Бархатная Принцесса (СИ) - Субботина Айя (прочитать книгу txt) 📗

Но первое, что чувствую, когда открываю дверь — ее запах. Я даже не успеваю переступить порог, как меня чуть не валит с ног знакомый сладко-горький аромат. Сначала вообще не понимаю, что происходит, грешу на то, что слишком много места отвел Даниэле в собственных мыслях и реально начинаю сходить с ума. Но потом слышу Лилин смех и голос Даниэлы. Слов разобрать не могу, но хотя бы можно выдохнуть: у меня не едет крыша, я не двинулся окончательно. Принцесса действительно здесь. Привезла вещи? Так быстро? Хочет поскорее от нас избавиться?

Я стаскиваю кроссовки, бросаю мокрую куртку куда придется и как вор крадусь по коридору собственной прихожей. Останавливаюсь около двери комнаты, открываю рот и как умирающий кит заглатываю насквозь пропитанный ею воздух. Башка трещит, где-то внутри натягивается нерв, о котором я раньше и не подозревал: он рвет меня на части, распиливает тонкой, как лазер, струной. И терпение, благоразумие, вся прочая хуета, которых во мне не так уж и много, летят в тартарары. Потому что Даниэла — здесь. На моей территории.

Переступаю порог и Ляля как надоедливая собачонка летит прямо ко мне навстречу, виснет на шее, повизгивая и обцеловывая, словно я — божественное явление. Даниэла даже не поворачивается, так и стоит спиной, ловко развешивая на вешалки Лялины вещи.

— Дани все привезла, — хихикает Ляля, и впервые в жизни во мне просыпается непреодолимая тяга стереть рот с ее лица. Взять волшебный ластик — и заткнуть ее на веки вечные.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Даниэла все так же игнорирует мое появление, и я почти уверен: пока не подтолкну ее к обратному, она и дальше будет делать вид, что в этой комнатушке есть только они с Лялей. Я настолько ей противен? Ни хрена подобного, я чувствую — знаю! — когда женщина меня хочет, а она хочет так сильно, что горит под кожей.

— Будем пить чай, — торжественно сообщает Ляля и уносится на кухню.

Я выдыхаю. Я просто, мать его, очень медленно выдыхаю, потому что не знаю, доживу ли до следующего вдоха. Я взвинчен настолько, что едва способен себя контролировать. Ее духами пропахла вся комната, и я, как приговоренный в газовой камере — все равно сдохну, но каждый шаг до погибели хотя бы будет охренительно приятным.

Мне хочется ее потрогать. Не лапать, как случайную потаскуху, не тупо стаскивать с нее трусы, чтобы просто потрахаться. Это что-то такое… щекочущее, как солнечный зайчик на коже. Мне жизненно необходимо просто попробовать ее кончиками пальцев, как будто я — чертова муха. И поцеловать там, где на шее начинается линия волос. Мне даже не важно, будет она голой или полностью одетой. Достаточно хотя бы крохотного участка кожи, чтобы просочиться к ней в кровь, стать воздухом, без которого она не сможет дышать.

Я хочу, чтобы она развелась и была только моей. Даже если я не настолько богатая задница, как ее старый хер, я все равно хочу ее забрать. Для себя одного. Но наше совместное будущее такая же фантастика, как и колонизация Марса.

Эта мысль так оглушает своей внезапностью, что я чувствую себя кеглей, которую смело с поля одним четко выверенным ударом.

— Завтра я поговорю с Олегом, — говорит Даниэла, разрушая нашу одну на двоих тишину. — Я не знаю… Он точно не погладит Олю по голове.

— Это все, что тебя волнует? — Приходится заложить ладони в задние карманы — хоть какая-то страховка от того, чтобы не притронуться к ней.

— Да, — слишком быстро отвечает Даниэла и все-таки поворачивается. Держит в руках какую-то Лялину тряпку и смотрит на меня такими глазами, что сдуреть можно. — Это все, что меня волнует, потому что тебя, похоже, не волнует вообще ничего.

Я чувствую себя готовым к броску змеей. Этот тон, этот взгляд королевы жизни, этот задранный нос и насквозь пропитанная фальшью смелость.

— Может, хватит быть ребенком, Кай? Плыть по течению, делать то, что вздумается и ломать чужие игрушки?

