Обещание страсти - Стил Даниэла (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗
Кизия — дитя выдающихся родителей. Последнее звено в длинной цепи высокого и прекрасного рода. И делом Эдварда теперь стало проследить, чтобы с ребенком ничего не случилось. Опасная кровь Лайэн… Но с ребенком все было в порядке, и Эдвард, подобно всем одиноким людям, не слишком смелый и сильный, не особо красивый, восхищался ею. Его собственная, в меру изысканная семья в Филадельфии была несравнима с теми сказочными людьми, которым он отдал свою душу. Он стал их стражем. Хранителем Святого Грааля — Кизии. Сокровища. Его сокровища. Поэтому он был рад, что ее планы работать в «Таймс» так жалко провалились. Снова все будет хорошо. Хотя бы на время. Она принадлежит ему, ее защитнику, а он — ей, своей повелительнице. Правда, до сих пор Кизия ни разу не приказывала ему, но он боялся, что такой день придет. Она будет вести себя так, как ее родители. Ему доверяли и приказывали, но не любили.
В случае с «Таймс» обошлось без приказаний. Кизия ушла сама. На время она вернулась в школу, потом на лето улетела в Европу, а осенью вдруг все снова изменилось. Она почти путала Эдварда.
Девушка вернулась в Нью-Йорк более оживленная, чем обычно, и еще более женственная. На этот раз она не стала советоваться с Эдвардом, даже не стала ставить его перед фактом и не доказывала, что она уже взрослая. В двадцать два года сама продала квартиру на Парк-авеню, в которой жила вместе с миссис Таунсенд — Тоти — на протяжении благостных тринадцати лет, и сняла две отдельные небольшие квартирки, одну для себя, другую для Тоти, от которой отделалась мягко, но решительно, не обращая внимания на ее слезы и протесты Эдварда. Затем столь же решительно, как с квартирой, наладила дело и с работой. И, надо сказать, весьма ловко.
Она поделилась с Эдвардом новостью за обедом в своей отдельной квартирке, подавая ему отличное «Фюме Пюилль», — видимо, чтобы смягчить удар.
Лишив Эдварда дара речи, Кизия поведала, что нашла литературного агента и за лето опубликовала целых три статьи, послав их из Европы. И, что самое удивительное, они ему очень понравились и запомнились надолго. Заметка о политической жизни, написанная в Италии; статья о кочевом племени, на которое она набрела на Ближнем Востоке, и презабавный пустячок о клубе поло в Париже. Все три материала появились в американских газетах за подписью К.-С. Миллер. А публикация последней статьи потянула за собой целую цепь событий.
Они открыли вторую бутылку вина, и на лице Кизии появилось озорное выражение. Он должен ей кое-что обещать. У Эдварда противно засосало под ложечкой. Значит, есть еще что-то. Ему всегда становилось не по себе, когда взгляд Кизии делался таким. Он сразу напоминал Эдварду ее отца. Взгляд, означавший, что все уже продумано, решение принято и ты ничего не можешь изменить. Что она скажет?
Кизия достала утреннюю газету и развернула ее на одной из страниц во второй тетрадке. Непонятно, что он мог там не заметить, — ведь это была газета, которую он читал каждое утро, и весьма внимательно. Но она указала на колонку светской жизни, которую вел некий Мартин Хэллам, — он и впрямь сегодня ее пропустил.
Колонка действительно была необычной и появилась лишь месяц назад. В ней с большим знанием дела, с легким цинизмом — прямо-таки мастерски журналист описывал то, что творилось в личной жизни тех, кто принадлежал к сливкам общества. Никто понятия не имел, кто же такой этот Мартин Хэллам, и оставалось только ломать голову в поисках вероятного предателя. Однако, кем бы он ни был, писал он без злости, зато был явно осведомлен о том, что людям посторонним известно быть никак не могло. И сейчас Кизия обращала внимание Эдварда на что-то в самой верхней части колонки.
Он внимательно ее прочел, но имя Кизии Сен-Мартин там не упоминалось.
— И что?
— А то, что я хочу познакомить тебя с моим другом Мартином Хэлламом. — Она торжествующе расхохоталась, и Эдвард почувствовал себя довольно глупо. Стараясь подавить смех, Кизия пожала ему руку, — в глазах ее скакшш знакомые аметистовые искры. — Привет, Эдвард. Я Мартин. Как поживаешь?
