Тест на любовь - Копейко Вера Васильевна (лучшие книги онлайн TXT) 📗
Толя прикинул, а сколько дадут ему те, кому он это расскажет? Точнее, сколько ему запросить?
Андрей долго ходил по комнате и думал. Ольга не шла из головы. Наконец он снял трубку и набрал номер ее телефона.
— Алло! — услышал он на другом конце провода.
Он молчал.
— Говорите же! Алло! Он молчал.
— Ну, черт побери! Говорите или положите трубку! Он молчал.
— Тогда я положу. — И шмякнула трубку на рычаг.
Ольга Геро по-прежнему импульсивна. Ее, как и раньше, можно подтолкнуть… Она чем-то взволнована. Стало быть, есть причина. Судя по всему, основательная, это не просто минутное раздражение. Хорошо, надо последить за ней — куда она ездит.
Андрей, проворачивая в голове ситуацию, подошел к зеркалу и посмотрел на себя: ничего нового, такой, как всегда. Он пожал плечами. А каким он хотел себя увидеть — таким, как тогда? Ах как она бежала, у нее действительно были потрясающие бедра — крепкие, сильные.
Конечно, сейчас они уже не такие, у женщин после тридцати бедра худеют и дрябнут. Даже если она их накачивает, все равно не то. Поэтому ему нравятся молодые, до тридцати. В постели. После тридцати трех просто постель их уже не устраивает, они хотят разговаривать, делиться мыслями, а он этого не любит. Ему и своих мыслей хватает.
Рука сама собой потянулась к телефону, пальцы тыкали в кнопки, набирая ее номер.
— Алло?
На другом конце сняли трубку и молчали.
— Здравствуй, Ольга. Никакого ответа.
— Ольга, не плати той же монетой. Она засмеялась.
— Я знала, что это ты звонил.
— Почему?
— Потому что я тебя узнала в Шереметьеве.
— А мне казалось, ты смотрела за горизонт.
— Да, но я вижу все, что происходит до линии горизонта. Это особенность фотографов.
— А ты фотограф?
— Да, с тех пор как окончила университет. Тот самый, где я победила в забеге. Ты понимаешь, о чем я говорю. Я не выпускаю из рук камеру.
— Это прекрасно. Значит, ты тонкий психолог.
— Если и не очень тонкий, то достаточно сообразительный. Хватило ума понять, что ты меня заметил, узнал и поехал следом.
— Да, я ехал, но у тебя слишком мощная машина. Моя «семерка» против «БМВ» — тихоходный ослик.
— Мой шофер предположил, что у тебя фордовский движок, раз ты решил увязаться за нами.
— Нет, шофер не прав.
— Конечно, нет. Когда он поддал газу, тебя нельзя было рассмотреть даже в подзорную трубу.
Ровный голос Широкова немного успокоил ее.
— Это манера моего водителя, — вздохнула она.
— Твоего водителя?
— Да, а почему бы и нет?
— Ты состоятельная женщина?
— А почему бы и нет? Да, я вполне состоятельная, самостоятельная, какая еще бывает женщина? А все остальное ты видел.
— Я не все видел.
— Ну, то, что не видел, тебе и видеть не обязательно. В конце концов, ты мне кто?
— Я тебе никто. А ты мой первый удавшийся эксперимент.
— Что? Эксперимент?
— Да, объект. А ты забыла, кто тебя загнал в чемпионки по бегу?
Ольга расхохоталась:
— Да, конечно, от таких гнусностей можно было добежать до Аляски не останавливаясь.
— Разве то были гнусности? Я говорил чистую правду.
— Мне было семнадцать лет, а ты говорил про какие-то бедра. Про мои необыкновенные возможности, которые открывает мое тело, как я теперь понимаю.
— Да, я намекал на это. Но ты же достигла…
— Но не с помощью собственного тела! — крикнула она и осеклась.
А с помощью чего достигла она благополучия? Он и сам не знает, насколько прав. Чертовски прав. Ольга похолодела.
— А ты что, ясновидящий?
— Нет, я психолог.
— Ну да, конечно. Ты же был аспирантом с психфака. А вы там все психи.
— Нет, не все. Я оказался лучшим психом.
— Что ты имеешь в виду?
— Я великий психолог.
— Ты, наверное, сумасшедший.
— Нет, психиатры часто бывают сумасшедшие, но я практикующий психотерапевт.
— Да? — проговорила она задумчиво.
А не спросить ли его, какого черта ему от нее надо? Она вспомнила его лицо в аэропорту. Его глаза. Что такое было в его глазах? Если бы посмотреть в них через камеру, она бы определила безошибочно.
