Спящая красавица - Майкл Джудит (бесплатные серии книг .TXT) 📗
Винс откинулся в своем кресле.
– Десять тысяч долларов удовлетворили бы любого, кто считает, что у него есть будущее в этом бизнесе.
– Но я не любой, Винс, иначе Рей не попросил бы меня помочь вам. И потом он сказал, что я отлично справился. Я постарался также, чтобы никто у Людлова не знал, о чем меня просили. Я вел себя очень умно.
– Тогда, может быть. Но не сейчас.
– Ну, я не знаю. Посмотрим, что бы я получил, если бы захотел выйти из дела и организовать свое, стать девелопером, как ты, а я мог бы сделать это, если бы у меня была пара сотен тысяч долларов. Не так уж и много для такого крупного девелопера, как ты, но я бы начал с малого, где-нибудь в другом месте; я подумывал о Юго-Западе. И считаю, что ты мог бы помочь мне начать. Это было бы вроде вложения средств в мое дело.
– Зачем я стал бы это делать? – спросил Винс.
– Ну, это было бы что-то вроде благотворительного взноса. Думаю, я помог вам выйти из затруднительного положения, когда вы нуждались в этом, хотя то, о чем вы просили меня, было, гм, сомнительного свойства? Короче, это было, действительно, незаконно, так ведь? И совесть меня мучила. Я не хочу, чтобы вы с Реем вляпались в какое-нибудь дерьмо; и если бы я мог удалиться и начать свое собственное дело, то, полагаю, моя совесть примирилась бы со мной и через некоторое время я бы получил отпущение грехов.
Винс не сводил с него глаз, пока взгляд Кэла не скользнул в сторону.
– Когда ты думал двинуться на Юго-Запад?
– Прямо сейчас, – нетерпеливо сказал Кэл. – Через несколько дней. Я действую быстро.
– Я тоже. Надо будет уладить это завтра во второй половине дня. Закрой дверь, когда будешь выходить.
– Но, подожди... ты думаешь, что ты...
– Завтра после обеда. Закрой дверь с той стороны.
Когда он ушел, Винс отправился в кабинет Белуа.
– Кэл хочет двести тысяч за молчание. Ты позаботишься об этом, Рей? Ты лучше справляешься с такими делами, чем я.
– Что ты сказал ему?
– Что мы уладим это завтра во второй половине дня.
– У нас есть сегодняшний вечер. О, подожди-ка. У меня один из этих чертовых ужинов. Как насчет того, чтобы пойти туда вместо меня?
– Отлично, – сразу ответил Винс. В этот же вечер он сидел на месте Белуа за круглым столом в большом бальном зале отеля «Браун Палас» вместе с двумя сотнями гостей, поедающих жареных цыплят и дикорастущий рис, непременное меню всех благотворительных мероприятий того года в Денвере. Каждый сезон они с Белуа посещали множество таких ужинов; было важно, чтобы на них смотрели как на тех, кто поддерживает общество, а также имело значение то, что предоставлялась возможность спокойно побеседовать с представителями финансовых и административных кругов; нередко эти беседы оказывались более плодотворными, чем совещания в залах заседаний и в кабинетах.
Он обвел зал глазами, отметив людей, с которыми не удалось встретиться во время коктейля – с ними следовало поболтать после ужина. Осмотр был на время прерван, когда его глаза встретились с глазами широко улыбающейся рыжеволосой женщины, сидевшей за два стола от него, которая смотрела прямо на него. Она встала из-за стола и подошла к нему.
– Мейси Фарелл, – сказала она, протягивая руку. Винс встал и пожал ее руку. На женщине было черное платье, и по контрасту ее обнаженные плечи и руки казались белыми, как снег, а волосы сияющим ореолом.
– Я помню, – сказал он. И покопался в своей безотказной памяти. – Вы все еще помогаете симфоническому оркестру?
– Нет. Я переключилась на музей.
– Вы заканчивали университет, когда мы встретились...
– Когда мы переспали.
– Я помню и это тоже. – Улыбка Винса была теплой, хотя все, что он мог вспомнить через пять или шесть лет – это, что ожидал от выпускницы колледжа податливости и благодарности, а вместо этого она оказалась опытной и ироничной. – Вы уезжали в Европу на следующей неделе.
– В следующем месяце. У нас было время, чтобы увидеться снова. Вы не позвонили.