— Что? Кизия, ты шутишь!
— Вовсе нет. Никто никогда не узнает. Даже редактор не знает, кто это пишет. Все делается через моего литературного агента, а он человек чрезвычайно скрытный. В — течение месяца я должна была давать им материал, чтобы они смогли убедиться, что я знаю то, о чем пишу, а сегодня наконец все решилось. Теперь колонка будет появляться регулярно три раза в неделю. Разве это не божественно?
— Божественно? Это безбожно. Кизия, как ты могла?
— А почему бы и нет? Я не пишу ничего такого, за что на меня можно было бы подать в суд, и я не выдаю секретов, которые могли бы разрушить чью-нибудь жизнь. Я просто… ну, скажем, держу всех в курсе… и развлекаю.
В этом вся Кизия. Достопочтенная Кизия Сен-Мартин… она же К.-С. Миллер и Мартин Хэллам. И сейчас она вернулась домой после еще одного лета, проведенного за границей. С начала ее карьеры прошло семь лет. Она добилась успеха, и обаяние ее от этого еще больше выросло. В глазах Эдварда успех придавал ей блеск загадочности, почти невыносимую притягательность. Кто еще, кроме Кизии, сумел бы так долго продержаться? И написать все это? Только Эдвард и литературный агент были посвящены в тайну, что Кизия Сен-Мартин ведет еще одну жизнь, отличную от той, что так щедро живописалась в «Городе и деревне», а иногда и в колонке «Таймс» под рубрикой «Люди».
Эдвард еще раз взглянул на часы. Теперь можно ей позвонить. Уже одиннадцатый час. Он потянулся к телефону. Этот номер Эдвард всегда набирал сам. После двух звонков Кизия ответила. Голос был хрипловатым, как обычно по утрам, и это нравилось Эдварду больше всего. В нем было нечто очень интимное. Эдвард иногда размышлял о том, что она надевает, отправляясь спать, а потом всегда укорял себя за эти мысли.
— С приездом, Кизия! — Он улыбнулся газетной фотографии, все еще лежащей перед ним на столе.
— Эдвард! — Радость в ее голосе обдала его приятным жаром. — Я так по тебе скучала!
— Вряд ли так уж сильно, противная девчонка, если не послала мне даже открытки. За ланчем в прошлую субботу Тоти сказала мне, что все-таки изредка получала от тебя письма.
— Это совсем другое дело. Она просто с ума сойдет, если я не буду давать ей знать, что жива. — Кизия рассмеялась, и Эдвард услышал звяканье чашки о телефонную трубку. Утренний чай. Без сахара. И много сливок.
— А ты не думаешь, что я тоже могу сойти с ума?
— Нет, конечно. Ты же стоик. Это было бы дурным тоном. Положение обязывает, и так далее, и тому подобное.
— Ладно, ладно. — Ее прямота часто смущала Эдварда. Впрочем, она права. Его всегда беспокоило, что можно, а чего нельзя себе позволить. Из-за этого он никогда не говорил, что любит ее. Из-за этого он так и не признался в любви ее матери.
— Как Марбелья?
— Ужасно. Наверное, я старею. Дом тети Хилари был битком набит восемнадцатилетними детишками. Боже мой, Эдвард, я старше их на целых одиннадцать лет! Почему они не сидят дома с нянюшками? — Слова эти рассмешили его. Она по-прежнему выглядела двадцатилетней. Двадцатилетней — хотя уже многое повидала в жизни. — Слава Богу, я провела там только уик-энд.
— А до этого?
— Разве ты не читал утром мою колонку? Там говорится, что большую часть лета я провела в уединении на юге Франции. — Она опять рассмеялась, и он тоже улыбнулся. Как приятно слышать ее голос…
— Я и правда там была. Наняла яхту, и это было замечательно. Так спокойно. Написала целую кучу всего.
— Я видел статью о трех американцах, которые сидят в турецкой тюрьме. Мрачно, но великолепно. Ты была там?
— Конечно, была. И это действительно очень грустно.
— А где еще ты была? — Он решил сменить тему. Незачем разговаривать о мрачном.
— О, я была на приеме в Риме… на демонстрации моделей в Париже… в Лондоне на встрече с королевой… «Киска, киска, где была?» А была я в Лондоне, чтобы посмотреть…
— Кизия, ты невозможна, но восхитительно невозможна.