Девять месяцев из жизни - Грин Риза (книги читать бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
Ну, тут ты совсем не права. Но спорить не буду. Это не стоит того, что мне придется выслушать от Линды. Я делаю глубокий вдох и проглатываю свою гордость одним большим глотком. Могу вас заверить, вкус у нее очень, очень неприятный.
– Вы правы, – говорю я. – Мне надо было позвонить вам после встречи с Тик. Но мы весьма продуктивно поговорили, и она очень заинтересовалась Нью-Йоркским университетом.
– Нью-Йоркский университет, – презрительно тянет она. – Но это ведь не очень престижная школа?
Она, наверное, издевается. Я уломала ее деточку поступать в колледж, вместо того чтобы удирать в Нью-Йорк со своим уродом и панк-группой, а она собирается устраивать прения по поводу выбора заведения?
– Вообще-то, – говорю я, – за последние пять лет эта школа стала элитным заведением и котируется уже значительно выше, чем раньше.
– Но в десятке лучших Нью-Йоркский университет не указан, – говорит она как бы между прочим. – Его даже нет в первых двадцати пяти.
Такое ощущение, что она шпарит прямо по ежегодному списку лучших школ «Ю. С. Ньюсэнд Ворлд Рипорт». Так и подмывает спросить: Быстро – какая школа на тридцать седьмой позиции по количеству студентов? Но я лучше не буду этого делать, потому что, боюсь, ответ она знает.
– Вы правы, его там нет, – говорю я, – но мы уже с вами говорили о том, что у Тик невелики шансы попасть в школу из десятки лучших, и, честно говоря, я даже не знаю, сможет ли она попасть в Нью-Йоркский университет.
– Я даже говорить об этом не хочу, – говорит она. – Знаете, Лара, вы так негативно настроены. Тик очень умная девочка, и, я думаю, вы специально настраиваете ее на более простую школу.
Нет, так не пойдет. Кем это она себя считает, чтобы называть меня негативной?
– Во-первых, я ни на что Тик не настраиваю. Нью-Йоркский университет – это полностью ее идея. А во-вторых, это не негатив, а осторожность. Это разные вещи. К тому же, Черил, речь идет не обо мне. Тик рассталась с Маркусом, группа распадается, у нее сейчас очень тяжелое время. То, что она заинтересовалась поступлением в колледж, – уже огромный шаг, и, я думаю, ей бы очень помогло сознание того, что вы ее поддерживаете.
Черил ничего не говорит, а я пытаюсь понять – она молчит, потому что злится или потому что до нее дошла моя логика?
– У вас есть дети, Лара?
Злится. Она действительно ничего не знает ни про Маркуса, ни про группу.
– Нет, – но у меня есть плод с глазками.
– Так вот, пока у вас их нет, я бы вам посоветовала оставить советы по воспитанию детей тем, кто понимает, о чем идет речь.
Тем, кто понимает? Она что, издевается? Что-то я не припомню директивы, назначающей ее главным арбитром по родительским вопросам. Впрочем, я вполне могу расценить это как комплимент. Я ее явно напугала.
– Хорошо, – говорю я. – Когда я встречусь с Тик в следующий раз, я дам вам знать, что происходит.
– Будьте так добры.
Ладно, думаю я, вешая трубку. Все идет нормально.
Что-то этот день не собирается кончаться. Я в полном истощении, я все еще расстроена разговором с Черил, и я хочу, чтобы все это скорее кончилось. Помните школьные часы? Да помните: круглые, с такими здоровенными черными цифрами, как будто их делали для общества слепых, и с гипнотизирующей красной секундной стрелкой – если потерять осторожность, она может втянуть в свою беготню и держать твой взгляд круг за кругом, пока ты не начинаешь цепенеть в ожидании момента, когда минутная стрелка начинает едва подрагивать и, дождавшись наконец, что красная стрелка достигла двенадцати, нервно прыгает на следующую цифру, отмечая громким клацаньем еще одну мучительную минуту, проведенную под бубнеж учителя о какой-нибудь ерунде, про которую ты напишешь контрольную и больше никогда не вспомнишь? Вот на такие часы я сейчас и пялюсь, мечтая о каком-нибудь магическом способе передвинуть их на двадцать семь минут вперед, чтобы было три тридцать, и я бы со спокойной совестью пошла домой и легла спать.
