На диете - Сассман Сьюзен (читать книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Следующие пятнадцать минут я пребывала в глубокой задумчивости, механически подчищая пальцем миску из-под орехов, допивая виски и глядя в книгу, перевернутую вверх ногами. А что, если Фрэнклин не морочит мне голову? Что, если по безделью и глупости я зря возвожу на него напраслину? Бедный Фрэнклин. Бедный милый Фрэнклин. Перегрузки на работе, перегрузки с выборами, домой возвращается усталый, а я поджидаю его со своими истериками. Нет, я определенно в долгу и перед ним, и перед детьми, а также перед Господом Богом и Американским Народом – и обязана очиститься от своих грехов.
Исполнившись решимости, я ринулась на чердак, да так поспешно, что запуталась в длинном подоле и упала. В колено вонзилась толстая заноза. Чертыхаясь тоскливым шепотом, я выковыряла ее. Знак, непременно сказала бы Сара-Джейн. Понятное дело, знак. Вот только что он означает? Иди дальше, Барбара? Вернись в постельку, Барбара?
Теплая кровь текла по ноге, пропитывая ткань. Я все же добралась до чердака, выудила конверты из-под мешков и оторвала от первого попавшегося отчета полоску с адресом агентства. На обратном пути обработала несчастное колено, наливающееся багрово-черным отеком, после чего забралась под одеяло. Оторванную бумажку последним усилием воли засунула под стопку книг по диетологии и мгновение спустя провалилась в сон с таким блаженным чувством безопасности, словно под подушкой у меня лежал заряженный пистолет.
Колеса неустанно перестукивали по рельсам. Оказывается, я давно забыла этот особенный, сдержанно-радостный мотив железной дороги. Я сидела у окна, бережно придерживая на коленях кейс, и наслаждалась мерным покачиванием вагона. Потеки грязи на стекле превращали пейзаж в истертую черно-белую кинопленку, где кадры пригородной жизни плавно сменялись картинами мегаполиса. Обшарпанный, размалеванный поезд был “Шаттлом”, несшим меня на встречу с той, прежней, Барбарой.
В последний раз я ехала на электричке по окружной... дай бог памяти, лет десять тому назад. Больше, все тринадцать! Позорные воспоминания о том дне изгладились из памяти, лишь изредка всплывали нежданно-негаданно, как хрупкий утренний кошмар, обдавая волной стыда. Что за снобом я была тогда! Как покровительственно смотрела на робких “селянок”, прозябавших в скучном благополучии пригородного мирка. “Как бы там ни было, Рикки – городская жительница, – разглагольствовала горожанка Барбара. – Ей целых три года. Самое время познакомиться с общественным транспортом”. Подготовительную работу с дочерью я начала за неделю до путешествия, по сто раз на дню расписывая ей прелести поездки в пригородном поезде. И вот пробил великий час. С утра пораньше я втиснула в бедного ребенка лошадиную порцию еды, чтобы ее не укачивало.
С дочерью и огромной торбой всевозможных лакомств и игр я двинулась на станцию. Семьи первых переселенцев осваивали Дикий Запад с куда более скромным скарбом. Мы торжественно загрузились в поезд и проехали три остановки, после чего у Рикки началась неудержимая рвота. Плакала моя подготовка. Несчастный ребенок перепугался до смерти и долго еще вскрикивал во сне. Тринадцать лет минуло, а вспомнилось все так отчетливо, будто произошло вчера.
Железнодорожную насыпь с обеих сторон тесно обступили дома – начинался мой любимый отрезок пути. В раме окна мелькали зарисовки из чужой жизни. В дороге мы с Сарой-Джейн всякий раз зачарованно ловили эти ускользающие впечатления и сочиняли бесконечный сериал под названием “Моя электричка”. Сара-Джейн без устали плодила сюжеты о знойных страстях – грубые самцы и ледяные порочные стервы. Мне достались старики и младенцы. И те и другие выходили невинными страдальцами, игрушками жестокого мира.
Я издергалась, собираясь в дорогу сегодня утром. С чего бы вдруг? В город мы выбирались не так уж и редко, не пропускали ни одной оперной, балетной, театральной премьеры. Я регулярно моталась в деловой центр на машине – понятно, не в часы пик, – чтобы доставить домой мужа, изнуренного трудом и тренажерами.
