Медведь для Маши (СИ) - Золотницкая Дарья (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .TXT, .FB2) 📗
Меня даже мужики побаиваются, особенно те, кто не знает. А тут миниатюрная девчуля. Она же у меня в руках как маленькая пичужка билась. Крошка по сравнению со мной.
Так до утра в своих мыслях и промаялся, не заснув ни на минуту. А как только рассвело, пошёл проверять свою гостью.
Глава 3
Девушка мирно спала, свернувшись калачиком в своём импровизированном коконе. Бутерброды стояли нетронутыми, а вот чай она выпила. Забрал тарелку с чашкой и пошёл готовить завтрак. Заодно вытащил вещи из стиральной машинки и развесил сушиться. А пока придётся девчонке, всё же, в моей рубашке пощеголять.
На кухне она появляется совершенно бесшумно. Я поворачиваюсь, чтобы тарелки на стол поставить, а она стоит в дверях по шею в простыню замотанная. На голове неизменный платок, который как-то сама отыскала. Как только со мной взглядом встречается, тут же глаза в пол опускает.
— Ну, как дела? — улыбаюсь приветливо. Стараюсь голосу мягкости придать. — Почему не поела вчера? Хотя я понимаю, после того, что произошло с тобой, у всякого аппетит отобьёт. Давай, значит, завтракать. Мне бы имя твоё узнать. А то «эй» — обращение не очень вежливое и приятное.
Девушка молча жмётся на пороге, так и не решаясь на кухню зайти.
— И как нам с тобой диалог выстраивать? — вздыхаю. — А его ведь как-то надо выстраивать. Иначе совсем нехорошо выходит. Ты писать умеешь? — вижу едва уловимый кивок. — Напишешь мне своё имя?
Снова кивок.
Хватаю блокнот и ручку с холодильника и кладу на стол. Девушка нерешительно подходит и выводит большими красивыми буквами — Мария.
— Маша, значит, — хмыкаю. — Как в сказке почти выходит про Машу и Медведя. Только сказочная Маша побойчее была. Садись завтракать, Мария, — в очередной раз улыбаюсь, перекатывая на языке её имя. Оно мне нравится. — Медведь тебе каши сварил.
Как-то так повелось, что я всегда ел на завтрак овсянку. Бабушка приучила. А как она умерла, не стал традиции изменять — привык за двадцать с лишним лет. Бабуля у меня строгая была, но мудрая и сердечная. А вся эта строгость только для порядку держалась. Пришлось ей одной меня воспитывать. Мама рано умерла, мне тогда всего четыре года было. Сердце. Врачи рожать ей запрещали, но не послушала она. А отец при исполнении погиб в перестрелке, когда мне десять стукнуло. С того момента мы и остались с бабулей одни против целого мира.
— А чего ты рубашку мою не надела? — пытаюсь выстроить своеобразный диалог. — Не понравилась? В простыне же неудобно.
Девушка поджимает губы, а потом пишет на листке: «нельзя».
— Нельзя, значит, — прихожу к выводу, что немота Маши вызвана, скорее всего, не вчерашними событиями. Складывается впечатление, что девушка давно перестала разговаривать.
— Твои вещи ещё не высохли. Ты так и будешь в простыне ходить?
Маша кивает. Замечаю, что к еде она так и не притронулась.
— Чего не ешь? Что-то не так? Не нравится? Это на вид каша не очень, а на вкус, поверь, вполне себе вкусная. Правда-правда. Меня бабушка научила её варить.
Маша пишет очередное слово: «молитва».
— А-а-а, вон оно что. Я должен прочесть перед едой? — вспоминаю, в каком укладе росла девушка.
Она кивает.
— Но я не знаю, как правильно.
Маша смотрит в стол, так и не подняв на меня глаз. Ни разу прямо не посмотрела. Она закусывает губу и вздыхает.
— Ладно, — сдаюсь. — Благослови, господи пищу эту. Так нормально?
Девушка снова кивает и приступает к еде. Ну, слава богу! Лёд тронулся. Хоть от голода под моим присмотром не помрёт. Но ест Маша без особого аппетита. В итоге половина каши остаётся в тарелке.
— Неужели невкусно? — спрашиваю, внимательно наблюдая за девушкой. Она такая румяная, такая красивая.
Маша зябко ёжится и мотает головой. Вот, и что это значит? Вздыхаю и убираю тарелку.
