Там, где ты (ЛП) - Трамбл Дж. Х. (читать книги онлайн txt) 📗

Он протягивает мне лист бумаги. Беру его в руки, но не осмеливаюсь читать — мне страшно.

— Кстати, — говорит мистер Редмон, когда я открываю дверь, — список по курсам для администраторов ещё не пришёл, но я уверен, что в нём есть ваше имя.

— Отлично, — я широко улыбаюсь и закрываю за собой дверь.

Войдя в туалет для преподавателей, запираюсь в кабинке и сажусь на крышку унитаза. Трясущимися руками достаю мобильный телефон и удаляю все сообщения из папок «Входящие» и «Отправленные». Открываю фотоальбом, бросаю ещё один, последний взгляд на лицо Роберта на фотографии и удаляю её тоже.

Во время обеда я быстро выхожу вместе с учениками из классной комнаты и закрываю дверь на ключ. Джен удивлена моему появлению в комнате отдыха. Она вместе с другими учителями математики сидит за круглым столом и указывает мне на соседнее свободное место. Я сажусь рядом.

— Знаешь, — говорю я ей с широкой, но фальшивой улыбкой, — возможно, у меня получиться пойти с тобой на тот концерт.

Открываю стоящий на полу кулер и достаю оттуда сэндвич, пачку чипсов и напиток, осторожно прикрываю наполовину крышку.

Её брови взлетают вверх:

— Ну, вот и отлично.

Я заставляю себя жевать, глотать и смеяться во всех нужных местах, и когда Джен кладёт ладонь мне на колено, я не сопротивляюсь.

Стараюсь не думать об ученике, который стоит сейчас возле закрытой двери моей классной комнаты, и теряется в догадках, что же случилось.

На уроке матанализа чувствую на себе взгляд Роберта. Разбирая на доске задачу за задачей, я с трудом соображаю. В этот раз я не разрешаю ученикам, как обычно, рано приступить к домашнему заданию. И после звонка подзываю к своему столу Стейси Вудворд, чтобы отдать рекомендательное письмо, которое она просила меня написать для своей летней подработки. Несколько минут мы болтаем о её работе и планах её коллег.

Роберт задерживается и, когда Стейси выдаёт «Спасибо!» и направляется к двери, подходит к моему столу. Я делаю вид, что занят, перекладываю бумаги, лежащие в полном порядке, собираю разбросанные по столу карандаши и ручки и запихиваю их обратно в подставку.

— Мы вроде собирались пообедать вместе, — говорит Роберт.

— О, Роберт, привет! Прости. Мне нужно было на встречу. Надеюсь, ты успел перекусить в кафетерии?

По выражению его лица вижу, что он раздумывает, верить мне или нет. В конце концов, кажется, он решает мне не верить. Роберт морщиться и задаёт вопрос:

— Вы на меня сердитесь?

— Сержусь? Конечно, нет, — стараюсь, чтобы мой голос звучал бодро, и хлопаю его по плечу. В дверь один за другим входят ученики, у которых я веду следующий седьмой урок. — Тебе лучше идти, а то опоздаешь на урок.

Мы смотрим друг другу в глаза ещё пару секунд, а потом я отвожу взгляд. Он уходит, а я остаюсь стоять за столом с ощущением, что я только что плюнул ему в лицо.

Когда звенит звонок с седьмого урока, я не жду окончания рабочего дня. Закрываю класс и иду на парковку.

Роберт

Я спешу по убранным на скорую руку коридорам на свой седьмой урок. Ничего не понимаю. Я подумал, что его срочно вызвали, что что-то случилось с Кики.

Я беспокоился весь пятый урок. Зайдя перед шестым уроком в его класс, я ожидал увидеть там другого учителя, но Эндрю был на месте, как всегда. Как всегда, он поздоровался со всем. Как всегда, после разминки он сделал перекличку. Как всегда, он объяснял нам тему и разбирал на доске задачи.

Он не смотрел на меня. Ни разу. И я не знаю, почему.

И когда я остался после урока и спросил его, может, он злится на меня, он вёл себя, как и любой другой учитель: фальшивое одобрение, отчуждённость, плохо замаскированная под сердечность.

«Обед был его идеей», — напомнил я себе сердито, опускаясь на стул в классе экономики.

