Клуб разбитых сердец - Уокер Рут (читать полностью книгу без регистрации txt) 📗
Миссис Корнуолл была без ума от близнецов, что не мешало ей давать массу непрошеных советов матери о том, как их воспитывать. Сейчас она, наверное, на стороне сына, настаивает, чтобы он вытребовал себе право встречаться с сыновьями либо даже, чтобы их оставили с ним. Миссис Корнуолл – Стефани так и не смогла заставить себя называть мать Дэвида по имени, Стеллой, – была настоящей, стопроцентной сукой, а Дэвид – единственный сын, впитывающий наподобие губки все ее ламентации и обвинительные тирады.
Может, этим и объясняются его сексуальные склонности?
А какие еще тайны скрываются за его непроницаемым, как броня, видом? И почему это она никогда не обеспокоилась этой скрытностью? Большинство женщин всегда сетуют, если мужья мало общаются с ними. Может, все дело в том, что она и сама ходит закованной в броню и в броне этой ей совсем неплохо? Может, втайне она и не хотела чрезмерно вникать в дела Дэвида – лучше пусть каждый будет сам по себе?
Как скверно, что не с кем потолковать обо всем этом, близкого друга нет. А может, лучше беспристрастный незнакомец или, точнее, незнакомка – наподобие тех дам, с которыми она обедала на прошлой неделе? Правда, Стефани не склонна была слишком доверять советам незнакомых людей.
Пусть даже эти дамы тоже разводятся, у нее ситуация особая.
Стоит ей кому-нибудь, ну, скажем, Шанель, открыться, сказать, что стоит за ее разводом, и в ответ получишь холодный взгляд и какое-нибудь колкое, хоть и внешне вполне невинное замечание.
Единственная, с кем было хоть в какой-то степени просто, – это Дженис. Глори… ну, эта слишком вульгарна, и язык кошмарный, что же касается Ариэль, то она, кажется, полностью поглощена собой. Но с Дженис у них есть кое-что общее, начать хоть с того, что они члены одного женского клуба. И Дженис хорошая слушательница. О себе она сказала немного, а вот других заставила разговориться. Как это Шанель заметила – синдром случайного попутчика?
Так что, если подумать, может, стоит поучаствовать в этом обеде? Если выйдет, можно залучить на секунду Дженис и пригласить ее встретиться вдвоем. В каком-нибудь симпатичном местечке, скажем, в английском ресторанчике на Пост-стрит, где подают такое прекрасное мясо на ребрышках. А там, за обедом, можно постараться как-нибудь вывести разговор на «голубых». При этом вовсе не обязательно говорить, что эта проблема задевает ее лично. Всегда можно придумать подругу, которая совсем недавно обнаружила, что муж ее гомосексуалист, и теперь не знает, как уберечь от него детей…
Глава 12
Глори сидела на матрасе, разложенном прямо на полу. Вокруг в беспорядке валялись газеты, рассыпалась стопка фантастических романов в мягких переплетах, в изножье – стоптанные шлепанцы, у изголовья – остатки обеда. Ничего, кроме грязновато-розовой комбинации, на Глори не было. Будучи дома, большую часть времени она проводила именно тут по той простой причине, что, помимо матраса, сидеть можно было только на ржавом складном стуле, который она раскопала на чердаке у хозяйки.
Кровати Глори купить еще не успела, но подушки были пуховые, а простыни и наволочки – высшего качества. Чтобы приобрести все это, надо, как любила говорить Глори, как следует руками да ногами поработать.
Или скорее грудями потрясти, ибо именно по этой части у нее было все в порядке, что и приносило щедрые чаевые в «Горячих булочках». Матрас можно было найти и подешевле, тогда и на какую-нибудь кровать хватило бы, но постель – это ядро дома, который со временем Глори рассчитывала заиметь, и тут скупиться не надо. Все должно быть – первый класс.
И новеньким, с иголочки.
Уходя от Бадди, Глори приняла твердое решение: никакой дешевки. Именно это и означает новую жизнь, о компромиссах и речи быть не может. Она уже приступила к занятиям, чтобы сдать экзамены по программе «Всеобщее образование», – первый шаг к получению диплома, а там можно и в колледж поступить. Впрочем, факультет Глори еще не выбрала, ибо неясно пока, на что жить.
