Все люди – хорошие - Волчок Ирина (полная версия книги .TXT) 📗
А мальчишка заступился, да еще как! И не нахамил вроде, и на место поставил. И вот теперь она сидит и шушукается с Егором. А не с ним. Нет, ничего у него с ней не выйдет. И на день рождения к ней, как собирался, он не пойдет. Хоть и высчитал все, и придумал, как ее удивить и порадовать. Цветов пришлет, как это сейчас модно. Миллион алых роз. Или не роз. Пришлет – и забудет. Выкинет из головы.
Николай еще раз посмотрел на Егора. На свою Наталью Аркадьевну. Оба были такие юные, такие красивые…
Ромео и Джульетта.
И понял, что ничего он из головы не выкинет. Просто не сможет.
Глава 12
Наташка мыла посуду после обеда. Посуды было всего ничего, Владимир был еще на работе, Андрюшка в школе, а у них с Людмилой образовались грандиозные планы по расчистке гардеробной. Собственно, образовались-то они еще перед походом в боулинг. И если она, Наташка, не побрезгует, то все, что Людмиле мало, она сможет забрать себе. Кстати, и швейная машинка с множеством полезных функций в доме имеется. Наташка была, конечно, смущена, но и рада. Да какая нормальная женщина не обрадуется возможности поковыряться в тряпках? Это же как бесплатный шопинг. Правда, этого слова она не понимала.
Заиграла музыка. Внезапно, казалось, из ниоткуда. Она оглянулась. Вроде все привычные звуки в доме она уже наизусть знала, но мелодия продолжала звучать. Откуда-то сверху крикнула Людмила:
– Наташ, это телефон твой сотовый орет, возьми трубку!
Ой, и правда телефон. Она им ни разу самостоятельно не пользовалась, поэтому не сообразила. Вспомнить бы теперь, где его искать. Аппарат нашелся в кармане ее куртки – ну да, она же его в боулинг брала два дня назад. На экране красовалась фотография улыбающегося Егора и его имя. Наташка нажала зелененькую кнопочку и сказала:
– Привет.
– И тебе привет. Тебе от кого?
Наташка сообразила, что он шутит, и ответила:
– От тебя вполне устроит.
– Слушай, у тебя выходные когда?
Про выходные Наташка не только у хозяев не спрашивала, но и сама никогда не задумывалась. Какие выходные? Чем она таким тяжелым занята, чтобы у нее еще выходные какие-то были? И вообще: разве могут быть выходные… от семьи? Вот именно, от семьи. А Егор тем временем продолжал:
– У нас около университета кафешка неплохая есть, я тебя приглашаю.
– Егор, давай я у Людмилы Александровны спрошу, а потом тебе позвоню, ладно?
На том и порешили. Это Наташка ему так легко сказала: спрошу, перезвоню. А как спросить, они же гардеробную перебрать решили, там одному, без напарника, три дня возиться. А как она в город добираться будет? Расписания автобусов она не знает, да и денег у нее почти совсем нет. И что они в кафе делать будут? В кафе едят и пьют. На это тоже деньги нужны, которых у нее нет. И дома все равно вкуснее…
Нет, не будет она ничего у Людмилы спрашивать.
Но Людмила сама спросила, кто звонил, и пришлось объяснять, что звонил Егор, приглашал в кафе, но какое может быть кафе, если вот работать надо, да и до города далековато.
Людмила вдруг непонятно почему переполошилась: зарплата, сберкнижка, бедная девочка пашет уже почти месяц, и никаких выходных, никаких развлечений, это же ужас что такое!
Через час из такси вышла довольно высокая, стройная, коротко стриженная блондинка с очень выразительными глазами. Наташка не до конца поняла, что за сумасшедший вихрь подхватил ее, всунул в абсолютно неприличное, выше колен, черное платье, да еще и с вырезом на спине, накрасил ресницы, быстро положил в карман деньги – много, она не успела спросить, сколько и когда отдавать, и отправил к «Командору». Видимо, это же природное явление, которому невозможно сопротивляться, уже потом скоординировало Егора во времени и пространстве, потому что он ее уже ждал. Но пошли они не в «Командор», да ну его, помпезность одна, а просто по улице. Правда, совсем недалеко, центр ведь, кафе на закусочной и рестораном погоняет.
«Театральное» оказалось маленьким, уютным и полутемным. Егор галантно помог Наташке снять куртку, а вот шарф она ни в какую отдавать не хотела: спина-то голая, почти до самых лопаток.
