Ты — мой грех (СИ) - Гауф Юлия (библиотека книг TXT, FB2) 📗
Тем более, я знаю, что вырвусь. Выгрызу себе самое лучшее, когтями с мясом оторву своё.
Рано или поздно.
Домой я прибежала вспотевшая. Тьфу, будто и не мылась. На мокрые волосы налипла пыль, носилась я по дворам знатно. Как заяц петляла, боясь, что догонит. В наши хоромы вошла с опасением — а ну как Руслан уже здесь?! Но нет, мы не прописаны, и даже не зарегистрированы в этом бараке под снос, хоть в чем-то дурость моего отчима мне помогла.
Здесь меня Руслан Соколовский не достанет.
— Доча, ты уже вернулась, — встретила меня мама.
Уже пьяная, а ведь обычно вечером начинает, а не днем. Я прошла мимо нее и свернула на кухню. Фу! Дым, перегар, на столе газеты, на которых рыба и какая-то гадость, а еще банки со шпротами и водка. А за столом всякий сброд в наколках и невменяемая бабища.
— Чего морду кривишь опять? Давно не получала? — отчим бахнул по столу кулаком, и начал вставать. — Щас ремень достану, сопля!
Я закатила глаза, выпила чашку воды, и пошла в комнату. Отчим — алкаш, причем алкаш идейный, еще и отсидевший пару раз, но меня никогда не бил, боится. Я тоже много чего боялась раньше — что изобьет, что его дружки меня изнасилуют, а потом устала бояться. Решила, что если хоть кто-то полезет — прирежу, возьму грех на душу. И каждый раз именно это отчим и его собутыльники и видят в моих глазах. Я точно это знаю, отчим сам признался, что взгляд у меня бешеный. Потому и бояться я перестала.
В комнате я застала маму, заплетающую косички Диане.
— Люба, смотри. Мама мне пличёску делает, — пролепетала сестренка. — Давай мама и тебе сделает? Будем с одинаковыми ходить. Ну Люб?
— Не плическу, а прическу. Рррррр, — прорычала я, и поцеловала Дианку в лоб.
— Любаш, я могу котлеток нажарить. Хочешь, в комнату принесу тебе? — мама взглянула на меня заискивающе.
Я не могу с ней разговаривать. Она пьяна, и от этого всегда будет больно. От любви до ненависти, от ненависти до любви, и обратно… снова… и обратно — это про меня и маму. Сколько она обещала бросить пить, и я верила, а потом находила её пьяной, и так по бесконечному кругу. Любовь сменилась на ненависть — горючую, острую, заставляющую творить то, из-за чего Руслан Соколовский несколько лет назад выедал мне мозг нотациями. Сейчас эти два чувства сменяют друг друга.
Я не могу любить маму, которая привела в нашу жизнь алкаша и зэка. Я не могу любить спивающуюся маму, много раз позорившую меня перед кем только можно. И из-за Дианки я не могу её любить — она её в эту жизнь привела, но что это за жизнь такая?!
Но и ненавидеть в полную силу не получается. Смотрю, как мама Диане косы плетет, чувствую, как целует нас перед сном, и не могу. Вот и путаюсь в чувствах, и из-за этого говорить с ней не получается, когда пьяная — то ли обзову её по-всякому, то ли расплачусь. А потому — молчу.
— Люб, я рюмашку всего выпила, не злись. Запах есть, а опьянения нет. Ну так что, котлетки-то будешь? Или картошечки нажарю. Давай?
— Нет, спасибо, — выдавила я.
То ли заботится обо мне, то ли подлизывается, то ли на кухню не терпится вернуться, якобы котлеты жарить, а на самом деле присоединиться к гульбищу. В пятнадцать лет я бы так и выкрикнула маме в лицо, она бы расплакалась, и пошла пить. Сейчас… её выбор. За неё я билась как могла, теперь бьюсь за нас с Дианой.
— Идем в душ, принцесса, — я взяла за руку сестренку, повесив на плечо полотенца.
— А косички не намокнут?
— Голову вечером тебе помоем, не намокнут.
— Это хорошо, — вздохнула Диана.
Мы помылись, погуляли, и лишь вечером вернулись домой.
— Мне пора, — я вошла на кухню, где и застала маму — пьяную, но на ногах.
— Работа?
— Да. Мам, не напивайся сегодня сильно, прошу.
— Я не…
— Не напивайся, — с нажимом повторила я. — Чужих много, Диана на тебе. Этим уродам плевать — взрослая девка, или ребенок, ты ведь понимаешь? Завтра я выходная, и ты сможешь что угодно творить, но сегодня, пока весь этот сброд у нас — не пей больше.
— Я не буду, — мама опустила глаза.
Подошла к ней, и поцеловала в опухшую щеку.