— Сегодня к тебе должен врач прийти. Из полиции, — поясняю. — Он попытается поговорить с тобой и попробует понять, как можно помочь.
Девушка обхватывает себя руками и усердно мотает головой. Из-под платка толстая коса выбивается, ложась ей на плечо. Невольно любуюсь. Знаю, что неправильно это, не должен я так на Машу смотреть, но ничего не могу с собой поделать.
— Не хочешь врача? — понимаю, что одна из причин такого категоричного отказа — это нынешний вид девушки. Она просто стесняется. — Хорошо. Я перенесу на пару дней. Договорились? Вещи твои к этому времени точно высохнут, и я возмещу, то что нечаянно порвал.
На лице девушки расцветает такое горестное выражение, что хочется тут же с места сорваться и прижать её к себе, утешая как ребёнка.
— Ты побудешь пару часов одна? — спрашиваю, гася в себе сиюминутный порыв.
Маша кивает.
— Хорошо. Я в магазин схожу. Не думал, что у меня гости будут. Продукты нужно купить, а то у меня типичная холостяцкая берлога с палкой колбасы в холодильнике. Ты пока отдыхай.
Перед тем как уйти, ещё раз инструктирую Машу по поводу воды. Вдруг ей захочется помыться. Она слушает внимательно, но старается от меня как можно дальше держаться. Не доверяет, боится. По глазам вижу. Неужели по-прежнему считает меня отморозком, как те, что её поселение спалили?
Вздыхаю, одеваюсь и выхожу. По дороге в магазин звоню начальству и обрисовываю общую картину, прошу визит психолога на пару дней отложить. Выслушиваю недовольное бурчание с тонной нравоучений.
— Ты хоть не заболел после вчерашнего заплыва? — интересуется начальник после бурной отповеди. Николаич всегда так. Сначала может всех собак спустить, но потом обязательно заботу и участие проявит. Он как строгий отец для всего отдела.
— Нормально. Организм крепкий.
— А девочка?
— Вроде бы тоже пронесло, — отвечаю.
Как позже оказывается, не пронесло. Придя из магазина, замечаю, что Маша какая-то вялая. Пытаюсь узнать, как она себя чувствует, но девушка лишь пишет: «нормально». В еде снова только ковыряется, так толком ничего и не отправив в желудок.
— Машунь, так нельзя, — вздыхаю. — Нужно есть. Я невкусно готовлю? Тебе не нравится или что-то из продуктов нельзя? — бросаю взгляд на овощную запеканку и отбивную.
Маша только головой мотает, снова вводя меня в ступор.
— Может быть сама хочешь что-то приготовить? — интересуюсь.
Она пожимает плечами и утыкается взглядом в стол.
— Давай завтра я попробую тебя научить пользоваться печкой? Договорились? Я же не знаю, чем вы в общине питались. Какие продукты тебе можно есть, а какие нет. Ты мне список напиши, я всё куплю. Хорошо?
Маша кивает и откладывает вилку. А потом уходит в спальню и отказывается от чая. А утром я её в ужасном состоянии нахожу. Девушку колотит так, что она на кровати подпрыгивает. Пытаюсь заставить её измерить температуру, но она ни в какую. Насильно, как с раздеванием здесь не получится. И прикоснуться она к себе не даёт, чтобы хоть на ощупь определить степень грядущей катастрофы.
Маша воспитывалась в общине, где современную медицину не жаловали, считая таблетки и прочее происками дьявола. Все болезни лечились народными методами, а если они не помогали, и человек умирал, говорили, что на то, есть воля божья.
Прибегать к методам современной медицины в родной деревне Марии считалось большим грехом. Именно из-за своеобразных взглядов на жизнь эти люди селились глубоко в лесах, вдали от цивилизации, чтобы никто не мог нарушить их уклада.
С десятой попытки понимаю, что уговорить Машу даже на элементарные процедуры не получится. А делать что-то надо и срочно, потому как ситуация начинает усугубляться. Через час моего бурчания и нудных уговоров девушка просто перестаёт на меня реагировать. Лежит с закрытыми глазами и дёргается только тогда, когда я к ней прикасаюсь. Но этого касания достаточно, чтобы определить, что Маша близка к кондиции закипающего чайника. Она очень горячая, и это не на шутку пугает. Я начинаю паниковать, хотя совершенно к этому не склонен.
