Актриса - Боумен Салли (читать книги полностью без сокращений txt) 📗

У Льюиса перехватило горло. И тут Элен ровным голосом сказала:

— Это не так, Льюис. Я не думаю, стараюсь не думать… А… — Чуть помешкав, она добавила. — Его звали Билли. Он американец. Я знала его много лет. Его нет. Он умер до того, как я встретила тебя.

Признание давалось ей нелегко. Слова падали в разделявшую их тишину, точно камешки в воду. Бросив в тишину последнее слово, она перевела дух, внутренний голос убеждал ее, что теперь-то все станет на свои места. Она сказала Льюису правду, он должен ей поверить, она решилась — и теперь обязательно все станет на свои места.

Но она ошиблась. С потемневшим от гнева лицом он начал трясти ее за плечи.

— Ты-ы, сука, — процедил он сквозь зубы. — Похотливая сука. Когда мы познакомились, тебе было шестнадцать лет. Сколько же их у тебя было? Сколько? Боже ты мой…

И он ударил ее по лицу, наотмашь. Он и раньше, бывало, сердился и плакал, когда они выясняли отношения. Но в этот вечер он позволил себе сделать то, чего никогда не позволял: поднял на нее руку. Они оба были потрясены, и Элен, и сам Льюис.

Жислен Бельмон-Лаон просила встретиться с ней по срочному делу, это она предложила «Пари Риц» jardin interieur [20]. Откуда же ей было знать, какие воспоминания связаны у Эдуарда с этим рестораном; как только он сел за столик, они так живо его обступили, что он почти не вникал в то, что рассказывала Жислен.

Он точно наяву видел, как он подходит вон к тому столику — там сидит Изобел, в платье цвета пармских фиалок, и она поднимает навстречу ему лицо, распахнув изумрудные свои очи, изумленные, потом встревоженные… Пять лет Изобел нет на свете… на миг он услышал ее голос… Чуть наклонив голову, Эдуард потер пальцами висок, пытаясь сосредоточиться на словах Жислен и ощутив вдруг невероятную усталость — он никак не мог избавиться от нервозного напряжения, подавленности. Они не покидали его с тех пор, как он вернулся из Нью-Йорка, совсем не хотелось никого видеть — зачем? Вести бессмысленные разговоры — на что они ему?

Он старался себя пересилить и, подняв голову, рассеянно улыбнулся своей собеседнице. Заметив, что ее бокал пуст, он заказал еще вина.

Жислен была какая-то взвинченная, с чего бы это? Такая способная, энергичная, она никогда не расстраивается по пустякам. Зачем же все-таки она затащила его в этот ресторан? Одета очень продуманно, заметил Эдуард, он всегда умел оценить красивый туалет — на ней сенлорановский черный костюм, строгий, почти по-мужски сдержанно-элегантный. Пока они ждали официанта, он сказал ей, что она замечательно выглядит, — и это было правдой. Сухой мартини, Изобел тоже его любила. Его почему-то раздосадовало, что Жислен выбрала именно этот коктейль.

Эдуарду еще нужно было встретиться с де Бельфором и переговорить с Ричардом Смитом: ему не давал покоя рост стоимости акций отелей Ролфсона. Он вежливо старался не выдать своего нетерпения, но Жислен сразу заметила, как он украдкой все чаще поглядывает на часы. Она закурила и, втянув дым, приступила к главному.

— Я знаю, что вы очень заняты, Эдуард, что у вас расписана каждая минута, но я обязана вам сказать. Мне совсем нелегко это сделать, но я так волнуюсь. Потому что это касается вас, в известной степени. Конечно, мне следовало сказать вам раньше, но я обещала хранить тайну. Которую мне доверили. Поэтому я никак не решалась. — Она помолчала. — Вообще, это касается денег, но дело не только в них. Я получила информацию об одних выгодных акциях и хочу…

— Жислен, увольте. Не в моих правилах давать советы в финансовых делах. Я слишком заинтересованное лицо. И ни для кого не делаю исключения.

Жислен молчала, Эдуарду уже стало это все надоедать, но тут она произнесла:

— «Сеть отелей Ролфсона».

— Что вы сказали?