Мой главный страх не за себя, я-то смогу себя защитить, а вот малышка… надеюсь, мама сдержит слово, закроется в нашей комнатушке и будет сидеть с Дианой. На работу я её взять не смогу, в ночном клубе шумно и таких же уродов хватает, что и у нас в бараке.
— Мам, ты поняла?
— Я не буду сегодня пить, клянусь тебе. Не будь такой жестокой, Люба, — скривила губы мама, будто собираясь заплакать.
Я торопливо развернулась, схватила сумку и вышла из нашей пятикомнатной коммуналки.
Не быть такой жестокой? Я бы хотела, но приходится. Когда я дома — тревожусь за брата, когда на работе — тревожусь за сестру, ночами снится что отчим прирезал маму в пьяной драке, и как тут не быть жестокой?!
Так, тьфу, хватит! Нужно подобрать нюни, смысла страдать — нет. Вместо этого буду продолжать бить копытом. Прорвусь!
— Привет, — я села в машину к Серёге.
Он тут же потянулся ко мне с поцелуем, от которого я увернулась.
— Фу, воняешь!
— Только покурил, — рассмеялся он.
— Вот и не тяни ко мне губы сейчас. Заводи, поехали уже, смена скоро.
Все же, хорошо что я Серого встретила. Бармен он хороший, меня научил мешать алкоголь, и в клуб устроил. А платят там отлично, только музыка орет так, что потом весь день звон в ушах. По этой причине Дианку я с собой и не таскаю. А еще потому что пьяных гораздо больше, чем у нас дома.
— Ты говорил что есть вариант, как мне деньги достать, — напомнила я.
— А ты меня неласково встретила, любимая. Так что не скажу.
— Серый, блин, не буду я тебя сейчас целовать, у тебя во рту пепельница. Говори уже!
— Тоже мне, девушка, табак ей мешает. Другие сосутся, и ничего, а ты выкаблучиваешься.
— Сереж, хватит. Это не шутки, мне двадцать миллионов нужно найти. Сумма нереальная. Ты сказал, что есть вариант, если не шутка — скажи уже, а если шутка — иди в задницу, — холодно произнесла я.
— Слушай, а почему двадцать миллионов-то? — зачем-то тянет время Серый. — Как они Лёху помогут вытащить? Ты что, хочешь организовать его побег? Наймешь людей подкоп рыть, подкупишь охрану колонии, да?
— Нет. Эти деньги нужны на подкуп прокурора и судьи. Всё схвачено.
— Точно? Не кинут?
Друзья моего брата уверяют, что не кинут. Я в этом не уверена… я не уверена даже в том, что смогу достать эти деньги. Я же не блогер какой-нибудь, мне миллионы не платят за рекламу щеток для задницы, но если есть шанс вытащить брата, я должна это сделать. Обязана.
— Так что с деньгами? — снова спросила я.
— А почему ты так сильно хочешь Лёху вытащить?
— А ты так и будешь вместо ответов задавать вопросы? — раздраженно спросила я.
— А мне любопытно. Пока не ответишь — не скажу тебе ничего. Так что?
— Лёша — мой брат, и это естественно, что я хочу его вытащить из колонии.
— Этого мало, — ухмыльнулся Серый. — Ты прямо повернута на Лёхе, здесь есть что-то еще. Мне нужно ревновать? Может, брат не родной, а какой-нибудь сводный, и типа вообще не брат?
— Брат. Родной. Роднее не бывает.
— И?
— И в тюрьму он из-за меня попал, — призналась я. — Доволен?
— Вау! Так та наркота, с которой Лёху приняли — это твоих рук дело? Барыгой была, Любань?
Я сцепила ладони в замок, и отвернулась к окну. Я не барыгой была, а дурой. Полнейшей идиотиной.
— Люб?
— Лёша работал много, хотел накопить денег и забрать нас с сестрой, чтобы вместе жили. Целыми днями впахивал, а я… ну, я подростком была, кто бы меня куда взял, — горько усмехнулась я. — Вот только мне очень хотелось брату помочь, и поскорее вырваться из всего этого.
— И потому решилась наркоту разносить? Ты закладки делала, или что? Курьером была?
— У нас в школе паренек появился новенький. Это на четырнадцатое февраля случилось. Я сделала много валентинок, сидела на месте вахтерши и продавала их. Пусть и по мелочи, но зарабатывала я всегда. Он подошел, купил, мы разговорились, я и выложила что мне деньги нужны, и побольше. Меня реально совесть мучила, что Лёша по двадцать часов в сутки работает, а я всего лишь школьница. И этот парень предложил подработать. Он же тоже школьник, одет был хорошо, хотя тоже из семейки типа нашей. Взрослому я бы не поверила, заподозрила бы обман, а такому же как я почему не поверить?
