Воспитательные часы (ЛП) - Ней Сара (читаем книги txt) 📗

— Боже мой, Донован, Господи Иисусе!

— Напугал тебя, да? Что ты здесь делаешь?

— Ничего! Господи Иисусе. — Черт, я это уже говорила? — Ты меня до смерти напугал. Ты никогда не стучишь?

Я захлопываю ноутбук с глухим стуком, сердцебиение ускоряется в тревожном темпе.

Он смеется.

— На что ты смотрела? Ты выглядишь странно. — Донован прищуривает глаза. — Твое лицо такое же красное, как и твои чертовы волосы.

— Ничего, Господи, Донован!

— У тебя чертовски виноватый вид. Просто скажи мне, что ты смотришь, и я оставлю тебя в покое.

— Нет, не оставишь.

— Ты права. Так что просто скажи мне. — Его ухоженные брови поднимаются, и любопытный засранец смеется, шевеля пальцами. — Я хочу посмотреть. Научись делиться, Бишоп.

— Нет. — Я обнимаю свой ноутбук. — Мой.

— Скажи мне, что это! — скулит он, входя в комнату, его большое тело заполняет мое личное пространство. Он иногда такой надоедливый.

— Убирайся! — Я говорю, как ребенок, который говорит своему надоедливому брату, чтобы тот убирался из ее комнаты. — Серьезно, я не шучу.

— Ты никогда так себя не ведешь. — Вместо этого он садится на край кровати и кладет подбородок мне на спинку. — Серьезно, ты смотрела порно?

— Серьезно? Нет! — Это было нечто лучшее. Мои трусики такие влажные, что с тем же успехом я могла и смотреть порно.

— Если это не порно, не то, чтобы я осуждаю, то какого черта ты ярко-красная? Скажи мне. — Он поднимает два пальца, как бойскаут. — Никакого осуждения. Я дрочу по крайней мере дважды в день.

Отвратительно.

— Мне не нужно было этого знать.

— Ты можешь сказать мне, прежде чем я повалю тебя на землю?

Повалить меня на землю? Мое красное лицо становится теплее, воображение берет надо мной верх, и я вижу Ретта, борющегося со мной на земле.

Я почти дрожу от восторга.

— Ладно, ты победил. Я рассматривала фотографии Ретта. Он тот парень, который… ну, ты знаешь… — интонация моего голоса передает смысл, и Донован кивает.

— Парень, которому Александра подначила тебя послать сообщение, к которому ты не подкатывала?

— Точно.

— Давайте посмотрим его в действии, давай, давай. — Он нетерпеливо подпрыгивает на кровати. — Ты же знаешь, я не могу устоять перед мужчинами в трико.

Я открываю ноутбук. Ввожу мой пароль ловкими, нетерпеливыми пальцами.

Он заглядывает мне через плечо.

— Ты определенно хочешь написать ему прямо сейчас, не так ли?

— О Боже, конечно. — Я нажимаю на окно браузера. — Так плохо.

— Где он в эти выходные?

— Кажется, он возвращался домой из Пенсильванского университета.

— Штат Пенн? Ву, фантастика.

Донован кладет мой ноутбук к себе на колени, внимательно изучает изображение Ретта на экране. Одну фотография за другой. Щелкает по одной, увеличивает. Изучает его. Щелкает другую, потом еще, и все без единого слова.

— Ну. — Вздыхает мой сосед по комнате. — Он точно не Тэд Стэнвик.

— Тэд? — Возмущенно фыркаю я. — Серьезно, Донован? Какого черта ты о нем вспомнил? Тьфу.

Тэд был парнем, с которым я встречалась в прошлом году в течение четырех долгих, изнурительных месяцев. Такой же великолепный, как и тщеславный. Тэд — стереотипная копия загорелого, высокомерного, привилегированного студента, спортсмена с вращающейся дверью партнеров по постели.

Не знаю, о чем я думала, прыгая на ту карусель; быть его девушкой было эмоционально истощающим.

Секс был роботизированным и рутинным.

Член? Средний.

Свидания? Несуществующие.

Общение? Ещё хуже.

Сравнивать Ретта с Тэдом несправедливо, несмотря на очевидные физические различия.

— Он совсем не похож на Тэда.

Он лучше.

Ретт забавный, обаятельный и освежающе незаинтересованный.

Растерянный. Простоватый. Наивный. Сделайте ваш выбор.

