеве её глаз. Её взгляд ясен, и в нём нет страха, который ожидал увидеть. Может, лёгкий испуг, но он исчезает, пока с мольбой вглядываюсь в её лицо.
— Прости, прости, прости, прости, — на каждом вдохе говорю такое бесполезное «прости». Ей не нужны мои «прости», ей нужны перемены.
