Соседи по квартире (ЛП) - Лорен Кристина (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗
Буду откровенной и оговорюсь сразу, что наше утро перед первой репетицией Келвина совсем не такое. Во-первых, мы оба проспали. Наша беготня по тесной квартире — почистить зубы, сварить кофе, «Иди первая в душ», «Ох, черт, Холлэнд, можно я воспользуюсь твоей бритвой?» — прерывается телефонным звонком. Это Роберт; телефон Келвина стоит на беззвучном режиме, и мой дядя звонит попросить того появиться в театре на час раньше, чтобы порепетировать до прихода Рамона.
Сопровождаемый клубами пара, из ванной в одном полотенце выходит Келвин. В голову тут же приходит нелепая мысль, что он напоминает мне пластмассовую модель с уроков анатомии, на которые я ходила: четко очерчен каждый мускул.
Продефилировав мимо меня, он говорит:
— Забыл взять с собой одежду.
Минуточку, я что-то собиралась ему сказать… Ах да.
— Звонил Роберт, — говорю я и думаю, не предложить ли ему покрепче держать полотенце на талии, потому что после моих слов Келвин запросто может его уронить. — Он хочет, чтобы ты пришел пораньше.
Келвин бледнеет.
— Насколько пораньше?
Я смотрю на часы, висящие у него за спиной.
— Чтобы ты был там прямо сейчас.
Сорвавшись с места, Келвин хватает одежду и несется в ванную. Мельком заметив его голую задницу, я, кажется, обретаю новую религию. Сама я надеваю первое попавшееся — сегодня все равно всем будет плевать на мой внешний вид (собственно, как и в любой другой день), — наливаю кофе в две кружки-термос и жду у входной двери.
И потом мы бежим в театр.
На улице так холодно, что я на полном серьезе беспокоюсь, не заморозятся ли его мокрые волосы. Судя по всему, Келвин думает так же и, убрав их под вязаную шапку, подается вперед, навстречу порывистому ветру, прижимая к груди футляр с гитарой. Молча мы проходим станцию «50-я улица» — Келвин, в отличие от меня, даже не смотрит в ее сторону, — и я чувствую, как внутри становится радостно и грустно одновременно.
— Что еще сказал Роберт? — морщась от сильного ветра, спрашивает Келвин.
— Что Рамон придет в десять. И до этого времени он хотел пройтись с тобой по нескольким моментам.
Ошеломленный, Келвин резко останавливается.
— Господи. У Рамона это тоже будет первая репетиция.
Едва сказав это вслух, Келвин как будто приходит к тому же выводу, что и я: репетировать с Лизой Рамону смысла нет, если придет Келвин. И сегодня они всерьез начнут работать вместе.
Повернувшись, Келвин продолжает быстро идти в сторону театра, а я бегу за ним, чтобы не отстать.
— Ты потрясающе сыграешь, — уверяю я.
Он кивает и поглубже кутается в шарф.
— Продолжай в том же духе.
— Ты сыграешь просто великолепно.
На губах Келвина появляется еле заметная улыбка.
— Я угощу тебя выпивкой вне зависимости от того, как сложится сегодняшняя репетиция.
— В этом духе тоже продолжай, — смеется Келвин.
***
Келвин явно напуган толпой, собравшейся у сцены перед его репетицией. Во время прослушивания он выглядел куда более расслабленным. Впрочем, терять ему тогда было нечего.
Ободряюще пожав ему плечо, я задерживаюсь у входа в зал и наблюдаю, как Келвин идет по проходу к Роберту. Рамон еще не появился, что хорошо.
Мой муж и дядя пожимают другу другу руки, после чего Роберт притягивает Келвина в объятия. Спасибо небесам за чутье Роберта, сразу же ощутившего нервозность своего нового гитариста, и спасибо небесам, что Келвин не стал сопротивляться.
Рядом со мной появляется Брайан и кивком показывает в сторону сцены.
— Выглядят по-панибратски.
Закатив глаза, я молчу. На Брайане сейчас темно-синяя рубашка с тиграми, змеями и солнцами, — понятное дело, это Гуччи, но все равно нелепо. Не могу выбрать, какие чувства во мне вызывает мысль, что он отдал восемь сотен за поло: глумливую радость или расстройство по поводу своих финансов.
Но в любом случае Брайан тот еще мудак.
— Повезло же ему. Мимо проходила подходящая молодая леди, вечно одинокая и с нерадужными перспективами на будущее.
