Комон, стьюпид! или Африканское сафари для дуры - Доманчук Наталия Анатольевна (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
Я вздохнула.
Еще через час объявили посадку на наш самолет.
Аэропорт был полон народа, но вылет разрешили почему-то только нашему рейсу.
— Так я и думал, — с грустью сказал Альберт, — эта авиакомпания сразу не внушила мне доверия. Одно название чего стоит!
— А какое название у авиалиний? — поинтересовалась Анька.
— «One time airlines».
— И как это переводится? — спросила я.
— Полет один раз, или один полет.
— Как же можно было так назвать? — возмущалась Анька.
— А как можно лететь в такую погоду? — спросил у нее Альберт.
— Так, давайте скажем, что мы лететь не хотим! — Я начала нервничать.
— Угу, иди скажи им, — засмеялся Альберт. — Ладно, девочки, не будем торопить события. Не надо паниковать. Мы еще не взлетели и даже не сели в самолет.
_____
Через двадцать минут мы уже сидели в самолете. Все четверо в одном ряду в центре салона. С одного края сидел Гена, рядом с ним Альберт, потом Анька, и с другого края я.
Еще через минут десять к нам обратился пилот. Он что-то говорил, Гена в это время закатывал глаза, а Альберт хихикал.
— Ну переведите же, — захныкала Анька.
— Он сказал, что за бортом сейчас такая погода, какой не было восемнадцать лет и вообще-то лететь не стоило бы, но мы попробуем. Если не получится, то… — тут Альберт замолчал, а Гена опять посмотрел в потолок.
— То что? — Анька схватилась за меня.
— Если не получится, то не получится, — закончил Альберт.
— Короче, хана нам, девочки и мальчики, — изрек Геннадий и молитвенно сложил руки.
Я посмотрела на Аньку: она чуть не плакала.
Самолет начал взлетать.
Его трясло так, как будто мы не летели, а ехали на телеге по кочанам капусты.
«Господи, я знаю, что я дура, но ты ведь не позволишь мне умереть такой глупой смертью? Ну зачем тогда ты меня создал? И тридцать с хвостиком лет разрешил прожить на этом свете? Неужели для того, чтобы я умерла в этом самолетике? А как же тогда мое предназначение в жизни? Каждая женщина обязана выйти замуж, родить несколько детей… я же ничего этого еще не сделала. Только не говори, что в этом виновата я. Как будто я не хотела или не хочу! Ты не забывай, Господи, что я твое дитя, и все, что ты мне дал при рождении, то я сейчас и имею…»
Мой разговор с Богом прервала Анька:
— Я знаю, что надо делать.
— Прыгать я не буду, — сразу сообщила я.
— Да кто тебе позволит прыгать! Нам надо договориться. С Богом.
— Я пытаюсь, а ты меня отвлекаешь, — шикнула я на Аньку.
— Ты пытаешься договориться или просто просишь его?
— Это не одно и то же? — спросила я.
— Нет, конечно. Просить, конечно, хорошо, но вот даст ли он тебе, что ты просишь, — это вопрос.
— Что ты предлагаешь?
— С ним надо договориться.
— Как? Ты когда-нибудь это делала?
— Да. Уже два раза.
— И получалось?
— Ну… одно обещание я не сдержала, поэтому и не получила того, чего хотела. А со вторым все нормально, — объяснила Анька.
— Не поняла. Ничегошеньки не поняла.
Тут самолет тряхнуло так, что мы с Анькой стукнулись головами.
— Слушай внимательно. Значит, говоришь так: «Боженька, да я дура…» — начала учить меня Анька.
— Я это только что ему сказала!
— Слушай дальше. Что для тебя является смыслом в жизни?
Я задумалась.
— Подумай, вот, например, мне очень нравится секс. И я ему обещала: «Боженька, если мы не упадем и этот самолет не разобьется, я обещаю тебе целый месяц ни с кем не заниматься сексом, даже если у меня будет такая возможность, даже если меня будут на коленях умолять».
— А, я поняла, я тоже тогда это пообещаю.
— Нет. Ты не понимаешь! Ты должна пообещать такое…
— Почему я не могу пообещать, что откажусь от секса? — возмутилась я.
— Потому что он тебе пока не светит. То есть ты совсем не напряжешься, если пообещаешь и выполнишь. Понимаешь или нет?
