Зигзаги судьбы. Жизнь продолжается (СИ) - Таирова Таша (книги без регистрации txt, fb2) 📗
Его сменщик махнул рукой и безрадостно произнёс:
— Готовьтесь, она с утра всем своим папашей угрожает. И кто такой этот неизвестный публике Муравин, что она так разоралась?
— Это точно, — подтвердил другой фельдшер, быстро подсчитывая ампулы в укладке. — Настроение у нашей людоедки сегодня — всячески ерепениться, кочевряжиться, своевольничать, фордыбачиться, а также немножечко хорохориться. Чего ржёте? — Он поднял голову и шумно закрыл красный чемоданчик. — Эх, хорошая дeвка из Эллочки вышла… И всё никак не вернётся. Ну, погнали мы, до встрЭчи.
Богдан быстро пересёк коридор и остановился у порога к диспетчерскую. Второй дежурный диспетчер кивком поздоровалась с Шаниным, посмотрела в потолок и устало проговорила в трубку:
— Нeт… Нeт… Мужчинa, «скорая помощь» не использует прeпараты, повышающие потeнцию… Мужчинa, дaже если вы вызовете бригаду к себе на дом, вам никто не даст лeкарства для повышения потeнции, у нас их просто физически нет, понимaeте? Вы обрaтились не по профилю. Я рекомендую вам обратиться в круглосуточную aптеку и купить сaмостоятельно всё, что вaм нужно… Да, самому обрaтиться в аптеку и всё самостоятельно купить… Можете жаловаться… До свидания.
Она положила трубку, потёрла покрасневшие глаза и тихо пробормотала:
— Звездец какой-то, люди совсем уже озверели. Привет, Шанин. Как там наш Матвейка? — Богдан показал ей большой палец и услышал облегчённый выдох. Тут опять раздался голос Подгорной. — Эта орёт с утра, как потерпевшая, всё твою семью вспоминает и грозит всем своим папашей. Что у вас там случилось? А то, блин, как в Вероне — нет повести печальнее…
— Но-но, не надо таких параллелей! Какой из меня Ромео? Глеба не видели?
— Бегал тут, злой как собака, карты писал. Его сегодня на ранение глаза вызывали, а оказалось ранение в потерянную голову. Из гаубицы, — со смехом закончила диспетчер.
— Танька, это ты у меня щаз голову потеряешь. — Назаров вышел из комнаты отдыха темнее тучи, но было заметно, что замечание диспетчера его вовсе не злит.
— Ах, Глеб Олегович, я бы потеряла сейчас голову с радостью, но она у меня намертво прибита жизненным опытом.
Назаров усмехнулся и протянул руку для приветствия:
— Здорово, как Матвей?
— Нормально, уже ходит, ругается понемногу. Не привык наш живчик быть беспомощным. Я с отцом ещё не говорил, но думаю, что недели через полторы можно будет его хоть на одну пару в институт свозить, сессию сдавать всё равно придётся. А что за ранение у тебя было? Зрение спасли?
Глеб закатил глаза и скривил губы, услышав смешок диспетчера:
— Повод для вызова был серьёзный: женщине в глаз воткнулся твёрдый предмет. Включаем сирену, Саня несётся по городу с матами и наилучшими пожеланиями, представляем себе бедную женщину с большим предметом, застрявшим в глазнице, высокой кровопотерей, может, даже мозг повреждён. Дело в том, — Глеб вздохнул и поморщился, — что у нас уже был такой страшный случай. Мама с дочерью уроки делали, мама орала-орала, а потом дочери подзатыльник отвесила, девочка упала лицом на шариковую ручку, что в руках держала, ручка в глаз попала — травма была тяжеленная! А сегодня приезжаем и видим молодую девку, сидящую на ступеньках. Спрашиваем, где находится наш пациент. Она отвечает: «Это я. Позвонила, потому что мне в глаз попала ресница, и я не могу её вытащить». Простите — что? Мы предлагаем умыться и потереть глаз. Нет, она хочет поехать в больницу. Кстати, это уже второй такой вызов, вчера она, оказывается, тоже бригаду вызывала по такому же поводу. Господи, дай людям ума и терпения, каждому по телеге. Пошли, а то голос Эллочки всё ближе и ближе.
Но их побегу не суждено было состояться. Подгорная вылетела в коридор и резко остановилась, со злостью рассматривая спокойного Богдана.