— Что ты собираешься делать?

— Понятия не имею. — Я грызу ноготь большого пальца. — Думаешь, мне стоит написать ему?

Донован кивает, возвращая мне ноутбук.

— Нет, я имею в виду… что ты собираетесь с ним делать?

— Честно говоря, пока не знаю.

— Он тебе нравится?

— Думаю, да. То есть, да. Начинает.

— Как с чувствами и всей фигней?

Я шлепаю его и сталкиваю с кровати.

— Донован!

Он встает и направляется к двери.

— Я оставлю тебя наедине, но в следующий раз тебе лучше сообщить подробности. Никаких игр с ним. Парни ненавидят это дерьмо.

— Ладно, обещаю.

Держа телефон в руке, я просматриваю нашу последнюю цепочку сообщений.

Печатаю сообщение: Эй!..

Ретт

— С кем ты разговаривал? — Спрашивает Гандерсон, бросая свое долговязое тело на сиденье позади меня. Он вторгается в мое личное пространство, опираясь своими узловатыми локтями на мой подголовник, заглядывая поверх сиденья в мое пространство. — У тебя такой мечтательный вид и все такое.

Мы в автобусе на обратном пути из Пенсильвании после одной из самых больших побед Айовы в сезоне: победы над штатом Пенн с самыми высокими показателями.

Я только что закончил разговор с отцом, когда Гандерсон плюхнулся на сиденье, разговор, в котором я сообщил родителям о четырехсотдолларовом счете за блинную.

— Ты разговаривала с Лорел? Ты сегодня с ней встречаешься?

У меня вертится на языке сказать ему, чтобы он не вмешивался в мои дела, но вместо этого я говорю:

— Это был мой отец. — Я вытягиваю шею, чтобы посмотреть ему в глаза. — Мне пришлось объяснять насчет четырехсот долларов с кредитной карточки.

— Упс, мой косяк. — Мой сосед съеживается. — Как все прошло?

— Ужасно.

— Ему плевать, что ты только что побил Пенн? Я имею в виду, это же, бл*дь, штат Пенн.

— Не совсем, когда дело касается денег, которых у него нет. — Я сужаю глаза в щелочки. — Весь разговор был чертовски дерьмовым.

Дерьмово — это еще мягко сказано. Мои родители, в особенности отец, были так чертовски злы, что весь звонок был в основном его гневом. Он разозлился, и это понятно.

— Я все ждал, когда ты позвонишь, — сказал папа вместо приветствия, когда я набрал его после победы.

— Ты уже видел?

— Да, Ретт, — сказал он саркастически. — Я уже видел. Мы проверяем выписку с твоей кредитной карты и твоих братьев несколько раз в неделю. Я уже несколько дней жду, когда ты позвонишь и просветишь меня.

В трубке повисла мертвая тишина, пока я подбирал слова, чтобы объясниться.

— Нас было пятнадцать человек, и мы пошли обедать всей командой…

— Они сунули тебе счет, — перебил он без тени веселья в голосе.

— Да.

Мой старик фыркнул в трубку.

— Этого бы не случилось, если бы…

— Если бы я не перевелся? Да, я знаю. — Потому что мои родители никогда не упускают случая напомнить мне о своем разочаровании тем, что я в Айове.

— Полагаю, этим летом ты будешь работать.

— Мне не придется. Мои соседи по комнате делят мою половину арендной платы, чтобы компенсировать деньги.

— Не в этом дело, Ретт.

— Но, папа…

— А я позвоню твоему тренеру. Это дедовщина полная чушь, ты понимаешь это? Твоя мать вне себя от беспокойства. Что еще они с тобой сделали?

Я плюхнулся на свое место в автобусе, понизив голос.

— Папа…

— Что за операцию они там проводят? — спросил он, повышая голос.

— Папа…

— Не папкай мне, Ретт. Я звоню твоему тренеру. Такого рода дерьмо никогда бы не потерпели в университете Луизианы.

Ничто из того, что скажу, не заставит его передумать, потому что я бросил отличную школу, чтобы стать частью прославленной команды борцов NCAA, чтобы получить больше возможностей, больше внимания и больше стипендиальных денег, и мои родители никогда не позволят мне пережить это.

Я пытаюсь выкинуть из головы весь разговор, стараюсь не обращать внимания на раздраженный, разочарованный голос отца.

Гандерсон смотрит на меня поверх сиденья.