Разумеется, главное – это деньги. Случись что – болезнь, или обчистят тебя, или работу потеряешь – и все, ты на улице. Нынешняя ее работа, мягко говоря, бесперспективна. Да, чаевые хорошие, однако со временем фигура расплывается, тогда и чаевые идут вниз, и в конце концов оказываешься на нуле.
А ко всему прочему она ненавидела саму работу официантки, ненавидела неудачников-завсегдатаев «Горячих булочек», Ненавидела сальные замечания и заигрывания, за которыми стояло только одно: коль уж ты прислуживаешь в ночном клубе, стало быть, все твои прелести – на продажу. Идиоты!
Если бы выбрала она эту стезю, то сделалась бы девочкой по вызову в каком-нибудь, будьте покойны, роскошном отеле, а не набивала бы себе на ногах мозоли, отправляясь каждый вечер в эту дыру в северной части города. Нет, ночной клуб – дело временное, краткая передышка. Как только она решит, чем заняться, – прощай «Горячие булочки».
Но сначала надо заняться внешностью.
Глори скосила взгляд на блокнот, лежавший подле нее. Ей пришлось потрудиться, чтобы набросать силуэты своих сотрапезниц там, в ресторане. К счастью, в чем она преуспевала в школе, так это в рисовании.
– У тебя природный талант, – говорила ей в восьмом классе учительница рисования. И тут же начинала жаловаться, как трудно прожить художнику своим ремеслом. Так что мысль о карьере живописца Глори отбросила почти сразу.
И все же рисовальные способности втуне не пропадали.
К тому же у нее была хорошая зрительная память. Едва ли ни все, что попадалось Глори на глаза, она могла после запечатлеть на бумаге.
Может, в полицию податься, словесные портреты рисовать? Старушка до неба взовьется. Мать всю жизнь ненавидела закон в любом его обличье, и стоит ей узнать, что одна из дочерей работает на фараонов, так она описается тут же.
Между тем мать и глазом не моргнула, когда Вайолет нанялась в этот салон, где якобы делают массаж. Даже хвасталась ее заработками.
Глори задумчиво перебирала детали своего последнего разговора с матерью. Она и сама не могла понять, почему дала слабину и пошла к ней. Порой словно моча в голову ударяла, и Глори отправлялась в Розовый дворец – так называл местный люд этот квартал, где бесплатно давали жилье безработным, – и всегда все кончалось одним и тем же.
Как обычно, мать накинулась на Глори, едва та успела на порог ступить:
– О деньгах и не заикайся! Я сама на нуле, а пособие еще когда будет!
– Я не ради денег пришла, – сказала Глори.
Выражение лица матери не переменилось, но она хотя бы дверь пошире приоткрыла, так что Глори удалось проскользнуть внутрь. Мать была коротышкой со смуглой жирной кожей, слоноподобными ногами и огромным животом, который колыхался при ходьбе. Впрочем, ходить она старалась как можно меньше.
– Ладно, заходи, только ненадолго. Скоро вернется Джо, а ты ведь знаешь, как он тебя любит. Говорит, больно уж ты разважничалась. – Мать хитровато посмотрела на Глори. – Не пойму, чего это ты нагородила у себя на голове. Можно было бы и поприличнее прическу сделать. А так все торчит во все стороны.
– Я всего на пару минут, так что насчет Джо не беспокойся, – сказала Глори, пропуская мимо ушей все остальное.
Джо – очередной сожитель матери. Это был здоровенный дядя, любитель покричать, и юбки ни одной не пропустит, но мать от него без ума. Да она постоянно, на мужчин молится, то на одного, то на другого, и все они неудачники.
– Ну и где же ты устроилась после того, как Бадди выкинул тебя из дома? – с деланной небрежностью спросила мать.
Глори поняла, что ее подначивают, и ощутила одновременно обиду и злость. Как это понять – не знает, что ли, мать, почему она бросила Бадди? Или, может, он просто наврал ей?
– Как раз переезжаю, – сказала она. – Потому и пришла. Попрощаться хотела перед отъездом.
– Ты уезжаешь из Сан-Франциско? И куда же?
– В Сиэтл. Работа там уже есть. Где остановлюсь, пока не знаю, но, как только устроюсь, сразу же вышлю адрес.
