Время. Ветер. Вода (СИ) - "Ида" (полные книги .txt) 📗
Беспорядочные картинки хаотично закрутились в голове, и я уже почти совсем провалилась в сон, когда Вика встала. Послышались шаги и глухой звук закрывшейся в парную двери. Очень хотелось сосредоточиться и подумать об этом, но мысли наотрез отказывались собираться. Сожаление, горечь, бессилие, гнев. Засыпая, мне так и не удалось понять, что же именно я чувствую.
Утром нас разбудил Стёпа. Он широко распахнул дверь, и солнечно-туманный свет вместе с холодным потоком бодрящего воздуха ворвался в душную темноту. Вика резко вскочила с соседней лавки, стукнулась спросонья локтем о столик и жалобно заскулила.
— Так, девочки, мальчики, идем доставать ваш транспорт, — голос у него был жизнерадостный, а вид для человека, пившего три дня подряд, на редкость бодрый. Чего нельзя было сказать об Артёме, который, держась за голову, в одних джинсах босиком выполз из парной и, облокотившись о косяк, хриплым голосом простонал:
— Плачу любые деньги за чашку кофе. А лучше целый кофейник.
— Так уж и любые, — Стёпа косо усмехнулся и задумчиво почесал в затылке. — Жена говорит, за то, что вы Вовку вытащили, я вам бесплатно помочь должен, но я вот как думаю: Вы же его просто спасали, по собственной инициативе, так сказать, а у меня это работа, заработок. И сезонный, между прочим, к концу мая уже и спроса до самого октября нет. А в совхозе копейки платят, честное слово. Это вам не Москва. Так ведь?
— Угу, — промычал Артём. — Так почём кофе-то?
— А вот кофе я тебе за так налью, я ж не жадный, — с этими словами Стёпа охотно направился в дом и, пока мы одевались, принес два пластиковых дымящихся стаканчика. Объяснив, что руки-то всего две.
Мы с Викой сделали по глотку из одного стакана и отдали его Артёму, который с блаженным лицом выпил сначала свою порцию, потом нашу и, сказав, что это не кофе, а отстойная дрянь, преобразился на глазах.
Максу повезло значительно больше. В том доме, где он ночевал, ему предложили завтрак, но от запаха и вида еды его мутило, поэтому он отказался и зашел к нам как раз, когда мы уже собирались выдвигаться за Пандорой.
Разговаривал он неохотно, стыдливо и уже только на подходе к полю заговорил с Артёмом о том, что обувь так и не высохла. В Викину сторону не смотрел и как будто даже сторонился. Да и она была не в настроении: надутая, резкая, рассеянная и на вопросы «что случилось?» отвечала, что не выспалась.
Стёпин небольшой жёлтый трактор с лёгкостью вытащил Пандору, и уже через полчаса после выхода из деревни мы с облегчением забрались в машину. Макс тут же включил свою Лану, они с Викой уснули под неё буквально минут за пять.
Погода стояла прекрасная. Вчерашняя хмурая серость сменилась чистым, уже ощутимо пригревающим солнцем, ветер потеплел и смягчился, а наполненный пьянящими запахами первой зелени чуть сладковатый воздух приятно волновал.
Мы ехали к мосту, за которым находился питомник, и откуда вчера приехали.
Когда я была маленькая, думала, что апрель — самый лучший из всех двенадцати месяцев, потому что он молодой, красивый, у него есть подснежники и обручальное колечко «гори-гори ясно». Что он добрый, ласковый и веселый. От его нежных прикосновений распускаются почки на деревьях, а от горячего, полного любви дыхания, тает даже самый прочный лёд.
В городе его трудно было заметить: март внезапно становился маем. Ни тебе бурлящих ручьев, ни капели — дворники добросовестно посыпали солью тротуары и сбивали сосульки с крыш.
Зато теперь, когда мы проезжали вдоль череды полей, покрытых лёгкой изумрудной дымкой первой травы, я увидела, что он существует.
Всё вокруг переполняло необъяснимое ощущение радости и ожидания. Птицы порхали и в небе, и среди деревьев, и на полях. Машин, кроме нашей, не было, и, когда взгляд охватывал убегающее вдаль серо-черное полотно асфальта с белой полосой посередине, сердце было готово вот-вот выскочить из груди и умчаться вслед за этими птичками в чистое бездонное небо.