— «Сеть отелей Ролфсона». — Она наклонилась ближе. — Выслушайте меня. Я так встревожена. Понимаете… извините, что я о личном… у нас с Жан-Жаком финансовые дела ведутся раздельно, и денег у меня не слишком много. Когда мне сказали про эти акции, я решила попытать счастья. Купила некоторое количество. И скоро цена их резко поднялась. Тогда у меня буквально дух захватило, и, вы представляете, в последние два дня их курс почему-то начал катастрофически падать, да вы наверняка знаете об этом. Я, естественно, перепугалась. Ума не приложу, что теперь делать: выжидать, или срочно их продавать по дешевке, или…

— Жислен… — Лицо Эдуарда стало чужим и холодным. — Простите, но я ничего не могу вам сказать. Посоветуйтесь со своим брокером.

— Да советовалась. От него толку мало, сказал только, что больше не следует их скупать. Я, конечно же, послушаюсь, я всегда его слушаюсь. Но я не могу не беспокоиться. Но имеются у меня и другие причины для беспокойства. Я сразу, сразу почувствовала, что мне не следовало их покупать — что-то тут не так… вот тогда и нужно было вам сказать — как только она мне их назвала…

Жислен замолчала. Глаза ее влажно заблестели, Эдуард видел, что она действительно очень огорчена. И есть от чего, с горечью подумал он; теперь курс этих акций долго еще будет падать.

— Что вы хотите сказать, Жислен? — чуть мягче спросил он. — Кто посоветовал вам купить эти акции?

— Мне так стыдно, так неудобно… Ведь она просила не выдавать ее, я обещала. Но поняла потом, что творится что-то неладное, кто-то и ее подвел, она тоже много потеряет, гораздо больше, чем я. Она потратила кучу денег на эти дурацкие акции — для нее это не трагедия, но она действительно потеряет много денег. Я так люблю Луизу, так к ней привязана. Мне больно представить, как она, бедняжка, огорчится…

Последовало долгое молчание. Лицо Эдуарда сделалось каменным; таким разъяренным Жислен еще никогда его не видела, и, хотя сама была огорчена не на шутку своими финансовыми проблемами, ее нервы приятно щекотало чуть ли не торжество.

— Так это моя мать вас надоумила? — он был просто ошарашен. — И когда?

— Не так давно. Примерно неделю назад. А сама она покупала их с февраля, она говорила мне. И получила прибыль в сто тысяч фунтов стерлингов. Эдуард, мне ужасно стыдно. Нет бы сразу вам признаться, но я обещала Луизе держать язык за зубами. Я же видела, даже когда с акциями все было в порядке, видела, как она беззащитна. Она ведь уже немолода, а при ее импульсивности, хорошо вам известной, и при том, что тут замешан мужчина…

Эдуард сразу понял, о ком речь. Все неясные, обрывочные фрагменты, которые он силился разгадать целую неделю, теперь сложились в четкую и совершенно для него неожиданную картину.

— Кто? — спросил он, хотя знал, чье имя сейчас прозвучит, и Жислен, втайне ликуя, назвала это имя.

В ответ на ее признание Эдуард ничего не сказал. Потом чуть наклонился и положил ладонь на ее руку: сердце Жислен радостно забилось.

— Жислен, я очень огорчен случившимся. Ситуация очень серьезная, куда серьезней, чем вы представляете. Я вам очень признателен за то, что вы все-таки сказали. Я же понимаю, какого труда это вам стоило, — отныне я ваш должник. — Он задумался, потом продолжил:

— Я не должен говорить, но скажу. Вы сейчас же позвоните своему брокеру, нужно скорее продать эти акции. И, пожалуйста… — голос его зазвучал сухо и неловко, — вы скажете мне… я возмещу вам все деньги, которые вы потеряете на акциях Ролфсона.

Он отпустил ее руку и поднялся.

— Вы не позволите мне уйти?

Жислен осталась одна. Она все еще ощущала его прикосновение, слышала его голос. Век бы отсюда не уходила, подумалось ей, она была сейчас так счастлива, так покойна. Деньги… да на что ей эти деньги. Вот и Эдуард печется о том, чтобы возместить ей потери, да бог с ними совсем, с этими деньгами. Сколько куда более горьких потерь пережила она в этой жизни, сколько унижения и разочарования, да и осуждения, безоговорочного осуждения… он ей сторицей оплатит все; нужно только не терять головы и действовать очень осторожно.