Приручить единорога (Странное предложение) - Джоансен Айрис (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
— Я сделал это ради твоих прекрасных глаз, голубка, — сказал он своим прежним голосом, и лицо его снова закрыла угрюмая сосредоточенность. — В тот вечер, когда ты увидела Сильвию Уотермен в шубе из тигра, ты была похожа на Бемби, у которого только что погибла мать-олениха. Я не мог этого вынести! — Сэнтин бросил на Жанну такой пронзительный взгляд, словно это она была виновата в том, что он поддался слабости. — И ты плакала!
— Ты сделал все это потому, что я плакала? — переспросила Жанна, обводя руками перестроенную ферму.
— Я же сказал, что я не мог этого вынести, — проворчал Сэнтин, воинственно выпятив челюсть. — Я не привык бездействовать, когда мне чего-то хочется, а в тот момент мне больше всего хотелось как-то исправить положение. Я готов был принести тебе на серебряном блюде головы Уотермена и его супруги, но ты отказалась, и я понял, что не сумею утешить тебя, что бы я ни сделал. Поверь, мне нелегко было смириться с мыслью, что я чего-то не могу!
Лицо Сэнтина отразило такое сожаление и одновременно ярость, что Жанна невольно улыбнулась.
— Я не хотела быть неблагодарной, — сказала она, лукаво сверкнув глазами. — Просто месть никогда не казалась мне… достойным занятием.
— Вот, оказывается, в чем дело… — протянул Сэнтин и несильно дернул ее за косу, которой он уже некоторое время забавлялся. — Впрочем, я всегда знал, что мне не удастся так легко одолеть этот твой проклятый идеализм, — жестким голосом добавил он, но изгиб его губ показался Жанне удивительно мягким и нежным. — Если бы ты жила в настоящем мире, ты бы знала, что месть довольно часто приносит реальное удовлетворение.
Лицо Сэнтина неожиданно стало почти смущенным.
— Тебе нравится твое настоящее, Покахонтас? — негромко спросил он.
Жанна почувствовала, как ее горло перехватило внезапной судорогой, а глаза наполнились слезами.
— Мне нравится мое настоящее, Раф, — ответила она нетвердым голосом и попыталась улыбнуться. — И если ты задумал все это для того, чтобы утешить меня, то ты весьма преуспел. Спасибо…
Она повернулась и поцеловала его горячую и сухую кисть, которая лежала у нее на плече.
— Только не надо больше плакать!.. — с напускным раздражением запротестовал Раф.
Жанна удовлетворенно рассмеялась, чувствуя, как душа ее наполняется уже знакомой ей лаской и нежностью.
— Не буду, — уверила она его, и тут же из ее глаза выскользнула и побежала по щеке слеза.
Сэнтин достал из кармана носовой платок и принялся неловко вытирать ей глаза.
— Сто раз говорил себе: женщинам верить нельзя, — мрачно посетовал он и вздохнул. — И вот результат… Ну что мне сделать на этот раз, чтобы ты перестала? — Он через силу улыбнулся. — Придется вложить половину моего состояния в исследования по искусственному разведению тибетских панд. Может быть, это тебя утешит?
— О, Раф! — не то всхлипнула, не то засмеялась Жанна, и слезы обильно заструились по ее щекам.
Сэнтин невнятно выругался и, обняв Жанну за плечи, прижал к себе, а она уткнулась лицом в его рубашку. От Сэнтина приятно пахло цветочным мылом и одеколоном, а сердце стучало в груди сильно и ровно.
— Ну что прикажешь с тобой делать? — пробормотал Сэнтин, нежно покачивая ее. — Почему ты забралась именно в мой сад, а не в чей-нибудь еще? Пока я не встретил тебя, моя жизнь была такой понятной, такой простой… Нет, черт побери! — перебил он самого себя. — Я не хочу об этом думать!
Он немного помолчал, нежно разминая ей шею и плечи.
— Знаешь, — сказал он после паузы. — Я солгал тебе, когда сказал, что у меня никогда не было домашнего животного. У меня была кошка, обычная трущобная кошка, которая жила в картонной коробке в проходе между двумя рядами домов. Никто из множества моих приемных родителей не разрешил бы мне привести ее домой, но я каждый день подкармливал мою киску, а она выбегала мне навстречу, как только я появлялся из-за угла. Потом настал такой день, когда она не вышла мне навстречу, и я никогда больше ее не видел. По этой серо-белой кошечке я тосковал сильнее, чем по своей родной матери, которая бросила меня, когда мне было восемь лет. Она была моя, эта кошка! И у нее, черт побери, не было никакого права так поступать со мной…
Жанна, слушавшая его с напряженным вниманием, слабо пошевелилась в его объятиях. Сэнтин сжимал ее так крепко, что она с трудом могла дышать.