Как только они расположились за столиком, Егор спросил, почему она работает домработницей, а не учится. Она, смущаясь, ответила, что возможности такой нет. И никогда не было. У нее только свидетельство об окончании девяти классов, да и то она это самое свидетельство ни разу не видела. Потом пришлось объяснять, что ничего она не врет, просто так вышло. Ей вдруг захотелось рассказать ему, пусть без подробностей, свою историю. Он был сильный, открытый, если бы характеристику Егору давал дядя Коля, он сказал бы – настоящий. Она опустила голову и начала, запинаясь, рассказывать.
Как ее сильно, до больницы, избили одноклассницы, но самое страшное началось потом. Ей не давали прохода даже взрослые: ну, что, меченая, получила за свое… Дальше было слово, которое она говорить не будет, но все в деревне были уверены, что она развратница, только слова опять были другие, и, наверное, единственное, которое можно вслух сказать, это «шалашовка». Это была настоящая травля, а защитить ее было совсем некому: мать молча согласилась с большинством, Алеша был в армии, а те, кто еще совсем недавно просил списать контрольную или домашнюю работу, могли просто вырвать нужный листок из ее тетради. Наверное, если бы она хотя бы пыталась дать сдачи, огрызнуться, – от нее со временем отстали бы. Но еще слишком болели не до конца зажившие ребра, ныла ключица…
И остался страх. Даже не страх боли, а страх беспомощности…
Она решила уехать. Куда глаза глядят. От всей этой несправедливости…
Наташка говорила очень спокойно, без эмоций, без конца размешивая в креманке растаявшее мороженое, глаз от стола не поднимала и не могла видеть две вещи. То, что Егор кипит от бешенства, готов хоть сейчас ехать в Малую Ивань, чтобы устроить там геноцид. В одиночку. Для некоторых вещей компания не требуется.
И то, что через два столика от них сидят три девушки, одна из которых, продавщица из Маратиковой палатки, вот уже двадцать минут думает: бывшая их уборщица сидит с потрясающе красивым парнем или нет? Совсем не похожа, но что-то есть. Как голову держит, как ноги под стулом скрестила…
Вот если бы она была уверена, она бы прямо сейчас номерочек набрала бы, ох, набрала бы! Маратик за такую информацию ее старшей смены сделать может, а это и деньги другие, и права кое-какие.
Но Наташка смотрела на растаявшее мороженое и ничего вокруг не замечала. Говорить было трудно, а она ведь решила рассказать все.
…Мать, конечно, ни в какую. Хозяйство кому тянуть? Школа теперь ей заказана, это понятно. А в городе что, на панель идти? Так с такой рожей и там никому не нужна будешь! И не думай, прокляну. Прокляну, ты меня знаешь.
И прокляла.
В городе Наташка пошла по первому объявлению «сдается комната». Хозяин сказал, что раз денег у нее нет, то придется работать у него в магазине, уборщицей. А ближе к ночи выяснилось, что у нее еще кое-какие обязанности, денег же нет. И денег не было, и идти было некуда…
Все, что она помнит, – это как изо всех сил старалась не заплакать.
Наташка подняла взгляд на Егора. Наверное, он презирает ее? Вот сейчас встанет и уйдет.
Вся красота Егора куда-то делась. У него странно блестели глаза, неприятно дергался рот. Оправдывая ее надежды, он резко встал, но пошел не к выходу, а к стойке. Там опрокинул в себя полстакана чего-то коричневого, вздрогнул, постоял с закрытыми глазами и вернулся к столику.
– Выходи за меня замуж.
Он сказал это так, как будто поднимал в последнюю, безнадежную атаку полк. Теперь Наташка смотрела только в его глаза. Они молчали. Обоим показалось, что целую вечность.
– Это жалость, Егор? Не надо, у меня все хорошо, – сказала Наташка, подхватила свою куртку и быстро вышла из кафе.
В такси ее телефон зазвонил. Она сквозь слезы посмотрела на экранчик: Егор – и сбросила вызов. Потом еще и еще. Уже возле самого дома она прочла эсэмэску: «Я идиот, не так надо было, простишь?» Наташка набрала две буквы: да. Телефон тут же стал трезвонить снова. Путаясь, ошибаясь, начиная снова, она с трудом набрала: «Егор, нам некоторое время лучше не общаться лично. Если хочешь, давай переписываться. Извини, мне пора».