Предполагалось, что ко мне явится Марк – вы его помните: милый юноша, который отпускал замечания по поводу моей машины в последний школьный день прошлого года. Сегодня утром он остановил меня и попросил разрешения зайти в три, чтобы я посмотрела его список колледжей. Он опаздывает всего на две, нет, теперь на четыре минуты, но я молюсь, чтобы он совсем забыл обо мне, потому что я ужасно голодная и хочу спуститься вниз купить печенье в автомате в учительской. Если бы здесь была моя ассистентка Рэчел, можно было бы попросить ее передать Марку, что я сейчас вернусь, но она убежала на какие-то компьютерные курсы, так что, если я уйду из кабинета, мне придется запереть дверь, и, вы сами понимаете, если я так сделаю, Марк объявится секундой позже, а я окажусь виновата.
Дам ему еще пять минут.
Завтра надо принести что-нибудь погрызть, чтобы было под рукой в столе.
Через четыре минуты пятьдесят две секунды я поднимаюсь, и в это мгновение в дверь врывается Марк. Блин. Я умираю с голоду.
– Я очень, очень, очень извиняюсь, – выдыхает он. – Я после истории разговорился с мистером Фраем, а его остановить невозможно.
– Ничего, – говорю я, усаживаясь обратно. – Что ты мне хотел показать?
Он садится и начинает раскопки в своем рюкзаке, плотно набитом мятыми бумажками.
– Марк, – говорю я. – Сегодня первый день учебы. Когда ты успел устроить такую мешанину?
Он находит бумажку, которую искал, и пытается расправить ее, разложив на моем столе.
– Я не знаю, – говорит он. – Так получается. Друзья решили, что, если я стану супергероем, меня будут звать Человек-Бардак. У меня будет способность наводить полный аврал одним взглядом.
Я смеюсь. На самом деле Марк мне очень симпатичен, несмотря на то что он президент клуба «Бизнес и инвестиции» и один из пяти-шести ребят во всей школе, кто разделяет республиканские взгляды. Что-то вроде Алекса П. Китона нового миллениума. Мы с ним периодически поддразниваем друг друга на политические темы – я называю его фашистом, а он меня защитником зверюшек – и частенько обсуждаем последнюю серию «Западного крыла». Он, конечно, зануда и зубрила, он слишком озабочен деньгами, но при этом он действительно умен и учится как ненормальный, да и поведением выгодно отличается от остальных наших деток. Думаю, и с поступлением в колледж у него проблем не будет.
Он вручает мне список, и я читаю: Джордж Вашингтон, Джорджтаун, Колумбия, Пэнн, Эмори, Вашингтонский университет, Северо-Западный, Беркли. Смотрю на него.
– Беркли? – говорю я, поднимая брови. – Кто-то тут говорил про защитников зверюшек. Я не уверена, что это место для тебя, Марк.
Кивает.
– Я знаю, – говорит он. – Беркли – это для папы. Это его альма матер. – Он выразительно закатывает глаза. – Не беспокойтесь, туда я никогда не поступлю. Я его внес в список, чтобы папа отстал.
Я одобрительно киваю:
– Ладно, по крайней мере, честно. Так в чем проблема?
– Да проблемы никакой нет. Я просто хотел, чтобы вы посмотрели, достаточно ли у меня запасных вариантов. Как по-вашему, я смогу потянуть эти колледжи?
– Про все колледжи из списка я бы не сказала, но было бы неплохо... – и тут, прямо посреди предложения, мое горло и живот начинают сводить судороги, рот непроизвольно открывается, и я начинаю яростно рыгать с такой силой и громкостью, которых я от себя никак не ожидала. При этом, заметьте, из меня ничего не выходит. Я просто страшно рыгаю.
Я делаю Марку знак подождать и, не переставая рыгать, выбегаю из кабинета по направлению к ближайшему учительскому туалету, который, слава богу, запирается изнутри.
Я быстро запираю за собой дверь и безуспешно пытаюсь сделать так, чтоб меня вытошнило. Откуда-то из глубин сознания выплывает инстинкт, о котором я и не подозревала, и сообщает мне, что единственный способ остановить процесс – это что-нибудь съесть. Так что я вылезаю из туалета и, все еще рыгая, хотя уже потише, бегу в учительскую, еще раз возношу благодарности Всевышнему за то, что там никого нет, пихаю в щель автомата доллар и нажимаю трясущейся рукой кнопку С16 «Печенье с ореховым маслом», после чего в течение нескольких секунд достаю пачку, вскрываю ее и поглощаю все содержимое в три больших глотка.