— Это всё твоя мамаша бесноватая! Сначала моему отцу жизнь сломала, а теперь за мужа принялась? Да если бы не папа, хрен бы она ваш распрекрасный институт закончила! Только благодаря папе её к экзаменам допускали. Думала всё время только о мужиках! Даже к отцу моему, бесстыжая, цеплялась, а потом ещё и оговорила его! Да и папаша твой безрукий сколько людей загубил?
Она продолжала что-то орать, брызжа слюной и размахивая руками, а Шанин смотрел на неё и молчал, опасно прищурив глаза. Когда Эллочка в очередной раз замолкла на секунду, чтобы сделать вдох, Богдан усмехнулся и неожиданно для всех собравшихся на подстанции спросил:
— А как ваш отец предал своего учителя, он вам не рассказывал? Кто такой Виктор Степанович Золотарёв — вы знаете? И куда ваш отец прятал письма с войны?
Подгорная часто заморгала густо накрашенными ресницами и переспросила:
— Какой войны?
— А кто такая Голубовская Аня — он вам тоже не рассказывал? Нет? А Голубовская Софья Дмитриевна? Тоже нет? А может быть, вы знаете что-то о дневниках и черновиках профессора Золотарёва, в которых рылся ваш папаша? — Богдан хорошо помнил рассказанную родителями историю, что связывала их семью с Муравиным. Мама, вспомнив ушедших родителей и все гнусности, что, оказывается, пришлось ей пережить в молодости по вине этого чинуши от медицины, молча вышла из комнаты, затем ушёл отец, и Богдан ещё долго слышал его успокаивающий шёпот в родительской комнате.
— Тринадцатая, на вызов!
Голос диспетчера отвлёк всех от скандала, Подгорная мотнула головой и презрительно прошипела:
— Я знать не знаю никаких профессоров, щенок! Это из-за твоей безграмотной мамаши моему отцу не позволили закончить его научный труд!
— А вот об этом не мешало бы прямо спросить у него самого. Моя безграмотная, как вы тут всем прошипели, «мамаша» — кандидат медицинских наук, заведующая отделением в Центре травмы, мой отец — доктор наук и тоже заведует отделением, кстати, уже не один год. На их счету тысячи спасённых жизней, а что за душой у вашего отца и у вас, Эллочка?
— А ты чего это вздумал родительскими регалиями тут щеголять? Сам-то что представляешь из себя?
— Ничего. Надеюсь, пока ничего. Но в отличие от вас, неуважаемая, я этими самыми родительскими регалиями никому не угрожаю и не размахиваю ими на каждом углу. И не они поступили в институт, и не они учатся и успешно сдают экзамены. И не родительские регалии заставили меня пойти работать. И не орущим придатком к пашущим врачам и фельдшерам, а помощником и непосредственным участником всех вызовов на этой подстанции. Знаете, когда я увидел вашу семью у отца в отделении, я пожалел вас. Подумал, что вы несчастная, обделённая любовью и заботой женщина. Но я ошибся. Вы злая, завистливая, тупая баба, которая кроме гадостей ничего людям и дать не может.
Подгорная покраснела, глубоко вдохнула и завизжала на всю подстанцию:
— Щенок! Дебил! Хамло! Сосунок недоразвитый!
— Человек, перешедший в споре на оскорбления, доказывает не свою правоту, а лишь подтверждает наличие статуса моральноограниченного быдла и отсутствие весомых аргументов, — неожиданно раздался голос заведующей. Она стояла чуть в стороне от всего собравшегося коллектива, держа руки в карманах белого халата и с презрением глядя на орущую Эллочку. — Я требую, чтобы вы, Элеонора Станиславовна, написали заявление на увольнение. Думаю, что меня поддержат все сотрудники нашей подстанции. И не надо мне угрожать и перебивать меня тоже не стоит! — она повысила голос, прерывая поток оскорблений.
Богдан с удивлением глянул на эту тихую, спокойную женщину, которую-то и не видно было в суете работы и вызовов. А она, оказывается, тот ещё кремень! А ведь реально — и подстанция работает как часы, никто и никогда не задумывался даже, откуда в аптечном пункте берутся лекарства, вода в огромным кулерах всегда свежая и привозится в срок, у санитаров веники и тряпки в наличии, лампочки горят во всех помещениях. И всё это делается тихо, незаметно, без крика и душевного надрыва, от дежурных требуется только бумаги как следует заполнять и спокойно выполнять свои обязанности.
Подгорная глубоко задышала и тихо прошептала:
