Математика любви - Дарвин Эмма (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗
– Анна остановилась у Рея Хольмана в Керси-Холл, – вмешалась Эва.
– В самом деле? У нас здесь есть кое-какие остатки архива Фэрхерста.
– Фэрхерста? – переспросила я.
– Это семья, которая когда-то владела Керси. Когда Холл реквизировали в тысяча девятьсот тридцать девятом году, они оставили несколько документов и писем на хранение трастовому фонду, которому теперь принадлежит поместье. По-моему, там жили эвакуированные, так что одному Богу известно, что там творилось. Как бы то ни было, когда поместье разделили на части и продали после войны, нас попросили взять эти документы на хранение. Какая злая ирония – пережить Питерлоо, беспорядки, вызванные «Хлебными законами», смерть близких, две мировые войны, а потом потерпеть крах из-за подоходного налога… – На какое-то мгновение мне показалось, что он говорит о самом себе, а не о семействе, которому когда-то принадлежал огромный дом и которое впоследствии не смогло его содержать. – В архиве, правда, совсем немного документов, но если вас это интересует, я могу как-нибудь показать их.
– Спасибо, – вежливо откликнулась я, пока мы шли к входной двери. В самом деле, это было очень мило с его стороны, и, похоже, он и действительно был готов на эти ненужные хлопоты, тем более что какие-то бумаги меня ничуть не интересовали. Впрочем, он наверняка скоро забудет о них.
– Внизу, возле лестницы, висит портрет одного из владельцев, – заметил Криспин. – Стивена Фэрхерста. Самое начало девятнадцатого века, по-моему. В следующем году мы его уберем, наверное. Пойдем взглянем на него.
Я вернулась, главным образом потому, что, судя по тону, он ожидал этого от меня. Краска была старой и темной, вся в трещинках-паутинках, которые покрывали полотно, словно вуаль. На портрете был изображен мужчина, державший в руках наполовину вскрытый конверт.
От двери меня окликнула Эва:
– Анна? Ты идешь с нами выпить чего-нибудь? Это самое малое, что мы можем для тебя сделать после того, как ты нам помогла.
Так что я виновато улыбнулась портрету и вышла на улицу.
Снаружи стало еще жарче, чем раньше. Духота стояла такая, что казалось, будто бензиновая гарь, как плотное облако, улеглась между домами подобно вонючей грязи в сточном желобе.
Мы поднялись по крутой рыночной площади и вошли в бар. Эва направилась к стойке, а мы с Тео подошли к столику у окна с эркером. Оно было забрано старым зеленоватым стеклом, отчего прохожие выглядели размытыми и дрожащими силуэтами. Мне стало интересно, какими они видят нас.
– Думаю, они видят лишь свое отражение, – раздался голос Тео у меня за спиной. Я услышала треск и шипение спички, когда он закуривал. Он опустился рядом со мной на сиденье у выгнутого окна.
От стойки меня окликнула Эва:
– Анна, что тебе взять?
– Маленькую кружку светлого пива, пожалуйста. Бармен кашлянул.
– А сколько лет юной леди?
Меня никогда не спрашивали об этом раньше. Но я еще никогда не заходила в бар в тенниске, шортах и без макияжа.
Эва и Тео смотрели на меня. Если бы их здесь не было, я бы солгала, не моргнув глазом, но они были рядом.
– Пятнадцать, – ответила я.
– В таком случае я не могу выполнить ваш заказ, мисс, извините, – заявил бармен. – Только безалкогольные напитки.
– Тогда кока-колу, пожалуйста, – попросила я. Я почувствовала, что лицо у меня горит, а футболка прилипла к спине.
Тео понимающе улыбнулся.
– Это ведь нечасто случается, верно? – заметил он.
– Нечасто. Вообще никогда не случалось.
Он по-прежнему не сводил с меня глаз.
– Да, пожалуй. Ты немного напоминаешь мне Эву, какой она была, когда я впервые встретил ее в Сан-Себастьяне. Тот же самый цвет кожи. В тебе, случайно, нет испанской крови?
– Нет, насколько мне известно, – ответила я со смущенным смешком.
Тут Эва принесла напитки – они с Тео взяли по большой кружке светлого пива, а позже велела бармену сделать нам всем бутерброды. Поев, мы вернулись в галерею, и Эва попросила меня отнести посылку на почту – если мне не трудно, ведь я все равно иду по магазинам.