Если и существовало в жизни счастье, то оно должно было быть где-то очень близко, потому что я чувствовала его настойчивое приближение и не могла ничего с этим поделать.
Вика спала, свернувшись калачиком и положив голову мне на колени, Макс, привалившись к двери, под капюшоном.
Не зная, обижается ли Артём на мои вчерашние слова, я примирительно опустила руку ему на плечо, и он, глядя на меня в зеркало, молча кивнул, как бы спрашивая «что?».
— Просто. Погода отличная, — шепнула ему на ухо, опасаясь кого-нибудь разбудить.
— Меня беспокоит, что так много воды. И чем дальше едем, тем её больше, — чтобы ответить, он чуть запрокинул голову назад, и наши щёки вскользь соприкоснулись.
Я откинулась обратно на сидение.
Вода и в самом деле попадалась довольно большими лужами в низинах полей и сменившего их участка леса. Но какое сейчас это имело значение?
— А меня ничего не беспокоит. Мне очень хорошо, — высунув руку в окно, я подставила распростертую пятерню упругим потокам воздуха. — Никогда так хорошо не было. Не знаю, почему. Точно все прежнее было сном, а теперь должно случиться настоящее. Ты вчера спрашивал про счастье… Неужели у тебя не бывает ничего подобного?
Он улыбнулся в зеркало и пожал плечом.
— Может и бывает. Когда прыгаешь с парашютом, и он раскрывается. А потом смотришь вниз и вообще не чувствуешь, что летишь.
— Страшно с парашютом?
— В первый раз нет, а во-второй — да, — он улыбнулся через зеркало. — Знаешь, мне сегодня сон приснился, что я иду по густому тёмному лесу. Иду, иду и понятия не имею, как из него выбраться. Просто блуждаю среди деревьев, а потом вдруг вижу просвет. Выхожу, и передо мной узкая тёмная речка, а через неё ветхий дощатый мостик с перекошенными перилами. На другом берегу — зеленое поле и дома.
Наступаю на мостик, а доски трещат, и речка выглядит омерзительно: мутная, вонючая, опасная. Тут вдруг вижу под мостом какое-то движение.
Вода расходится кругами, и в ней барахтается нечто очень беспомощное. То ли животное, то ли ребенок. Доски трещат, шатаются, нужно идти быстрее, но я всё равно встаю на колени, опускаю руку в грязную воду и пытаюсь поймать его. Всё тянусь и тянусь, но никак не могу достать. И от этих усилий мост вдруг рушится, а я лечу вниз.
Погружаюсь с головой в воду и тут до меня доходит, что в реке только я, и что спасать больше некого. Опускаюсь глубже, но дна не достаю, потому что его попросту нет.
Долго тонул, пока не проснулся с отвратительным чувством собственной ничтожности и вины.
— Это из-за вчерашнего. Из-за Макса и мальчика того, — я снова положила руку ему на плечо. — Волнительный получился день.
Я хотела ещё что-то сказать про его сон, но он неожиданно продел пальцы сквозь мои и притянул руку к себе на грудь, отчего все слова тут же закончились, и упоительный восторг сменился внутренним смятением.
Какое-то время ехали так молча, пока не добрались до места, где ещё вчера находился мост. Только теперь его не было.
Перед нами прямо поперек асфальтового полотна дороги текла самая настоящая река, а дорога уходила прямо в неё. Слева и справа тоже была вода. Серые бетонные столбы электропередач стояли прямо посреди реки, и их провисающие провода тянулись над ней в обе стороны до самого горизонта.
Пандора притормозила, и Артём стремительно вышел.
Вика тут же села и поёжилась от сквозняка.
Артём подошел к кромке воды и, сунув руки в карманы, огляделся по сторонам. Ветер с такой силой трепал его волосы, что издали казалось, будто на него набросилась стая ворон и пытается забить крыльями.
— Что же теперь делать? — ахнула Вика.
Макс тоже проснулся, развернулся к нам и посмотрел на неё в упор.
— Ты вчера классно танцевала.
Вика кокетливо улыбнулась.
— Не думала, что вспомнишь.
