Чужая женщина (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" (книги онлайн .txt) 📗
Они вышли все вчетвером: он, его жена и двое детей. Дочку держал на руках и прижимал к себе хрупкое тельце в светлом пальтишке, а она размахивала ручками, ловила капли дождя. Я перевела затуманенный взгляд на его жену, и внутри все оборвалось с такой силой, что я громко застонала, втянув судорожно воздух. Как когда-то после нашей первой ночи, когда увидела, как он целует ее живот. Только сейчас намного больнее. Сейчас я изрезана на части и понимаю, что после этого уже не воскреснуть. Я не смогу смириться и забыть. Это уже невозможно. Перед глазами вдруг возникла совсем другая картина — это я с ним там, а у него на руках наш сын. Он размахивает шариком и кричит "папа", а я улыбаюсь Олегу и плачу от счастья.
Слезы размазали картинку и смешали обе в кровавый калейдоскоп несбывшихся желаний. Они уехали, а я… я еще какое-то время сидела там, задыхаясь от слез и от понимания, что и здесь меня вышвырнули куда-то за дверь, как все ту же собачонку, позволяющую себя пинать, лишь бы пару раз погладили и чем-то покормили.
Я куда-то поехала, не знаю куда. Куда глаза глядят. Наматывала круги по городу, стараясь справиться с агонией внутри, стараясь своими силами заглушить боль, но она не стихала. На глаза попалась вывеска магазина, я припарковала машину, и сама не поняла, как купила несколько бутылок водки. Никогда раньше не пила, а тут… наверное, я сломалась. Без возможности восстановления. Боль оглушила настолько, что мне нужно было ее хотя бы немного унять… ооо… как же я ошибалась. Не верьте, если вам скажут, что станет легче. Не станет. Будет только хуже. Боль вырвется наружу и начнет разрушать не только вас изнутри, но и всю вашу жизнь. Вы с нее сбросите цепи и дадите ей право превращать вас из человека в больное жалкое животное, которое каждый захочет пнуть или пристрелить из жалости, но не более того. Но я не думала об этом, мне хотелось заветного "легче", но не стало, меня захлестнуло еще больше отчаянием и истерикой. Захотелось увидеть сына. Безумно захотелось. Еще сильнее, чем вчера. Я приехала к сестре по инерции, поднялась на лифте, чуть пошатываясь, и вдавила кнопку звонка. Мне послышалось, как к двери подошли. Потом отошли от нее. Я настойчиво давила и давила на кнопку звонка, пока Лера не распахнула дверь, кутаясь в халат.
— Что случилось, Зоря?
— Привет, — попыталась улыбнуться, но вышло криво, — а я… я к Чертику пришла.
— Чертик спит, ты его чуть не разбудила.
Она придерживает дверь и войти не приглашает, а моя боль смелая стала, борзая. Она больше не хотела сидеть во мне. Ее рвало наружу из меня. Крушить и ломать тех, кто ее причиняет.
— Ну я бы подождала, пока проснется. Впустишь?
— Нет.
Отрезала Лера, и ее взгляд стал металлическим.
— Подожди выйдем.
— Я зайду и пого…
Она вдруг оглянулась назад, и в ее глазах появился испуг.
— Не зайдешь. Я не одна. Пошли вниз.
Она стянула с вешалки за дверью плащ, накинула сверху на халат и потащила меня к лифту.
— Что с тобой, Лера?
— Ты пьяная, ты вообще не в адеквате. Ребенку не надо вот это все видеть.
— Что это?
— Вот эту твою пьяную любовь, Зоря. Что-то ее вдруг стало слишком много.
Ударила в самое сердце, пока не сильно, а боль сжалась и запульсировала.
— Он ведь мой сын.
— Ни хрена. Он МОЙ сын. Ясно тебе? Мой. Я не спала ночами, я вставала к нему, когда он болел. Я его любила двадцать четыре часа в сутки. А ты его бросила, чтобы выйти замуж за своего олигарха, чтоб в золоте купаться и танцевать. Ты порхать хотела. Вот и порхай.
Я задохнулась, и моя боль обмоталась удавкой мне вокруг горла.
— Тыыы. Как ты можешь так? Ты ведь знаешь… я ради отца. Меня заставили.
— Я бы Чертенка не бросила, даже если б настал апокалипсис, а ты смогла, значит, он не нужен тебе был. Уходи, Зоря. Не ходи к нам, пока не успокоишься.
— Ты меня гонишь?
Не верю, что слышу это от нее.
