Он мой, а прочее неважно (СИ) - Столыпин Валерий Олегович (серии книг читать бесплатно txt) 📗
Чайник закипает быстро, воды ровно на две кружки, хотя электричество у меня бесплатное — живу в комнате приезжих при конторе совхоза, где и работаю.
Завариваю крепкий чай, чтобы взбодриться, наливаю и грею о кружку руки. Хорошо. Только одиноко. Не привык жить вне семьи.
Ещё раз проверяю командировочные документы, чтобы не вышло после недоразумений. Достаю кожаную папку на крепкой металлической молнии: приготовленные заранее накладные, требование, доверенность, платёжки, паспорт, печать.
Вроде всё на месте. Вот конверт с командировочными на пять человек, талоны на горючее, листок с номерами телефонов. Можно ехать. Будильник заведён на шесть утра. Время половина третьего. Кажется, волчьи трели стихли. Не слышно.
Смотрю в окно, где по небу на огромной скорости проносятся мрачные в стремительном движении облака, в просвете которых время от времени появляется полная Луна.
Снова повалил снег, ветер засвистел: гонит по земле вихрь позёмки.
Чего разволновался. Подумаешь, командировка.
Ехать по местным меркам недалеко — километров триста.
Один из водителей предложил срезать, сказал, что знает короткую дорогу по просёлкам. Ребята посовещались и решили махнуть напрямки.
Километров двадцать ехали по выглаженной грейдером грунтовке, которая резко перешла в ухабистый просёлок, изрезанный колеями. Его мы почувствовали сразу, как говорится, задницей.
Минут через десять надуло чёрные тучи и сразу завьюжило. Снег повалил крупный, дворники не успевают смахивать его со стёкол.
Чуть позже начали проваливаться в снежные заносы, застревать.
Пашка Шпякин на ЗиЛке развернулся, принялся вытаскивать одну за другой увязшие в снегу машины. Сколько возились, не засекали, но за это время неожиданно опустилась ночь.
Несмотря на это нужно ехать. Мороз. Двигатели глушить нельзя — замёрзнем. Решили двигаться дальше.
ЗиЛ пробивает дорогу, остальные потихоньку движутся следом.
Едем долго. Настроение кошмарное, да и есть жутко хочется. Хотел было достать батон, да посчитал неудобным. Вот найдем жилье, тогда поедим.
Как назло на пути ни одного дома. Нет даже признаков присутствия в данной местности человека.
Я загрустил: зря согласился ехать по незнакомой дороге.
Пашка сначала рассказывал анекдоты, потом истории из жизни, после и он умолк.
Мороз усиливается. Печка не справляется с холодом в кабине. Начали замерзать ноги. Через час или около того наткнулись на свою же колею.
Тоска медленно растворяется в отчаянии. В подобных ситуациях я бывал в Заполярье, каждый раз спасались чудом. Хватит ли чудес на этот раз — неведомо.
Остановили машины, собрались, совещаемся. Нужно искать дорогу, позади жилья нет. Может и невелик шанс, но он всегда есть. Дальше едем медленно, то и дело рассматриваем, где свернули с дороги. Насилу нашли злосчастный поворот, где сбились с пути. Маленькая, но всё же удача.
Через час или около того увидели дом, из трубы которого поднимается еле заметный дымок или пар. Я сразу зевать начал в предвкушении ужина и сна.
Домик чутельный, не больше баньки. Дров возле него малюсенькая поленница. Может сторожка?
Стучим. Сначала потихоньку, потом что есть силы. Дверь открыло крошечное сморщенное создание в тулупе до самого пола с лучиной в руке.
При таком освещении ничего толком не разглядеть. Просим приютить.
— Ты, милок, громча кричи. Глухая я. Ничаго ня слышу.
— Переночевать нам надо, бабуля.
— Спитя, есля влезяте. Харомы ня царския.
— Спасибо! Нас пятеро. А покушать чего есть?
— Не, исть нечаго.
— А сама чем живешь. Небось не голодаешь?
— Камбикорму завариваю инагда, есля сил хватат кипятка нагреть. Давяча Стяпан приязжал, курей привёз, да кармов два мяшка.
— Когда приезжал-то? Давно?
— Так не упомню. Може и нядавна. Мне пачём знать. Старая я. Курей лисы патаскали. Вон паследняя бегат, зараза. Где нясётся не пайму. Всю хату изгадила.
— Не топишь в доме почему?