Винс неторопливо рассматривал женщину. Лицо ее было слишком длинным, чтобы считаться красивым, нос и подбородок широковаты, лоб низкий. Но привлекала внимание улыбка и беспощадный испытующий взгляд зеленых глаз. Ее язвительные замечания напоминали Винсу об Анне, хотя Мейси была старше и более искушена в житейских делах, имела более осознанные намерения. Теперь он вспоминал все новые подробности о Мейси. Она была единственной дочерью состоятельного нефтепромышленника, чемпионкой по плаванию, лыжницей, играла в теннис и славилась своей любовью к вечеринкам, которые затягивались на всю ночь. Но больше всего он помнил ее улыбку: прекрасную и открытую, такую сияющую, что хотя она не отражалась в глазах, большинство людей думало, будто она очарована их словами. Это была та безличная улыбка, которую Винсу больше всего хотелось стереть. Он хотел, чтобы она улыбалась только ему.
– Вы меня нервировали, – сказал он. – Я не мог сказать, когда вы серьезны, когда нет, а это было ужасно для моего «эго». Мужчины не терпят неопределенности, знаете, они начинают сомневаться во всем, даже в своем собственном имени, если не уверены в женщине.
Мейси засмеялась.
– Так вы забыли свое имя и мое тоже. Вы очень хороший, Винс, я почти верю вам. Именно так я чаще всего и вспоминала о вас: какой вы хороший.
– Я постараюсь, чтобы вы продолжали думать так, – он все еще держал ее руку в своей и теперь поднес ее к губам. – Я не забуду ваше имя снова.
– Или свое, я надеюсь, – она непринужденно высвободила руку и расслабленно стояла, изучая Винса. Его смокинг был прекрасно сшит, запонки были золотыми, белокурые волосы причесаны настолько тщательно, чтобы казаться слегка растрепанными. Он был в точности одного с нею роста, но держался так, что создавалось впечатление, как будто он смотрел сверху вниз.
– В городе только о вас и говорят. Я слышала, некоторые считают, что вы меняете Денвер раз и навсегда.
– Они правы.
– А вы довольны? Наверное чувствуете себя бессмертным, победителем, глядя на все эти «Четем Тауер», «Четем Плейс» и «Четем Центры», возвышающиеся над равниной.
– Конечно. А вам понравилось бы здание Фарелл Тауер? Я его вам построю.
– Мне никогда не хотелось, чтобы здание называлось моим именем. Это желание кажется таким странным. Как будто тебе надо всех убедить в своей значимости и величии. Я часто задаю себе вопрос, не потому ли мужчины так поступают, что беспокоятся о размерах частей своего тела.
Его лицо омрачилось. «Ах, ты сучка этакая, – подумал он, – ты просишься, чтобы тебя отшлепали». Он не удивился, почему она пыталась рассердить его; Винс редко задумывался над мотивами поступков, своих или чужих. Он придал лицу просветленное выражение и хмыкнул.
– Такое я слышу впервые. Надо серьезно поразмыслить над этим. И внимательно рассмотреть себя в зеркало.
В ее глазах отразилось одобрение, она оценила, как быстро мужчина овладел собой.
– А как насчет всех ваших зданий? Вы относитесь к ним, как к детям, которых оставляете после себя?
– Они лучше, чем дети. Но стоит вопрос о том, как их вырастить.
– Должно быть, это гораздо проще, чем иметь дело с людьми. А вы часто их навещаете? Гладите ли вы камень и чувствуете ли себя великим, потому что создаете красоту из камня и извлекаете из него пользу?
– Нет, – Винс был еще сердит, но в то же время возбужден и заведен. И хотел стереть насмешку из ее голоса и искорку превосходства из зеленых глаз; хотел заставить ее гордое тело склониться перед ним.
– Меня не интересуют прикосновения к камням или к другим частям зданий; мне только нужно, чтобы они принимали ту форму, какую я хочу им придать. – Он усмехнулся, как мальчишка, и отметил осторожность в ее глазах в то время, как его лицо становилось юным и невинным.
– Настоящее удовольствие в том, чтобы складывать части в единое целое, как в гигантской головоломке. Камень, раствор, сталь, бригады, выполняющие работу, деньги, которыми все оплачивается, люди, арендующие помещения, когда они готовы... Я подгоняю части так, чтобы никто не подумал, что это можно сделать иначе? Другие могут гладить камни и мрамор, рассуждая о красоте и функционализме; игра состоит в складывании головоломки наилучшим образом. Вы замужем?
