Запретная одержимость (ЛП) - Джеймс М. Р. (лучшие бесплатные книги .TXT, .FB2) 📗
— Я рада, — тихо говорю я, поворачиваясь в его объятиях так, что прижимаюсь к его груди, моя грудь прижимается к нему через тонкую рубашку, когда я приподнимаю подбородок. — Мне было интересно, было ли у тебя… раньше…
Макс пожимает плечами, глядя на меня сверху вниз с кривой улыбкой.
— Могло быть — признает он. — До того, как я поступил в семинарию. У меня были шансы. Но я действительно не видел в этом смысла. Я знал, куда ведет мой путь, к тому времени, когда по-настоящему начал обращать внимание на девушек, в моей семье было традицией, чтобы младший сын становился священником. Мой младший брат сбежал со службы, когда ему не исполнилось пятнадцати, сбежал в Милан, когда мне было шестнадцать, и поэтому мне выпало заняться этим. Я подумал, зачем позволять себе знать, чего мне будет не хватать?
Я с любопытством смотрю на него, пораженная новой информацией. Я не знала, как он в итоге стал священником, только то, что раньше он им был.
— Ты был расстроен из-за этого? Как будто тебе в чем-то отказывали?
Макс колеблется, затем качает головой.
— Честно? Нет. В моей школе было много симпатичных девушек, много таких, которые тоже были бы счастливы подцепить кого-нибудь, но я не чувствовал такого драйва. Я подумал, что, возможно, это к лучшему, что это выпало на мою долю, поскольку это было бы огромной жертвой для моего брата, вот почему он сбежал. Я не возражал отказаться от удовольствий, богатства или чего-либо еще, чего требовала от нас Церковь. Я также не чувствовал, что нуждаюсь в этом после того, как уехал, пока…
Он колеблется, но мне кажется, я знаю, что он собирался сказать, что он не чувствовал этого, пока не встретил меня, и еще одна волна счастья захлестывает меня, когда я прижимаюсь к нему.
— Ты единственный, кого я хочу, — тихо говорю я, протягивая руку, чтобы коснуться его щеки, и приподнимаюсь на цыпочки, чтобы поцеловать его.
К моему шоку, он отстраняется.
— Саша, нет, — мягко говорит он, отстраняясь от меня, и я прикусываю губу.
— Прости, — я вспоминаю, что он только что кончил мне в рот, и чувствую, что краснею. — Я не подумала о том, что ты не захочешь после того, как ты…
— Дело не в этом, — мягко говорит Макс. — Меня это не волнует. Мы не можем этого сделать, Саша.
Слова поражают меня, как удар, и мне требуется секунда, чтобы ответить, чувствуя, что я не могу отдышаться. Я и раньше готовилась к отказу, но не ожидала этого сейчас, не после…
— Макс, я…
— Я дал обет, Саша. — Он печально смотрит на меня, на его лице застыло страдальческое выражение, которое мне больно видеть. — Возможно, я совершал поступки, из-за которых больше не могу носить воротничок священника и выступать в официальном качестве, но, когда я давал эти обеты, я имел в виду их. Я не могу продолжать нарушать их. То, что я сделал…
Он испускает долгий, прерывистый вздох, решительно отстраняясь от меня и начиная застегивать рубашку.
— На моих руках кровь, Саша. Я поклялся не совершать насилия, не лишать жизни, не проливать кровь и не участвовать в насилии. Я нарушил все это, ради моего брата, ради тебя, ради Катерины, Софии и Аны. Я не жалею об этом. Но все, что я могу сейчас сделать, это попытаться сохранить то, что у меня осталось. Сегодня я перешел черту, и я… мы не можем сделать это снова. Не важно, как сильно я хочу. — Его глаза ищут мои, умоляя меня понять. — Вот так я раскаиваюсь в том, что сделал, Саша. Отказывая себе в удовольствии, которое могло бы прийти с тем, от чего я был вынужден отказаться. Пожалуйста, мне нужно, чтобы ты поняла.
Я чувствую, что вот-вот расплачусь. Мои губы дрожат, и я крепко сжимаю их, пытаясь заставить себя не заплакать. Я чувствую себя смущенной и обиженной, и все, что я могу сделать, это выдавить из себя сдержанный кивок, прежде чем развернуться на каблуках и выбежать из ванной и из дома Макса, прежде чем смогу унизить себя еще больше.
