Нефанатка (СИ) - Фэй Макси (первая книга .TXT, .FB2) 📗
Лежу и смотрю в потолок. Часами. Кажется, что лечу в пропасть. Бесконечно падаю в чёрную бездну, а её угольные стены проносятся мимо меня. Вдруг меня словно подбрасывает: я должен что-то сделать, как-то объяснить ей всё.
Но сначала нужно узнать, что она услышала. Втыкаю наушники и нахожу в интернете последние ролики про себя. Включаю один из них. Вот же чёрт! Наврали с три короба! Обработали видео. На этих кадрах мы с Тасей действительно выглядим безумно влюблёнными, но я ведь помню наши натянутые улыбки!
Пытаюсь представить, что могла чувствовать Ксюша, когда смотрела этот ролик. Наверняка, ощутила себя преданной и даже использованной.
Нет же, милая, всё не так! Ты же видишь, это неправда!
Кусаю губы и мотаю головой. Я действительно мудак. Так легко было согласиться на эту ложь, и я не подумал даже, насколько сильно она обидит единственного важного для меня человека.
На часах два ночи, но я всё-таки пишу Ксюше:
«Мне заплатили за эту ложь. Те триста тысяч. Нечем было платить за квартиру. И не было другого способа найти деньги. Прости, что не сказал тебе»
Ответ приходит почти сразу:
«Херсонская 7, кв. 22»
Закрываю глаза и чувствую, как в душе разливается отчаянье. И так больно! Очень больно где-то внутри, ведь я снова её теряю…
Уже утро. Я лежу, всё так же глядя в потолок. Иногда порываюсь и хватаю телефон, стремительно набираю сообщение Ксюше — и тут же отбрасываю. Потом снова хватаю и всё стираю. Пишу и бросаю, стираю и пишу…
Сосед расхаживается по комнате. Иногда смотрит на меня и вздыхает, но ничего не говорит.
Сходил в процедурную, чтобы сняли швы. Вернулся в палату и снова лег на спину.
— А знаешь, парень, я ведь тоже любил когда-то… — вдруг заговорил сосед. — Лидия… её звали Лидия, но все называли её Лидок. Она одевалась как пацанка и носила короткую стрижку. Детдомовская была. Дерзкая, заводная… Увидел её, когда щёлкала семечки, сидя на перилах Кузнецкого моста. Влюбился сразу. Мне тогда почти тридцать было. В форме ходил, все девчонки заглядывались. А она — нет. Издевалась надо мной. Водил её в кино, гуляли по парку. А она — то, вроде, со мной, то опять с пацанами в подворотне курит. Не сдержался однажды, взял её… Ей пятнадцать всего было, совсем девочка. Корил потом себя… но хотел её как бешеный. Подписал контракт на срочную на три года. Чтоб подальше быть. Думал, вернусь потом, с погонами, с деньгами, и сразу женюсь на ней. Подрастет как раз, жизнь посмотрит, — вздыхает тяжело. — А она забеременела тогда. И умерла при родах, организм не справился. Мальчонку в дом малютки отдали сразу. Она ж детдомовская была, и никто за ним не пришёл. Я только через три года узнал, когда со срочной вернулся и искать её начал…
Я не хочу его слушать, у меня своё горе, в котором я медленно тону. Но в палате тихо и он продолжает:
— Я к чему тебе всё это говорю, парень? Да к тому, чтобы ты не терял надежду и пытался. Я двадцать лет искал своего сына, и я не прекращаю этого делать. У меня есть список всех мальчиков, рожденных в тот день и выросших в детских домах области. Я отыскиваю их одного за другим… и прихожу к ним. Я надеюсь, что моё сердце подскажет мне, когда я встречу сына. Я надеюсь, что он будет похож на свою мать, и я сразу узнаю его. Она была такой красивой! Моя первая и единственная любовь, которую я так глупо потерял… Не теряй свою любовь, парень! Ни за что не теряй!
Закрываю глаза и снова проваливаюсь в сон.
Я не знаю, что мне ещё сделать, Ксюша. Прости меня…
— Здравствуйте! — в палату вошел невысокий мужчина с кучерявыми волосами по плечи.
Я почему-то сразу понял, что это Ксюшин папа, и сел на постели.
— Николай Афанасьевич… Михеев, — протягивает мне руку он. Я киваю и отвечаю на пожатие, а он поворачивается к соседу.
— Петр Александрович Невзоров, — представляется тот и тоже пожимает ему руку. — Вы к немому?
— Да, я… Ксюшин папа.
