Не бойся, малышка - Тарасова Ирина (книги бесплатно полные версии txt) 📗
Как-то после уроков они с подружкой брели по аллее, сминая опавшую листву. Солнце светило ярко, превращая желтизну листвы в ослепительное золото. День был таким теплым, словно осень хотела оставить о себе приятное воспоминание перед тягучими надоедливыми дождями.
— Тань, ты о чем мечтаешь? — спросила Нинка, не отрывая глаз от своих запыленных туфель.
— Не знаю… Денег хочу много… — ответила Таня и наклонилась, чтобы подобрать причудливо вырезанный кленовый лист. — Деньги — это свобода…
— Денег все хотят. Я о другом… Куда после школы-то?
— Не знаю… Уехать хочется. Обрыдло мне здесь. Мать все время по дому слоняется, курит, как паровоз, телик с Генкой до ночи смотрят, пивом вечно воняет… Последний ее мне совсем не нравится.
— Что, пристает?
— Ты с ума сошла! — возмутилась Таня, но ее сердце сжалось. Недавно, когда она занималась шейпингом, отчим вошел к ней в комнату. Она лежала на полу и делала упражнение для мышц живота: раз — ноги вверх, два — в стороны, три — свести, четыре — на пол. Когда на счет два она развела ноги, в образовавшемся пространстве появилась Генкина ухмыляющаяся физиономия. Он грубо схватил ее за щиколотки и захохотал. Благо мать вовремя подоспела…
— Давай купим по мороженке, — прервала Танины грустные мысли подруга, кивая на лоток, где под тентовым зонтом скучала пенсионерка.
— Лучше дойдем до кафешки, посидим, может, последний теплый день, — ответила Таня, тряхнув головой, словно пытаясь отогнать неприятные воспоминания.
Пройдя квартал, они свернули за угол, где рядом с киоском с надписью «Marlboro» стояли несколько пластиковых столиков. Подбежала официантка, они заказали по порции мороженого, Таня — с орехами, Нинка — с орехами и шоколадом.
— Люблю красивую жизнь, — сказала подруга, жмуря глаза то ли от солнца, то ли от удовольствия.
— Да, красиво, — согласилась Таня, оглядываясь вокруг. Ветки рыжеющей рябины нависали над их головами. — Зима будет холодной, вон ягод сколько.
— Да я не о том… — перебила ее подруга. — Шоколад я люблю и вообще все сладкое.
— Я читала в журнале, что сладкое любят те, кому любви не хватает, — сказала Таня, провожая взглядом вспорхнувшую синицу.
— А тебе хватает? — удивилась Нинка, уставясь в креманку, где плавилось Танино мороженое.
— Нет, конечно, но я привыкла. У матери спрашивала, любит ли она меня. Ответила, что любит, а у самой тухлятина в глазах. Иногда мне кажется, что она вообще какой-то урод.
Таня вздохнула и медленно зачерпнула подтаявшее мороженое.
— Мать твоя с мужиком-то, с Генкой, расписанная?
— Не-а… Пьянка-гулянка знатная была, но белое платье с фатой она не надевала, — съязвила Таня.
Нинка откинулась на сиденье, облизала губы.
— Ну и правильно, раз с ребенком, — сказала она уверенно. — А мужика-то своего она хоть любит?
— Говорю — урод она какой-то, — с раздражением сказала Таня. — Ничего я в них не пойму. Вместе живут, а радости нет.
Она отодвинула креманку с недоеденным мороженым и взглянула на подругу. У Нинки было круглое добродушное лицо с редкими крупными веснушками на носу, по форме напоминающем картошку.
— И моя мать, значит, урод, — вздохнула Нинка. — Я доем? — спросила она, придвигая к себе Танину креманку.
— Как хочешь, — равнодушно сказала Таня.
Нинка быстро доела подтаявшее мороженое, облизала ложку и задумчиво сказала:
— Знаешь, я все о будущем думаю. Ведь последний год учимся, а потом…
— Суп с котом, — усмехнулась Таня.
— Не все ли равно. Ты куда после школы собираешься?
— Надо курсы какие-нибудь закончить, потом работать пойду. Может, поеду в Москву.
— Разгонять тоску. Че тебе тут не сидится? Тоже не деревня.
— Да я б никуда не ездила, только мать надоела.
— Суется везде? Как моя. Знаешь, она до сих пор орет на меня за то, что с тобой дружу.
— А ты?
— Мне пофиг. Поорет — перестанет.