— Мистер Уэстфолл, — слышу тихий оклик мисс Флауерс, не успев даже вытянуть ручку из пружин блокнота. Она вручает мне белый пропуск с моим именем и галочкой в маленьком квадратике возле слова «Консультант». — С тобой хотела бы встретиться мисс Линкольн.

Я кладу блокнот на стол и встаю.

— Она просит тебя захватить с собой вещи, — добавляет она.

***

Мисс Линкольн встречает меня с сочувствующей улыбкой и приглашает меня присесть на стул перед её столом. Сама она садиться на стул рядом:

— Как ты? Держишься?

— Я в порядке, — отвечаю.

— Несколько минут назад я говорила с твоей мамой.

— Мой отец...?

— Нет. Но думаю, что тебе лучше пойти домой.

У меня ненадолго замирает сердце:

— У меня ещё один урок.

— Роберт... — качает она головой, но ничего не говорит.

Встречаюсь с ней взглядом и мне становится интересно, что она обо мне думает. Закидываю свой рюкзак на плечо, но не встаю.

Она вздыхает:

— Я знаю, что сейчас тебе и твоей маме очень тяжело. Сейчас ты должен быть со своей семьей. Школа может подождать.

Я киваю. Понятно, что она ждёт именно этого.

— Может, перед уходом ты хочешь поговорить?

Я отрицательно качаю головой, и она легонько хлопает меня по колену.

— Помни, что моя дверь для тебя всегда открыта. Ты можешь говорить со мной обо всём. Я всегда готова помочь.

На какую-то минуту мне становится интересно, чтобы она сказала, если бы узнала, как сильно и отчаянно я хочу закончить эту главу своей жизни и начать новую? Поняла бы она? Или она отправила бы меня на психиатрическую консультацию с просьбой проверить, не психопат ли я, неспособный формировать привязанности или сопереживать своему умирающему отцу?

Она берёт у меня пропуск, что-то на нём царапает, а потом вручает мне обратно:

— Отметься и иди домой.

Я встаю и, когда понимаю, что сейчас мне придётся увидеть смерть вблизи, мои ноги подгибаются. Мисс Линкольн хочет как лучше. Но я точно знаю, что Эндрю никогда бы не отослал меня. По крайней мере, я так думал несколько часов назад.

Я не понимаю.

Он не отвечает.

Я всегда считал, что смерть приходит двумя способами: быстро, заливая всё кровью, или медленно и мягко. В нашем доме она проявляется совсем по-другому.

Глаза отца всё ещё открыты и всё также пусты, но теперь из его ноздрей выдуваются огромные, время от времени громко лопающиеся пенные пузыри. Вокруг постели топчутся мои тёти. Тётя Уитни осторожно стирает пену с его лица.

В течение следующих семи часов пена высыхает и дыхание отца становится настолько поверхностным и прерывистым, что иногда тяжело понять, дышит ли он вообще. Около полуночи отец затихает. Тётя Оливия прикладывает к его груди круглый диск стетоскопа.

Тётя Уитни, скукожившись рядом, шепчет ему на ухо слова, которые он не может сказать самостоятельно. И хотя её голос очень тихий и мягкий, я слышу её молитву:

— Я вверяю свою душу в твои руки, Господи. Святая дева Мария, матерь Божья, молись за меня. Защити меня от врагов и прими меня в час моей смерти.

— Он умер, — произносит тётя Оливия тихо. Она шмыгает носом, осторожно закрывает отцу глаза, потом прижимается к его груди щекой и начинает рыдать. Я вижу, что глаза мамы наполняются слезами. Она тихо, как вечный аутсайдер, сидит на краю кровати, и я удивлён, что глаза у меня тоже увлажняются.

Когда тётя Уитни и тётя Оливия откидывают с отца простынь омыть его в последний раз перед приходом людей из похоронного бюро, я выхожу из комнаты. Даже сейчас, когда он умер, мне всё ещё стыдно: за него, за себя, за мою маму.

Когда на подъездную дорожку заезжает катафалк, я чувствую облегчение. Мы напряжённо ждём в гостиной, пока обслуживающий персонал выполнит свою работу. Они появляются через несколько минут, говорят с нами уважительно мягким и тихим голосом, а потом укатывают истощённое, завёрнутое в чёрный виниловый мешок тело отца к катафалку. Сейчас час ночи, но вокруг стоят несколько соседей. Один из служащих закрывает задние двери катафалка, и тётя Оливия тянется ко мне. Я уклоняюсь от её прикосновения и достаю из кармана ключи.