— Тебе что-то нужно? — сжав руки в кулаки, чтобы не залепить ему пощечину, спрашиваю я.
Предупреждающе приподняв бровь, Брайан отвечает:
— Мы сделаем все возможное, чтобы все узнали о вашей свадьбе. Роберт сказал, нельзя допустить слухи, будто брак фиктивный.
— Спасибо, — не зная, что на это ответить, бормочу я. Брайан явно хочет поучаствовать в этом безумии, собрав факты и сплетни и сделав из них себе новую коллекцию.
Он поворачивается ко мне.
— Должен сказать, даже на том собрании… мне в голову не могло прийти, что ты и вправду это сделаешь.
Мы очень редко стоим так близко и при этом не спорим, а сегодня утром стали заметны изменения в наших взаимоотношениях. Когда я это понимаю, все встает на свои места: Брайан не может отрицать, что я сделала нечто значимое. Поэтому будет снова и снова пинать мою самооценку, указывая на то, что я вышла замуж за незнакомца.
— Ты ведь что-то говорил про нестандартное решение, — напоминаю ему я.
— Да блин, я же пошутил! — отвечает он. — Ну кто на такое решится?
Фыркнув, Брайан уходит в вестибюль. В ответ на его самодовольство мне всегда хочется закричать что-то вроде: «Ты знаешь вообще, как произносится слово «предположительно»? Не «положительно»! Знаешь, что в слове «Вашингтон» после «а» нет буквы «н»? А что у нас есть распечатки твоих сообщений, ты в курсе? И мы знаем, сколько минут ты упиваешься своей властью, прежде чем ответить на смс».
Но я молчу. Осторожно достав из сумки фотокамеру, иду по проходу к сцене, чтобы запечатлеть первый день репетиции Келвина и Рамона.
***
Какое-то время Келвин и Роберт тихо разговаривают склонив головы. Это напоминает мне, как я наблюдала за отцом, когда тот тренировал футбольную команду, и своим старшим братом Томасом, школьным квотербеком — наклонившись друг к другу, они выстраивали стратегию игры на глазах у тысячной толпы. Происходящее на сцене сейчас во многом похоже, разве что еще более масштабное.
От воспоминания о Томасе и папе мне мучительно хочется домой. Долгие годы я стояла на месте, прежде чем обнаружила, что моя жизнь — это движущийся поезд; а хранить такую важную тайну означает уехать еще дальше.
Наконец Келвин достает гитару и настраивает ее движениями, ставшими до странного знакомыми. Мне даже кажется, будто я слышу ароматы кофе и чая — когда утром он настраивал ее, практически раздетый. А потом я практически уверена, что произойдет дальше: размяв шею, Келвин несколько раз сожмет руки в кулаки, готовя пальцы к игре. Мое сердце подскакивает к горлу, а когда Келвин выжидающе смотрит на Роберта, пульс взрывается огнем.
Роберт поднимает руки, дает обратный отсчет, и музыка Келвина льется рекой, растекаясь по проходам зала и накрывая слушателей с головой. Никто не двигается и не произносит ни слова, а насыщенная мелодия вызывает у меня дежавю — будто что-то позабытое снова стало близко, и оно сдавливает горло так сильно, что приходится запрокинуть голову в попытке вдохнуть.
Ноты Келвину не нужны, он играет короткими отрывками. Каждый раз, когда Роберт его останавливает, чтобы исправить, у меня возникает ощущение прерванного удовольствия, или как будто внезапно стало тяжело дышать. А в момент очередной остановки прямо посреди четырехдольного такта стонут, не сговариваясь, все собравшиеся в театре.
Развернувшись, Роберт шутливо просит всех быть потише.
— Позвольте мне руководить процессом.
Кто-то кричит ему в ответ:
— У меня мурашки от его игры.
— Мурашек будет еще больше, если Келвин лучше начнет брать синкопы, — отвернувшись, Роберт дает отсчет, чтобы Келвин начал снова.
Это похоже на танец — дирижер и его музыкант. Движения Роберта плавные, будто льющаяся вода, и Келвин отвечает тем же — играет выверенно и гладко. Спустя час репетиции я вспоминаю, зачем сюда пришла. Подняв камеру и неуклюже поставив ее на свой гипс, я смотрю в видоискатель. И в крохотное окошко вижу, как, аплодируя, на сцену выходит высокий и широко улыбающийся Рамон Мартин, оскароносный любимец бродвейской публики.