— Ты ни хера вообще обо мне не знаешь, — мгновенно вспыхиваю я. Самоконтроль и так ни к черту, но сейчас я едва держусь, чтобы не натворить глупостей. Звуки посуды с кухни раздражают, трут пенопластом по раскаленным до бела нервам.

— Думаешь, не знаю? — Даниэла усмехается, швыряет Лялину тряпку обратно в большой чемодан. — Думаешь, не понимаю, что у тебя интерес обиженного мальчика? Как же, Кай привык получать все, что ему хочется, даже чужих жен.

Она просто выносит мне мозг. Отбрасывает назад, словно я теннисный шарик. Рвет меня на куски своими блядскими серебряными глазами, потому что знает: я беспомощен сейчас. Если только Ляля…

— Чайник почти закипел, — тут же появляется она — и я до хруста костяшек сжимаю дверной косяк.

— Мне уже пора, — бросает Даниэла. — Я позвоню, когда появятся новости.

Эти слова не для меня, но идет она в мою сторону, и на мгновение мне кажется, что притяжение между нами просто разорвет наши цепи и мы, послав на хуй весь мир, просто прилипнем друг к другу. И пусть бы Ляля катилась в жопу вместе со своим папашей.

Но Даниэла просто идет к выходу, и для этого ей нужно пройти мимо меня.

Я точно не сдержусь, не смогу, или смогу, если придумаю, как сломать себе руки. Потому что желание притронуться к ней запредельно сильное. Она — мой личный закон притяжения, луна моего прилива, непостижимое природное явление, которое просто нужно принять как данность.

Она делает несколько шагов, каждый из которых ведет к неизбежному столкновению.

Закрываю глаза, глотаю несуществующую слюну и молюсь всем дьяволам, чтобы не сорваться. Мне срать, что Никольский сделает со мной, но он, блядь, может сделать больно ей. И я ни хера не смогу сделать, потому что даже не буду об этом знать.

Свист чайника заставляет Лялю охнуть и освободить нашу с Даниэлой арену, где мы с наслаждением пытаем друг друга взглядами.

— Да пошло оно все на хуй, — хрипло, прямо в губы моего Притяжения.

И пальцами ей в волосы, до боли, тараном в свое тело, так, что громко бьемся зубами. Въедаюсь в нее со всей силой, дурею, мысленно ору так сильно, что болят голосовые связки.

Если бы она снова закрылась рукой, я бы подох на месте, как рыба без воды.

Глава двадцать вторая: Даниэла

Я знаю, что это — лишь миг, шальная падающая звезда, которая прямо сейчас превращает наши жизни в пепелище.

И что там, за стенкой, Оля с чашками, и у меня есть лишь вздох, чтобы выпить моего Кая досуха, допьяна. Он не целует ни сладко, ни нежно. Он словно разбивает меня, уничтожает, заставляет увидеть бездну под ногами. Берет душу и сжимает в раскаленном кулаке. И слезы наворачиваются на глаза, потому что я умираю в этой боли, но и схожу от нее с ума. Я пытаюсь сжать зубы, протрезветь, ударить его, но Кай надавливает пальцами мне на подбородок — и рот послушно открывается для вторжения его языка.

Это все неправильно. Запретно. Подло и грязно.

Мой бессердечный Кай жестокий и жесткий, крадет мое дыхание, вытягивает сладкий вдох, словно затягивается последней в жизни сигаретой.

И я цепляюсь в его поцелуй зубами, до крови, до судорог за ушами. А потом слизываю свою боль с губ. У моего отчаяния вкус сигарет и безумия. Толкаю от себя, так, что Кай бьется затылком о дверь и бешено стонет мне в рот:

— Блядь… Блядь… Принцесса… Скажи, что ты мокрая.

— Да… да… — не соображая, откликаюсь я.

Он хватает меня за шею, сдавливает, наполняя легкие своим дыханием. Заставляет проглотить, нажимая чуть сильнее.

Я не буду больше дышать, чтобы не потерять ни частички его воздуха в моей груди. Даже если проживу всего минуту.

А потом в реальность вторгаются шаги — и мы с Каем отрываемся друг от друга.

Я что-то говорю, извиняюсь, что и так задержалась и что мне звонил Олег. И поскорее — бежать. Со всех ног, по ступеням, чуть не падая, на улицу, прямо в хоровод колючих снежинок.

Задыхаюсь и цепенею, как будто меня вышвырнуло в открытый космос.