— Ты думаешь, у тебя глаз-рентген, да? — В ее голосе послышалось что-то такое, отчего у Широкова забилось сердце. Он точно знал — ей не хочется, чтобы он видел ее насквозь.
— Думаю, да, — сказал он, четко давая понять, насколько уверен в своих способностях.
Сердце Ольги забилось в дикой тревоге. Но ведь Иржи сказал — ничто, никакой рентген не способен раскрыть, что у нее внутри. Конечно, нет. Какая чепуха! Она спятила!
Глаз-рентген. Переутомилась, надо кончать этот дурацкий разговор.
— А во что ты хочешь меня загнать на этот раз, Широков? — спросила она, подчиняясь какой-то посторонней воле. — Что ты хочешь? Вообще-то кто кому звонит? Ты мне или я тебе?
— Я тебе звоню.
— Что ты хочешь сказать мне?
— Я хочу увидеться с тобой.
— С какой стати? Зачем?
— Ну, просто я хочу с тобой увидеться.
— Что предлагаешь?
— Я предлагаю тебе со мной встретиться.
— Хорошо, где и когда?
— Называй место ты, где тебе удобней. Ты женщина. Сердце Ольги колотилось как безумное. Где? Где? Не домой же его приглашать?
— Да, хорошо. Давай-ка встретимся на моей профессиональной территории. В Доме журналиста. В баре. Как?
— В баре. В Доме журналиста. Когда и во сколько?
— В воскресенье, в час дня.
— Ах, мы пойдем на утренник.
— А ты думал — на вечерний прием? Нет, дорогой. Вечерами я не хожу по барам с незнакомыми мужчинами.
— А со знакомыми?
— У меня нет знакомых мужчин. А вообще какое твое дело? — Ольга разозлилась — с какой стати он лезет в ее жизнь? А она рассказывает ему все, что он ни пожелает. Она явно переутомилась.
— Да нет, Ольга, я думаю, у тебя есть знакомые мужчины. И ты ходишь вечерами в бары. У тебя есть маленькое вечернее платье, знаешь, такое ма-аленькое черненькое платье, долларов… Ладно, я оставляю наглые попытки проникнуть в твои коммерческие тайны.
Ольга усмехнулась. Он прав, черт возьми. У нее есть ма-аленькое черное платьице, всего за две сотни баксов, но на ней оно выглядит на тысячу.
Ольга стала судорожно вспоминать, когда в последний раз вечером была в баре. Ну конечно, во Вьетнаме, ну конечно, в Праге. Но не в Москве.
— Да, я бываю в барах, но…
— Вот видишь, а хотела сказать неправду.
— Слушай, я боюсь с тобой встречаться, ты какой-то странный.
— Да я не странный, и чего тебе бояться в час дня в Доме журналиста?
— Хорошо, встретимся в вестибюле. Я проведу тебя по своему удостоверению.
— Отлично. Договорились. В вестибюле. Ты поведешь меня в бар.
— Договорились, пока. Он положил трубку.
Она тоже положила трубку и отскочила от телефона, будто боялась обжечься.
Она метнулась в кухню, налила апельсинового сока в стакан, выпила залпом, не поняла, что такое сделала, налила еще, снова выпила, опять не поняла. А когда налила третий стакан, удивилась — Господи, она пьет столько жидкости, будто готовится к ультразвуковому исследованию. В конце концов, ну встретится она с ним. И что? Он же не экстрасенс, который вытряхнет у нее из башки все, что там сидит. Да и она кое-чему обучилась за прошедшие годы.
Она умеет владеть собой. Иначе давно бы засыпалась. Ольга вспомнила, как в свой первый сознательный рейс, после того как Ирма и Иржи ей все открыли, она летела из Вьетнама и, сидя в самолете, вглядывалась внутрь себя. Ей казалось, она видит все, как на экране, что в ней. Она считала часы, минуты, когда приземлится самолет, ей казалось, контейнеры слишком тяжелы, у нее случится «выкидыш», прямо здесь. Она закинула ногу на ногу, так плотно стиснув бедра, что лицо побелело от усилия.
— Вам нехорошо? — озабоченно подлетела к ней стюардесса, милая блондинка с красным платочком на шее, концы которого кокетливо торчали в разные стороны. При виде красного цвета Ольгу охватила паника. В глазах стюардессы возникла тревога, но не за пассажирку, а за себя — неужели придется возиться? — Мы идем на посадку. Потерпите! — не попросила, не уговаривала, а потребовала она.