Мы частенько наведывались в свой закрытый клуб, поужинать при свечах в элегантном кабинете. Порой отправлялись с друзьями в ресторан. Без нас не обходилась ни одна благотворительная затея – а в течение светского сезона они сменяли друг друга с неотвратимостью дня и ночи. Концерт и фуршет в пользу Центра по борьбе с мышечной дистрофией (дамы в вечерних туалетах, мужчины в смокингах)... Торжественный ужин и лотерея по сбору средств на лечение подросткового диабета... Устраивали все это дамы вроде нас с Сарой-Джейн – большие выдумщицы, когда нужен повод блеснуть в новом туалете от-кутюр.
Впрочем, сейчас нам не до светской жизни. О, конечно, лишь временно – до выборов Фрэнклина, до того, как я верну себе человеческий облик и опять начну помещаться в платья. Приглашения по-прежнему приходили кипами, и я все возвращала с вежливыми извинениями и чеками на круглые суммы.
Фрэнклин уже за голову хватается от моей щедрости. Все твердит про изменения в налоговом кодексе – вроде бы теперь пожертвования не избавляют от уплаты налогов. Черт его разберет, я не вникала. Глупо, честное слово. Ведь мои нынешние филантропические траты составляют едва ли не половину былых расходов на вечерние туалеты для благотворительных раутов.
Денежные споры вспыхивают все чаще. Фрэнклин совсем себя загонял – стал нервным, раздражительным. Во мне зашевелилось подозрение, что пожертвования на избирательную кампанию не оправдывают его надежд, но стоило заикнуться об этом, как он тут же затыкал мне рот злобным воплем “Все прекрасно, дорогая!”. А теперь и вовсе переправил семейную финансовую документацию в свой неприступный штаб.
Выбираясь из вагона, я отплевывала жирную железнодорожную пыль. Без глотка диетической пепси не обойтись – нужно же как-то прочистить горло. Лотки попадались на каждом шагу. Уже сгребая сдачу, я потребовала еще и “Милки-вэй”: после долгой тряски в электричке силы были на исходе, решительно необходимо подкрепить слабую плоть. И потом, пока дошагаю до редакции, лишняя горстка калорий попросту выгорит.
День выдался головокружительно весенний. Я расслабленно брела по улице, счастливо жмурясь на солнце, смакуя тягучую карамельную начинку и поигрывая кейсом. В нем лежали пять статей, запросто уместившихся в большом бумажном конверте. Но как отрадно было извлечь кейс с антресолей, смахнуть пыль, натереть кремом плотную бордовую кожу. Отец торжественно преподнес мне эту взрослую, солидную вещь на восемнадцатилетие – как раз тогда я объявила, что желаю заняться журналистикой. Единственный подарок, что он выбрал для меня сам, – все прочие покупала и подсовывала ему под руку бабушка.
На подходе к редакции случайный порыв ветра принес запах жаркого. Ну конечно, забегаловка “У Билли”. Чизбургеры и запеченный кольцами лук. Излюбленное папино блюдо, конкурировать с которым могли разве что хот-доги – он без числа поглощал их за работой. А сюда мы вместе заскакивали на ланч, я жевала сэндвич, таскала у него с тарелки картошку фри, курила и жадно впитывала его треп с приятелями-репортерами.
Они болтали о регби и бейсболе, о рок-н-ролле, ночных барах и местном самоуправлении – о чем угодно, кроме работы. Безобидные споры, анекдоты, взрывы хохота покачивались над столом, как шапка пены в пивной кружке. Журналистика, составлявшая самую суть их жизни, оставалась единственной темой, которой они никогда не касались. Только молокососы распространяются о своей работе, а настоящим репортерам нет нужды говорить о ней. Они и без того узнают друг друга за милю – как без слов угадывают себе подобных копы, мошенники, алкоголики...
До назначенного срока еще полчаса, как раз хватит на сентиментальный диетический сэндвич. Но тут ветер вновь сменил направление. Облако мясных ароматов развеялось под грубым натиском дизельного выхлопа. Решено, поем после встречи.
Приземистое здание редакции “Глоб” выглядело карликом, затесавшимся между мощными призматическими телами “Сан тайме” и “Трибьюн”. Число посетителей также казалось ничтожным в сравнении с людским роем у подножий обоих гигантов. Но только все вместе, втроем, здания этих крупнейших городских газет смотрелись часовыми, оберегающими подступы к сердцу Чикаго. Под их прикрытием город жадно протягивал через реку цепкие пальцы мостов, словно царапавших окружную дорогу.