— Так в даму драва кончались, а са двара мне не данесть.
— Понятно. Молодёжь, давайте, натаскайте дровишек. А вода у тебя где?
— Ва дваре калодец был. Таперича ня знаю. У мяня половина бачонка осталась, толька она горькая, ня вкусная. Застаялась, пади. Да мне всё одно, помярать пара, да вот някак Господь не прибярёт.
— Да, беда. А родня где? Степан-то твой кто будет?
— Лешай яго знат. Ездит иногда. Знаю, Стяпан.
— Деревня твоя как называется?
— Ня упомню. Там, в тунбачке гумаги ляжат. Може чиво и сказано о том.
— А люди-то, люди, где живут?
— Не, ня знаю. Може и ня живут. Одна я.
— А Степан?
— Може и Стяпана нет. Откуда мяне знать.
Натопили печь, отмыли клочок засранного курицей пола и улеглись спать сидя, предварительно попив чай с единственным на всех батоном.
Я провалился в сон сразу.
Ночью мне снились волки, которые вот-вот подберутся ко мне, как только погаснет костёр, и наверняка будут рвать ещё живого на части, но сил подняться и принести дров, нет.
Гляжу в глаза самого матёрого. Тот смотрит, не мигая. Тут вылезает еле живая старуха, на которую сразу же бросается вся стая.
Из последних сил достаю догорающую головёшку, втыкаю её в пасть самого глазастого зверя. Волчара кричит страшным человеческим голосом, от которого я просыпаюсь.
Оказывается, сон перепутался с явью и в пылу «борьбы» я заехал берёзовым поленом Пашке Шпякину прямо в лоб.
В долгу он не остался, тоже приложил мне. Впрочем, в темноте и остальным малость досталось. Хорошо хоть бабку до смерти не испугали по причине её глухоты и крепкого сна.
Чуть позже приехал Степан. Оказалось, её внук. Тот привёз нехитрый провиант, чему мы были несказанно рады. Быстренько наварили каши, наелись, посмеявшись от души на дорожку и поехали, вслед за конными санями Степана.
Он проводил нас до своего дома, дал домашнего хлеба, варёной картошки с луком и направил в дальнейший путь.
Дорога вся в заносах. ЗиЛок кое-как пробивается. ГАЗоны всё время буксуют.
Пробиваемся целый день, до тех пор, пока снова не повалил снег.
Срезали, твою мать…
Так и хочется надавать по ушам Дементьеву Саньке, инициатору «замечательной» идеи, за которую мы уже прилично наказаны. Наверно директор совхоза нас обыскался, только сообщить ему мы ничего не можем — нет нигде телефонов.
Снегопад снова обрушился сразу и вдруг. Дорогу мы опять упустили, пропетляв неизвестно сколько, на одном месте.
Теперь у нас был некоторый опыт, на нужную колею мы выехали быстрее. Вскоре показалась деревня. Когда узнали её название, Коля Шпякин просветлел лицом и засветился положительными эмоциями.
— Дальше я дорогу знаю. Здесь, рядом совсем, братец двоюродный проживает. Тот ещё, скажу вам, мужик. Сами увидите. Самородок. Таких, поискать: на все руки мастер. У него и переночуем. Считай, повезло. Вот, вживую чувствую, как самогоночка до самого желудка прокатилась. Не самогонка у брательника — амброзия. От души нажрусь. Да не смотри так, зоотехник, не водки — проголодался. От пуза наемся, братишка уважит. Каша для мужика не еда, особенно на сухую. Это точно. Знаешь, какой у меня брательник… Самый, что ни на есть лучший человек… Лет пять его не видал. Ну, повезло…
Колька надавил на газ, весело выруливая в сторону от наезженной колеи. Машина запрыгала на колдобинах прямо по снежному полю, подбрасывая к потолку кабины, в которую мы звонко врезаемся головами.
Остальные машины еле поспевают за нами, но Николая уже не остановить. Он предельно счастлив.
Иногда маленькая удача перевешивает большие неприятности. Бывает и так. Его понесло, как испугавшуюся чего-то кобылу, только Колькину крышу снесло от радости.
Даже сизый синяк на его лбу горит от восторга, чего не скажешь про меня. За несколько минут я раз десять шмякнулся со всей дури в злополучную крышу.
Удержаться от очередного полёта не за что. Падая очередной раз больно и звонко, стукаюсь подбородком, прикусываю заодно язык. Это уже перебор.