Мне кажется, я слышу, как он зовет меня по имени, но я не останавливаюсь. Я не могу. Я продолжаю бежать всю дорогу до главного дома, поднимаюсь в свою комнату и бросаюсь на кровать, зарываясь лицом в подушку.
Только тогда, когда я уверена, что никто не слышит, я позволяю себе разрыдаться.
15
МАКС
О чем, черт возьми, я думал?
Я ругаю себя снова и снова, срывая с себя рубашку, как только слышу, как Саша хлопает за собой дверью, мое сердце бешено колотится в груди. Я все еще чувствую отголоски удовольствия, которое она подарила мне, удовольствие, которое я никогда не думал, что испытаю, и оказывается, я был прав с самого начала, отказывая себе. Я никогда не буду прежним теперь, когда знаю, каково это, чувствовать ее губы вокруг себя, ее язык, поглаживающий мой член, наполнять ее рот моей спермой.
Мой член пульсирует, снова твердея от одной только мысли, и я издаю рык разочарования, выдергивая ремень из петель и сжимая его в руке.
Грязный, слабый лжец.
Я слаб. Я поддался своей потребности, своей похоти вместо того, чтобы поднять ее с пола в тот момент, когда она опустилась на колени, и сказать ей нет. Я никогда не должен был позволять ей так прикасаться ко мне, и мне нет оправдания. Я понял, что она делает, в тот момент, когда она опустилась на колени, и я мог бы остановить ее. Я должен был остановить ее.
Но я этого не сделал. Я слишком сильно этого хотел.
Она выглядела такой красивой, стоя на коленях здесь, на кафеле, ее милые, широко раскрытые зеленые глаза смотрели на меня с таким горячим желанием. Желанием меня, моего члена у нее во рту. Я никогда не испытывал такого раньше, и это было слишком для моего пошатнувшегося самообладания, испытываемого снова и снова на грани срыва.
Как только она прикоснулась ко мне, все обрушилось в новых красках.
Я снова возбужден, испытываю боль, и все, о чем я могу думать, это о том, как легко было бы снова вытащить свой член, обхватить его рукой и довести себя до еще одной быстрой, жесткой кульминации, когда воспоминания о ее горячем, влажном рте все еще свежи в моей памяти, о том, как это ощущалось, когда она отсасывала мне, и когда я кончал сильнее, чем когда-либо в своей жизни.
Вот почему все это запрещено. Как только испытаешь это, невозможно не захотеть этого снова. Это поглощает тебя целиком.
Я перекидываю ремень через плечо, сначала один, потом другой, кожа трескается о старые рубцы, которые едва зажили. Когда я оборачиваю его вокруг талии, я чувствую, как один из них лопается, теплая струйка крови стекает по моей коже, но я не останавливаюсь. Я заслуживаю этого. Я заслуживаю боли, а не удовольствия. Я воспользовался ею. Я должен был быть сильнее.
Я не должен был быть таким слабым.
Другой рукой я расстегиваю брюки, стаскивая их вместе с боксерами, так что я стою обнаженный в ванной. Мой член торчит передо мной, твердый и пульсирующий. Я стегаю себя ремнем по бедрам, кожа скручивается и трескается, когда я избиваю себя им до красноты, пытаясь заглушить пульсирующую потребность горячей, жгучей болью.
Когда ремень захватывает кончик моего члена, я дергаюсь вперед, хватаясь за стойку и рыча от боли, головка все еще слишком чувствительна из-за мягкости рта Саши. Даже удара ремнем недостаточно, чтобы смягчить мою эрекцию при воспоминании об этом, о том, как ее язык скользил по мне, ее зеленые глаза жадно смотрели на меня, когда она глотала мою сперму…
— Хватит! — Кричу своему отражению в зеркале, с силой втягивая ремень между ног, кожа трется о мой член и яйца, и я падаю на колени на кафель от боли, которую никогда раньше не испытывал. — Я должен… остановиться…
Я отбрасываю ремень в сторону, сгибаясь пополам от боли, как внешней, так и внутренней. Есть только одна вещь в мире, которую я когда-либо хотел для себя, и жестокая шутка всего этого в том, что теперь я знаю громко и ясно, как только могу, что любовь, которую я хочу от нее, она готова, и хочет дать мне взамен. Саша хочет меня, и не только ради удовольствия. Я помню, как она уткнулась мне в грудь, как прижималась щекой ко мне, как доверчиво позволяла мне обнимать себя. Я мог бы делать это каждый день. Я мог бы просыпаться рядом с ней каждое утро, держать ее в своих объятиях, растворяться в ней, и она с радостью дала бы мне это.