Если бы ты знал… - Сафарли Эльчин (список книг TXT) 📗
– Согласен. Правда, некоторые в этом осознании видят форму слабости, покорности судьбе. Лично я верю, что многое зависит от нас, мы сами определяем форму своей жизни. Но вот события происходят по решению небесной канцелярии. Они там сводят пути и обстоятельства, которые, казалось бы, несовместимы.
– Да, да и еще раз да! Я никогда не могла подумать, что окажусь здесь. Что продам жилье в городе детства и уеду туда, куда первым подумалось, в незнакомый город, умея изъясняться только на английском. Я не думала, что влюблюсь при столь, мягко говоря, криминальных обстоятельствах. Да еще и в писателя. Говорят ведь, что женщиной писателя может стать не каждая.
– Ну и как, сложно?
– Мне?
– А ты видишь здесь еще одну женщину писателя?
– Не сложно. Во-первых, потому что я тебя люблю. А во-вторых, писатель – это очень типичная для нашего времени профессия. Проводит большое количество часов перед ноутбуком и совершает множество передвижений в пространстве. Только писатель ездит с благородной целью вдохновиться, а, например, менеджер – с намерением пробить проект компании.
– Смелое сравнение. Север, ты не пробовала писать сатирические заметки в газеты?
– Нет уж, с меня дневника хватит.
– Ты ведешь дневник?
– Да. По ночам пишу.
– С чего это вдруг? Лучше поделись со мной, я сумею и понять, и использовать твой опыт.
– Нет, это слишком скучно для книги… До переезда в Овальный город я прочитала статью одного психолога, который советовал писать дневник всем, кто страдает «вирусом прошлого». То есть, наверное, вообще всем… Но писать не для себя, а представляя, что тебя читает небольшая аудитория. Именно представляя. Так легче выздороветь. С каждый страницей понемногу, до полного исцеления.
– Наверное, большая часть твоего дневника печальна?
– Не думаю. Иногда я перечитываю написанное. И знаешь, может, это прозвучит чертовски банально, но я ни о чем не жалею. Знаешь почему? Все эти бугристые дороги привели меня сюда. К тебе, к вам, к этому морю. Я впитываю каждое мгновение свободы, счастья, веселья и надеюсь, что скоро закончу этот дневник. Скажу самой себе все, что хотела сказать. Скажу, отпущу… и продолжу жить этой новой жизнью.
– Надеюсь, со мной?
– С тобой. С моей Погодой. Хочу просыпаться рядом с тобой. Хочу приходить с тобой к морю и не думать о времени, как сейчас. Не думать о времени, относиться к нему как к механическому движению стрелки часов. И любить тебя. Это все, что мне нужно. Помнишь слова из песни Ламинсы: «Как возвращаться в эту нескладную реальность, когда там, во сне, летний океан»? Только у меня наоборот – реальность самая полная, а сны пустые.
25
Начо разглядывает свое отражение в зеркале, разочарованно вздыхает. Я сижу на подоконнике открытого окна и смотрю на дорогу, жду появления Рэ. Он ушел за билетами на автобус до Овального города. Мы с Начо вечером уезжаем. Я собираю в рюкзак самые необходимые вещи. Моя подруга продолжает страдать перед зеркалом, она расстроена тем, что платье, которое она планировала надеть в дорогу, на ней вот-вот лопнет. «Я его надевала две недели назад, и оно было в самый раз… Ну что мне делать, я что, магнит? Почему-то зрелых и богатых мужчин не притягиваю – зато лишние килограммы просто липнут!» Я смеюсь, подхожу к моей языкастой пампушке, целую ее в щечку: «Начо, ты и так красавица! А лишние килограммы легко сбросить. Вот поедем в город, там будем гулять по набережной, плюс диета».
Она подходит к столу и закидывает в рот еще одно миндальное печенье. Обжора Пако мгновенно оказывается рядом, хотя еще минуту назад мирно дремал на диване. «Милая моя, я и диета – понятия несовместимые. Это не отговорки. Между мной и едой огромная непреодолимая любовь, а кулинария в моей стране, к сожалению, очень калорийная. Так что вопрос меры и порций в нашем случае не актуален, к тому же половина блюд готовится на курдючьем жире, да еще и в тесте. Перейти на овощи и траву? Прости, но я не настолько себя ненавижу. Правда, во мне постоянно борются два желания, причем одновременно – похудеть и поесть. Чаще побеждает последнее. Как видишь».