— А моя не орет, только в последнее время все волком смотрит, не пойму почему.
— Ревнует.
— К кому?
— Ко всему. Их-то время прошло, старушки. Твоей сколько?
— Тридцатка с копейкой.
— Бли-и-ин, — округлила свои и без того круглые глаза Нинка. — Молодая вроде. — Моей-то — к полтиннику. Вот бы замуж ее отдать за какого-нибудь старичка с дачкой. А я бы с тобой подалась. В Москву или лучше за границу. Там девушки без комплексов хорошо живут.
— Ты что, в проститутки собралась?.. — Таня от неожиданности даже рот раскрыла.
— Че ты так… сразу-то… — обиженно поджала губы Нинка. — Кино с Гиром смотрела? Вон Джулия Робертс миллионера отхватила. Я, конечно, не Робертс, но ведь и не Вупи Голдберг.
Нинка достала из сумки розовую круглую пудреницу, заглянула в зеркальце, прошлась губкой по носу, щекам.
— Что скажешь? — спросила она, приподняв густую бровь.
Таня оценивающе посмотрела на подругу. Круглое лицо, неровная, с мелкими прыщиками кожа, никогда не знавшие пинцета брови, карие, неаккуратно подведенные черным карандашом круглые глаза, губы «бантиком».
— Рот у тебя подкачал, — усмехнулась Таня.
— Что такое? — Нинка потрогала губы, нервно потянулась к пудренице.
— Шучу. Твой рот красивей будет, чем у Робертс, и волосы ничего. Сами вьются?
— Ага. Только я слишком толстая. Робертс — как щепка, и ноги не меньше метра.
— Ничего, маленькая собачка до старости щенок, — попыталась успокоить подругу Таня.
— Че мне старость. Я умру молодой.
Она произнесла это спокойно, без доли иронии.
— Зачем ты так? Зря такими словами бросаешься. Мне баба Софа говорила: «Воздух колотить — только чертей травить».
— Фигня, — отмахнулась Нинка. — Я взаправду не хочу старушенцией быть. Че в их жизни хорошего? Вот возьми мою мать. На заводе всю жизнь промантулила, после ночной — как полоумная. Ушла на пенсию в сорок пять, думала, на хорошие деньги, а получился — пшик, хватает, только чтоб с голоду не сдохнуть. И че горбатилась, вредность вырабатывала? Сейчас у нее и печенка — ни к черту, и щитовидка. Ходит в какой-то офис полы мыть. Три часа в день — и зарплата больше пенсии. Нет, такой жизни мне на фиг не надо. Я хочу… — Нинка на секунду прикрыла глаза. — Хочу, как Мерилин Монро или вот… — Она подняла на Таню полные мечтательности глаза. — Эвита, которую Мадонна играла. Недавно кино показывали. Все у них было — мужики клевые, бабки; все что хотели — все поимели.
— А счастья-то все равно не было, — возразила Таня.
— Их проблемы, — отмахнулась Нинка. — Мне бы такую жизнь — я была б.
— А если не будет?
— Чего?
— Ну… — Таня замялась. — Красивой жизни.
— Девчонки, еще что-нибудь закажете? — спросила подошедшая к ним официантка.
— А давай по пивку, — предложила Нинка.
— Не хочу, — покачала головой Таня.
— Тогда мне принесите разливного кружку. Какое у вас? — спросила она, глядя на официантку.
— «Клинское».
— Пойдет.
— А тебе? — Официантка взглянула на Таню.
— Ничего не нужно, спасибо.
Официантка неодобрительно черкнула в блокноте и отошла.
— Зря ты… Им тоже выручка нужна, — шепотом сказала Нинка.
— Выручу ее в следующий раз, — отшутилась Таня.
Пока Нинка пила свое пиво, Таня, откинувшись на спинку пластикового кресла, смотрела вверх, наблюдая, как рябиновые листья подрагивают от еле заметного ветерка. Сквозь ветви проглядывала сияющая бирюза осеннего неба.
— Кстати, ты о каких курсах-то толковала? — вывела ее из задумчивости подруга. Таня, словно очнувшись ото сна, непонимающе посмотрела на нее.
— Рисовальные, что ли? — не унималась Нинка.
Таня покачала головой:
— В рисовалку больше не пойду, мать денег не дает. Я на курсы парикмахеров записалась. Надо ж как-то потом зарабатывать. А ты?
— Я — в модели.
— В модели? — удивленно переспросила Таня.
Нинка вызывающе подняла голову и поджала губы.
— А что? Рожей не вышла?