— С тех пор я не испытывал ни любви, ни привязанности ни к одному живому существу, но тут появилась ты… — продолжал Сэнтин. — Никогда прежде я не чувствовал нежности к женщине, и мне ни разу не захотелось ни защитить, ни утешить ни одну из них. Мне просто не приходило в голову, что женщины нужны не только для занятий любовью, но для чего-то большего…
Его голос внезапно изменился, стал незнакомым, прерывистым и странно беззащитным.
— Я боюсь, Жанна, — сказал он. — Боюсь, как никогда еще не боялся. Мне становится жутко при мысли, что когда-нибудь — совсем скоро! — настанет такой день, когда я оглянусь и не увижу тебя рядом. И я не допущу этого.
Жанна, которой было уже почти нечем дышать, попыталась отстраниться от него и приподнять голову, но Сэнтин лишь еще сильнее прижал ее к себе.
— Не надо, — мягко предупредил он. — Мне нравится, как доверчиво ты прижимаешься ко мне, нравится считать тебя слабой и беззащитной. К несчастью, у тебя слишком сильный и независимый характер, чтобы подобная возможность предоставлялась мне достаточно часто.
Но Жанне вовсе не хотелось прерывать этот восхитительный контакт двух тел. Найдя положение поудобнее, она снова прильнула к груди Сэнтина и почувствовала под рубашкой его живое тепло. Из груди ее сам собой вырвался счастливый и довольный вздох.
Несколько минут они простояли словно во сне, крепко обняв друг друга, свободные от всех желаний и взаимных претензий, одаряя друг друга лишь тихой нежностью и теплом своих прижатых к друг другу тел. Жанне было так хорошо и спокойно, что она изо всех сил старалась не думать о словах, которые только что произнес Сэнтин. В них она угадала такую детскую незащищенность, такую удивительную ранимость его натуры, каких она не могла даже подозревать в таком сильном, самодостаточном человеке, каким Сэнтин казался ей все это время. В то же время Жанна хорошо понимала, что эта его неожиданно открывшаяся уязвимость представляет для нее опасность гораздо большую, чем весь его сексуальный опыт и осведомленность в вопросах женской психологии. Каждое произнесенное им слово как будто становилось новым звеном в цепи, приковывавшей ее к Сэнтину.
— Может быть, нам лучше расстаться? — тихо спросила Жанна.
— Слишком поздно, — медленно ответил Сэнтин, и Жанна почувствовала, как он прикоснулся к ее волосам легким скользящим поцелуем. — Остается лишь надеяться, что все это временно, — добавил он глухо. — Может быть, наваждение пройдет, рассеется.
Отстранив ее от себя, Сэнтин впился в лицо Жанны мрачным, серьезным взглядом.
— Остается только надеяться… — повторил он и, бессильно уронив руки вдоль туловища, отступил на шаг. Прежде чем Жанна успела что-то ответить, Сэнтин уже отвернулся к окну.
— Гроза собирается, — неожиданно сказал он незнакомым, чужим голосом. — Ну что ж, если уж быть грозе, так уж самой что ни на есть потрясающей!..
— Может быть, нам лучше вернуться в твой замок? — робко предложила Жанна. За окном действительно стремительно потемнело, а низкий западный горизонт был затянут плотными грозовыми облаками. — Или в такую погоду лететь на вертолете опасно?
— Торопиться незачем, — небрежно отозвался Сэнтин, обнимая ее за талию и слегка подталкивая к входной двери. — Грозовой фронт движется слишком медленно, так что время у нас есть. Может быть, мы даже успеем перекусить, прежде чем пойдет дождь. В полумиле отсюда находится одно очень живописное озеро, которое как нельзя лучше подходит для пикника. Идем скорее…
В окрестностях озера, о котором упоминал Сэнтин, в самом деле было очень красиво. Жанна поняла это почти сразу, когда через полчаса они вышли на отлогий, поросший ровной зеленой травой берег. Озеро было совсем маленьким, но на удивление чистым и прозрачным. Его ничем не замутненная поверхность все еще сверкала словно драгоценная жемчужина, в то время как небо наверху становилось все темнее, а дневной свет, заслоняемый тучами, убывал. В воде отражались высокие сосны и раскидистые дубы, росшие на его западном и северном берегах.