Чайник закипел, я завариваю яблочный чай. С миндальным печеньем самое то – кисленькое со сладким. «Не переживай, Начо, мы будем сжигать калории во время прогулок. Будем больше гулять, договорились?» – «Договорились, сестра. Смотри, ты пообещала!»
Я еду в Овальный город, чтобы разобраться с деньгами, которые получила от продажи родительской квартиры. Разделю сумму на две части и перечислю в два благотворительных фонда, которые помогают детям. Одну часть от суммы – на родину, другую передам в местный фонд. Я не хочу об этом писать, не хочу говорить никому, кроме Начо. Единственное, чего я хочу, это хоть как-то облегчить боль детей. Мы, взрослые, грешные, сильные, часто виноваты в том, что происходит с нами. Пусть хотя бы дети не страдают. Они же ни в чем не виноваты.
За ночь выпила три дозы обезболивающего. Трудно не от боли, трудно видеть, как эта боль отдаляет меня от Рэ, которого люблю всем сердцем. И я не говорю ему о дистанции, которая с каждой такой болезненной ночью увеличивается. Вчерашнюю я провела в комнате у Начо. Она натирала мне запястья маслом кардамона, читала молитву и вытирала слезы. Я с трудом сдерживалась, чтобы не закричать. Начо порывалась разбудить Рэ, вызвать «скорую»: «Ты должна ему обо всем рассказать, сумасшедшая! Ты его обманываешь, не даешь ему стать тебе еще ближе. Ты сохраняешь тайну и надеешься, что это спасет его, когда тебя не станет?! Не повторяй прошлых ошибок».
Ничего не отвечаю. Быть может, я сама все осознаю не до конца. Быть может, просто не хочу осознавать. Выбрала жить мгновениями. Может, это слишком эгоистично по отношению к Рэ. Но я чувствую: все так, как должно быть.
Я смотрю из окна автобуса на картинку из двух цветов – желтого и голубого. Мы уже въехали в Овальный город, который начинается с угрюмой пустыни и моря на горизонте. Я думаю об этом маленьком городе, заменившем мне родину, и у меня сжимается сердце. Здесь не так просто жить, здесь меня даже чуть не убили. Но я люблю, так люблю и это море, и изнуряющее солнце, и людей. Здесь легко дышится. Здесь хочется идти пешком по узким кварталам, напевать под нос любимый мотив, восхищаться навалившейся свободой. Куда бы ни вели эти улочки, по ним в любом случае выйдешь к морю.
Я вижу в море свое спасение. От прошлого, страхов и самой себя. Мы проезжаем по краю набережной. Передо мной волны – они набрасываются на сушу, будто пытаются ее проглотить. В Овальном городе чувствуется приближение осени. Повсюду ее приметы, она словно говорит: недолго осталось, дорогие мои, скоро я накрою вас багряным листопадом и запахом корицы.
Это будет моя первая осень в этой стране.
Часть III
– Что у тебя с глазами? Они совсем красные. Ты плакал?
– Нет, – отвечал он, смеясь. – Я слишком пристально вглядывался в свои сказки, а там очень яркое солнце.
Она посмотрела на меня, улыбаясь.
Она почти никогда не отвечала, когда я говорил что-нибудь в таком роде.
Впрочем, я и не рассчитывал на ответное признание.
Мне бы это было даже неприятно.
Мне казалось, что женщина не должна говорить мужчине, что любит его.
Об этом пусть говорят ее сияющие, счастливые глаза. Они красноречивее всяких слов.
1
Овальный город. Снова, но уже иначе. Та самая квартира в ста пятидесяти двух шагах от набережной. Та самая эстакада со старой, высохшей за лето скамейкой. На ней я просидела много часов, изливая душу молчаливым волнам. Та самая соседка Мари-Клод, каждое утро подкармливающая дворовых кошек. Та самая печальная баллада Ламинсы «Saria Ilorando», которая доносится из соседнего дома. Теперь я не плачу под нее. Теперь я наблюдаю неизменную жизнь Овального города и осознаю, что месяцы, прожитые здесь, незаметно для меня вдруг стали воспоминаниями.