— Да. Пора нам поговорить с тобой. То, что нас родили одни родители, не значит, что я тебе чем-то обязана, ясно? Не значит, что ты придешь ко мне в дом, когда вздумается, и попытаешься забрать моего ребенка.
Я вздрагивала от каждого ее слова, словно от ударов в солнечное сплетение.
— Моего ребенка, — эхом повторила и сама себя почти не услышала.
— И деньги мне твои не нужны больше. Можешь не переводить мне. Я и так справляюсь. Не приближайся к Тимке. Ясно? Не мать ты ему. И мне сестрой быть перестанешь, если продолжишь давить на нас.
Каждое ее слово ударом в грудь такой силы, что я две ладони прижала и вдохнуть не могу, и выдохнуть. А она в подъезд зашла и перед моим носом дверь захлопнула.
И отсюда вышвырнули. Стало вдруг так холодно. Я пошла к машине за руль сесть уже не решилась. Села на лавку вместе с бутылкой, отпила водки с самого горлышка. Боль не стихала, становилась все яростней и страшнее. Я набрала маму. Она ответила таким же металлическим голосом, как и у Леры.
— Мам… можно я к вам приеду?
— Что такое? С Денисом поругалась?
— Нет… просто к вам захотелось. Денис в отъезде.
— У тебя свой дом есть. Ночевать дома надо. Вдруг муж вернется, а тебя нет. Потом будешь бегать и жаловаться, что тебя поколотили.
— Не буду. Зачем вам жаловаться, если вы сами меня этому монстру отдали чтоб жить хорошо и дачу себе отгрохать, как у царей.
— Ты не в себе?
— Нет. Я сейчас как раз в себе. Вы… вы меня продали ему. Вы мне жизнь разрушили.
— Неблагодарная дрянь. Я твою жизнь из осколков собрала и конфетку сделала из нее. Ты молиться на меня должна.
— А под оберткой конфетки гниль кровавая. Ты сына у меня отняла, душу, тело. Ты не мать… ты такое же чудовище. Мне страшно называть тебя матерью.
— Ты что пьяная, Зорь?
— Чудовищаааа. Вокруг меня одни чудовищааа.
— Ты не дома? Где Денис?
— Не знаююю. Если бы он сдох, мне было бы плевать, где это произойдет и где разложится его тело. Я вас всех ненавижу.
Трубку забрал отец.
— Ты где? Я приеду заберу.
А теперь они приедут заберут. Конечно. Ведь Денис может разозлиться. Я выключила сотовый и откинулась на спинку лавки, подставляя лицо каплям дождя.
— Ты допивать будешь?
Отрицательно качнула головой и протянула бутылку женщине в черном платке. Она взяла из моих рук бутылку, я думала, выпьет, но женщина вылила содержимое, а бутылку в пакет положила.
— Ты бы шла домой. Нечего сидеть тут и беду ждать. Кто сам неприятности ищет, обязательно находит.
И мне вдруг смешно стало. Неприятности?
— Ты что здесь на лавке для алкашей потеряла? Молодая, красивая. Вызывай такси и уезжай.
— Жизнь потеряла. Вы не видели, нигде не валялась? Грязная такая, черная, с пуантами?
Женщина усмехнулась уголком рта с тонкими обветренными губами.
— А зачем тебе такая? Я вот белую ищу, чистую, с запахом свежевыпеченного хлеба, не видела?
Я тоже усмехнулась…
— Может, они с моей ушли?
Женщина отрицательно покачала головой.
— Нет. Твоей и моей точно не по пути. От моей уже ничего не осталось, по ней погост слезами обливается, а твою еще отмыть можно. За счастье держаться надо, а не отпускать от себя. Ты свою жизнь не теряла. Ты ее каждый раз сама выбрасываешь. Хочешь про будущее скажу твое?
Вдруг за руку меня взяла, ладонью вверх повернула. Я быстро закивала.
— Денег дай, и все скажу.
Я в кошельке порылась. Но там налички не оказалось, одни кредитки. Сняла серьги золотые с бриллиантами в виде сердца и отдала ей.
Женщина мне в ладонь посмотрела и назад отпрянула. Руку мою бросила.
— И правда, грязная. Но не ты ее пачкала… а смерти много вокруг тебя.
Я словно вмиг протрезвела, даже в голове пульсация стихла.
— Чьей смерти? Где смерть?
— Там, где ты…
Встала с лавки и начала крестить меня, утягивая за собой мешок с бутылками.
— Клялась ведь, что не буду. Обет дала. Бес попутал. Не иначе бес. Прости Господи.