— Нет. Я, например, собиралась по приезде пойти в тот ночной клуб, где мы были в первый день, и опять встретиться с тем негром. А вот теперь пообещаю и не поеду.
— Да нет же! Хорошо, я скажу тебе. Ты должна пообещать год не есть торты, булочки, белый хлеб и… халву.
— Ты с ума сошла!
— Значит, мы упадем, — констатировала Анька, и в этот момент самолет опять начало трясти.
— Ты не имеешь права решать за меня, что мне обещать Всевышнему, — шепотом сказала я Аньке.
— Мы упадем. И все из-за того, что кто-то не может воздержаться от торта.
— А почему на год? Значит, ты отказываешься от секса на месяц, а я от тортов, булочек, белого хлеба и халвы — на целый год? Где справедливость?
— Нет справедливости. Хорошо, обещай хотя бы на полгода.
— На месяц. Хорошо?
— На три, — сказала Анька и показала на пальцах цифру «три».
И я начала молиться:
«Господи, да, я дура, но я обещаю тебе, что если мы не разобьемся и не упадем сегодня, а благополучно прилетим на этом самолете в Йоханнесбург, то я три месяца не буду есть белый хлеб, булочки, торты и халву. И даже пообещаю тебе не заниматься сексом целый месяц. Только ты еще, если тебе не трудно, сделай так, чтоб Сергей на мне женился…»
Анька как чувствовала, что я кроме благополучного приземления прошу еще что-то, и опять прервала мою молитву:
— Только не вздумай просить, чтоб Сергей на тебе женился!
— Не указывай, что мне просить! — прикрикнула я на нее.
— Ладно, ладно, не злись! — ответила подруга и взяла за руку Альберта.
Самолет начал медленно снижать высоту.
— Что, уже прилетели? — спросила Анька у Альберта.
— Нет. Нам еще два часа лететь.
Через два часа самолет благополучно приземлился в аэропорту Йоханнесбурга.
Пассажиры поаплодировали пилоту в знак восхищения, мы с Анькой поцеловали друг друга, обнялись, как будто не виделись целую вечность, а потом разрыдались, как последние дуры.
Альберт доставил нас домой на машине, и, когда мы вошли, я глубоко вздохнула и сказала Аньке:
— Я не знаю, как буду жить без тортов!
— А ты обещала не есть мороженое? — спросила она.
— Нет.
— Вот и будешь себе лопать пломбир в шоколаде.
— Я не люблю мороженое.
— Полюбишь. Когда захочешь сладкого, и мороженое подойдет. Ты как вообще себя чувствуешь? Что ты решила с Геной?
— Ничего не хочу о нем слышать. Ни-ког-да! Ты поняла?
— Лор, это не так легко, как тебе кажется. Он влюблен в тебя. По уши. И ты сама это знаешь.
— Значит, пришло время стать роковой женщиной!
— Он правда тебе совершенно не нравится? Нисколечко? — спросила Анька.
— Совершенно. Я даже скажу больше: я его ненавижу!!!
— Да за что? Что он тебе такого сделал?
— За что? За то, что он родился на свет. Таким… — тут я попыталась подобрать слово, чтобы уточнить, каким он родился на свет, но только махала рукой, поднимала вверх брови и смотрела на Аньку.
— Ну? Каким?
— НИ-КА-КИМ, — нашла я наконец-то нужное слово.
— Это старо. Придумай что-нибудь новое, — предложила Анька.
— Новое — это хорошо забытое старое, — решила я соригинальничать.
— Ах вот ты как! Ты уже цитатами кидаться в меня начала? Тогда я тебе скажу так: ты останешься с носом. Да, со своим длинным прыщавым носом.
Я скосила глаза, чтоб увидеть свой нос, потом быстро подбежала к зеркалу, чтоб убедиться, что нос не такой и длинный и уж точно не прыщавый.
Глядя в зеркало, я обнаружила, что нос действительно длинноват, но вот прыщей не наблюдалось.
— Что за ерунда? Какие прыщи? Где ты их увидела?
— Даже если их сейчас и нет, то они будут. Они появляются у всех, кто вредничает.
— Я не вредничаю. Я не люблю Геннадия. Я даже не представляю себя в его постели.
— А с негром ты себя представляешь? Неужели черная мартышка лучше Гены?
— Во-первых, негр, или, как ты его назвала, черная мартышка, не рассказывал мне о своей маме и о том, что он очень умный…