— Отец нашей красавицы? Приветствую, приветствую! — ещё раз пожимает ему руку мой сосед. — Поздравляю с такой дочкой, приятель! Умница, красавица, хозяюшка! С ней к нам будто солнышко в палату заглядывало.
Ксюшин папа смущается, но видно, что рад похвале и тоже гордится дочерью.
— Как там Ксюшенька? — снова спрашивает сосед, а я удивлённо смотрю на него. — Молодые в прошлый раз сильно повздорили, — объясняет он гостю. — Переживает вон за неё, извиняться пытается, да она, видно, не хочет ничего знать. Обиделась.
— Крепко обиделась, — качает головой Ксюшин папа и подставляет себе стул. — Приехала ко мне, плачет. Можно, говорит, я у тебя пару дней побуду, а потом домой улечу. Она в Красноярске у меня учится, в институте. Я спрашиваю, что у тебя, доченька, случилось, с парнем что ли чего-то не поделили? А она кивает и ещё больше плачет. Так весь вечер и проплакала с телефоном в руках. А утром просыпаюсь, сидит на диване, глаза стеклянные и в одну точку смотрит. Я уж и не трогал её, любое горе пережить нужно. А потом приносит мне бумаги и говорит, отвези Егору в больницу, пожалуйста, я не могу. Ну я и повёз.
Тут он вспоминает про меня, поворачивается и протягивает папку. Я беру её и сразу открываю. Договор аренды квартиры. Уплачено за три месяца. В графе «Кто будет проживать» указаны я и она. Сжимаю зубы и яростно тру глаза. В папке ещё конверт с оставшимися деньгами. Убираю всё в тумбочку. Мужчины продолжают разговаривать, а я встаю и выхожу из комнаты. Ковыляю на балкон. Мне нужно побыть в одиночестве.
Жадно вдыхаю влажный после дождя воздух.
Девочка моя, прости меня…
«Я люблю тебя» — пишу ей в сотый раз и в этот раз решаюсь отправить.
Когда возвращаюсь в палату, мужчины уже обсуждают рыбалку. Усмехаюсь, удивляясь тому, как быстро они спелись. Снова заваливаюсь на кровать и смотрю в потолок. Каждую минуту проверяю телефон, но ответа нет.
Наконец, Николай Афанасьевич поднимается и начинает прощаться. Я сажусь и пожимаю протянутую мне руку.
— Не обижай мою девочку, сынок, она и так настрадалась.
Сжимаю губы и киваю, серьёзно глядя ему прямо в глаза.
Я обещаю… Ксюша, дай мне ещё шанс…
Глава 14. Дом — там, где ты
Сегодня меня выписали, как и обещали. Собрал вещи, кивнул на прощание соседу и поковылял к лифту.
Ксюша мне так и не ответила. Я долго ждал, считая трещинки на потолке, а потом уснул. С утра сдавал анализы и ходил на последний рентген. Всё в порядке, я почти здоров, только вот безмолвный период продлился. Да и не важно, я привык уже. Меньше лезут с разговорами. Вот и сосед больше со мной не заговаривал, видимо, исчерпал свой лимит вчера с Николаем Афанасьевичем.
Возле лифта ко мне подбежала Ирочка и ни с того ни с сего обняла. Только скривился от этой нежности.
— До свиданья, Егорушка! Поправляйся! — сунула мне в карман свой номер телефона.
Кивнул ей и зашёл в лифт. Достал из кармана клочок бумаги и затолкал его в щель под кнопками.
Мне не нужно всё это, как же вы не понимаете!
Не знаю, что буду делать сейчас. Наверное, вызову такси и подожду в больничном скверике.
Выхожу из больницы и сразу вижу Ксюшу. Стоит возле старенькой тойоты и теребит концы завязанной узлом рубашки. Моё сердце радостно подпрыгивает и пускается в пляс. Осторожно спускаюсь по ступенькам и, ускорив ход, спешу к своей девочке. Вдруг замечаю неладное и останавливаюсь. Ксюша не улыбается и не бросается ко мне навстречу. Она такая же холодная и чужая. «Ну, а чего ты ждал?» — горько спрашиваю сам себя. Ксюша подходит, не глядя на меня, и берёт из моих рук пакеты.
— Просто помогу тебе, — тихо говорит она. — Папа нас отвезёт.
Из машины выходит Николай Афанасьевич и, пожав мне руку, открывает заднюю дверь. С трудом забираюсь внутрь и жду, что Ксюша сядет рядом. Но она садится вперёд и включает музыку. Барбер — как же в тему. Делает громче — и, наверное, самая тоскливая и депрессивная музыка в мире заполняет салон.