– Конечно, занесу, мне не тяжело, – ответила я. Мне действительно хотелось помочь ей. И еще поблагодарить за то, что они подвезли меня до города. Это было совсем не похоже на то, когда меня отправляла пройтись по магазинам мать, ведь она желала, чтобы ей никто не мешал, когда она уляжется в постель со своим ухажером.
– Ее придется отправить заказной почтой, и еще нужно заполнить таможенную декларацию, – пояснила Эва, протягивая мне деньги. – Это объектив, который надо починить. Скажи на почте, что объявленная стоимость посылки – фунтов пятьдесят, ладно? Почтовое отделение вон там, за церковью.
– Хорошо, – отозвалась я, – сделаю все в лучшем виде. – И только потом изумилась, что она доверяет мне вещь, которая стоит таких больших денег.
Но она лишь молча вручила мне посылку и деньги, я взяла их и зашагала вверх по рыночной площади к почтовому отделению. Городок был не слишком велик, чтобы заблудиться, так что, освободившись, я решила прогуляться. В киоске я купила открытки для Холли и Тани. На отдельной стойке лежали игрушки для малышей, и я вдруг подумала, что неплохо купить что-нибудь Сесилу в подарок, поскольку у него, похоже, вообще не было игрушек или чего-нибудь в этом роде. Я купила ему альбом с рисунками, выполненными невидимой акварельной краской, потому что помнила, что, когда сама была маленькой, он казался мне волшебным. Я завернула альбом в бумагу, чтобы ему пришлось повозиться, прежде чем добраться до альбома. Так всегда делала мать.
Она положила на мой счет сто фунтов в банке строительного кооператива, чтобы мне хватило на первое время, пока она не пришлет мне деньги на дорогу до Испании, но при этом не удосужилась проверить, есть ли здесь отделение, а его, конечно, не было. Мне самой предстояло выяснить, где оно находится. В городке было совсем мало магазинов модной одежды, и я скорее бы умерла, чем отказалась пойти туда, даже по такой жаре. В одном я даже присмотрела себе симпатичный топик, нейлоновый, с индийскими бусами, но, взглянув на себя в зеркало, поняла, что смотрится он на мне плохо, этакой дешевой вещичкой. Это часто бывает с магазинными зеркалами; такое впечатление, будто владельцы и продавцы не хотят, чтобы вы купили у них что-нибудь. Но было слишком жарко, чтобы попытаться подобрать что-нибудь еще, так что я поплелась обратно в галерею.
Эва и Тео стояли на тротуаре и жарко о чем-то спорили, размахивая руками. Криспин торчал в дверях, опершись одной рукой о притолоку. В другой он держал кипу бумаг, наблюдая за ними и время от времени вмешиваясь в перепалку. Они выглядели такими простыми и беспечными – спорящими и смеющимися, а рядом на дороге сонно приткнулась их старая машина. Может быть, все дело в том, что я устала, но я стояла и смотрела на них, и мне казалось, что жара и духота так плотно заполнили разделяющее нас пространство, что мне его никогда не преодолеть.
А потом Эва увидела меня и помахала мне рукой. Я подошла к ним, и вышло так, что идти мне было совсем недалеко.
– Привет, Анна, – сказал Криспин. – Я был в хранилище и нашел те письма, о которых рассказывал вам. Боюсь, что не могу отдать вам оригиналы – им еще предстоит микрофильмирование, – но я сделал для вас фотокопии.
Мелкие черные буковки старомодного почерка бежали по глянцевой белой фотокопировальной бумаге, на которой отпечатались следы сгибов и потертостей Я всмотрелась в текст, но не смогла разобрать ничего, кроме обращения «Моя дорогая мисс…».
– Благодарю вас, – проговорила я.
– Имейте в виду, читать фотокопии зачастую легче, потому что чернила смотрятся ярче, чернее. А получилась изрядная куча документов! Они не дадут вам заскучать, когда Эва и Тео в очередной раз сбегут за границу, – заметил Криспин. – Я просмотрел бумаги. Да, забыл предупредить, все они написаны Стивеном Фэрхерстом. Человеком, портрет которого вы видели.
И тогда я вновь вошла в галерею.
У него были коротко подстриженные каштановые волосы и брови, изгибающиеся в уголках. Одет он был в темный фрак, а на шее повязана одна из тех старомодных штучек, которые мужчины в те времена носили вместо галстука. Он смотрел на меня. На мгновение я задумалась о том, что он видит в моем мире и что я смогла бы разглядеть в его, если бы достаточно пристально всмотрелась в потемневшую от времени краску.
