Один в толпе - Боковен Джорджия (лучшие книги TXT) 📗
Он рассмеялся:
– Нет. Во всяком случае, если это и было тюрьмой, то совсем не той, о которой ты думаешь.
– А что, они бывают разные?
– Я имею в виду те, которые мы сами себе сТройм.
– Красивая фразочка, из нее, наверное, получится отличная песня. Но, знаешь, если хочешь здесь жить, придумай что-нибудь получше. Мне сейчас надо думать о безопасности ребенка. Ну, не сейчас, а через пять с половиной месяцев.
Рано или поздно она все равно все узнает, так, может, рассказать ей? Он открыл было рот, собираясь выложить правду, и тут понял, что не хочет этого по очень странной причине. Потому что в ту секунду, когда она поймет, кто он, их отношения неминуемо изменятся. Она будет по-другому смотреть на него, по-другому с ним разговаривать. Исчезнет простота и открытость, причем навсегда.
– Самое смешное, что я как раз думал, какая ты странная. Пустила меня к себе, толком обо мне ничего не зная.
– Ну, так расскажи.
Она не отстанет, пока он не придумает хоть что-нибудь. Можно было бы и солгать, но лжи Коулу не хотелось. Он решил пойти на компромисс.
– Я всегда был довольно одиноким человеком. В детстве я много разъезжал с отцом и братом. При таком образе жизни трудно завести близких друзей.
– А чем ты зарабатываешь на хлеб?
– Играю на гитаре. Это ты правильно угадала. Я понял, что мне нужно немного, – добавил он со смущенной улыбкой.
– И больше ты ничего не умеешь?
– Это я делаю лучше, чем все остальное. Но справлюсь и со всем прочим.
– Плотницкое дело знаешь? Красить, чинить водопровод умеешь?
– Немного. Думаю, здесь я тебе пригожусь. – Он обвел взглядом кухню.
– Ты вроде не нервничал, когда тебя расспрашивали полицейские. Значит, ты не в бегах.
Коул вернулся к недомытой посуде. Он рассказал ей правду, но не всю правду. Холли успокоилась. Все в порядке. Он не должен чувствовать себя виноватым перед ней. Он же не грехи свои скрывает.
– Я думал, беременные носят футболки со стрелочками, указывающими на их животы.
Холли взяла с сушилки следующий стакан.
– Зачем тратиться на новую одежду? Я пока что во все влезаю.
– Неужели удобно ходить в незастегнутых брюках?
Она прикрыла рукой живот.
– Это что, заметно?
– Носи рубашки подлиннее.
– Слушай, давай сменим тему.
– Хорошо. – Он выудил из раковины последнюю вилку и вытащил затычку. – А кто отец? – спросил он.
– Не твое дело.
– Будущая звезда кантри, да?
– Повторяю, не твое...
– Он хотел, чтобы ты избавилась от ребенка? – Коул сам удивлялся своей непонятной настырности. Что это с ним случилось? Это совсем не в его характере.
Она швырнула вилку в ящик и повернулась к нему.
– Повторяю, этот вопрос я с тобой обсуждать не собираюсь. Неужели не ясно?
– Но ведь иначе он бы помогал тебе хотя бы платить по счетам, разве нет?
Холли медленно разгладила полотенце, повесила его на крючок. И, не глядя на него, вышла из кухни, направляясь в свою комнату.
Коул растерянно почесал в затылке и сбил повязку. Он не стал ее прилаживать на место, а просто сорвал. Фрэнк бы просто взбесился, если бы увидел, что затылок у Коула снова выбрит. С такими темпами он не скоро вернется к своему имиджу длинноволосого паренька с гитарой. По словам многих не самых доброжелательных критиков, это и было тем единственным, что привело его к славе.
Он вышел в коридор, посмотрел на дверь в комнату Холли. То ли пойти извиниться за назойливые расспросы, то ли выждать, дать ей время успокоиться. Никогда раньше он не лез в чужую жизнь. Непонятно, что это на него нашло.
Черт возьми, пора бы хоть чему-то научиться. Опять он пытается усложнять. Его интерес к Холли объясняется очень просто – он рад, что нашел человека, жизнь которого так же запутана, как у него самого.
Холли повернулась на бок, открыла глаза и застонала. Скоро два. Полдня пролетело, а она толком ничего не сделала, даже не выстирала форму к вечеру.
Хуже всего в этом дневном сне то, что, сколько ни спи, все равно кажется мало. Она всего-навсего хотела переждать несколько минут, пока этот наглец не уберется из кухни, но в последнее время, стоило ей хоть на минуту приклонить голову, она тут же засыпала.
До нее донеслись звуки гитары, и в какое-то мгновение ей показалось, что произошло чудо и Трой ее нашел. Но тут она вспомнила, кто это играет, и надежда угасла. Она была разочарована и злилась на себя за это. Сколько можно вздрагивать при этих звуках и млеть, как шестнадцатилетняя дурочка?
Она прислушалась. Нил наигрывал разные мелодии одну за другой. Какие-то она узнавала, какие-то слышала впервые. Те, которые были для нее новыми, он, наверное, сам написал.
Никогда она не встречала певца, который не сТройл бы из себя еще и автора.
Она снова вспомнила про форму, лежавшую на стиральной машинке, и заставила себя встать. Зашла в ванную, а потом поплелась в прачечную. В кухне она услышала знакомое жужжание. Работала сушка. Холли удивленно заглянула внутрь и увидела там свою форму, к которой была прикреплена пластиковая табличка с ее именем. Она отстегнула табличку, снова запустила сушку и пошла искать Нила.
Он сидел под березой, прислонившись спиной к стволу. В руках у него была гитара. Казалось, что он настолько погружен в свою музыку, что мир будто и не существует. Понимая, что он ее не видит, Холли внимательно его разглядывала. Он был не из тех парней, встретив которых начинаешь жалеть о том, что у тебя уже есть приятель. Но, увидев его где-нибудь на танцах, она бы обязательно обратила на него внимание. Некоторые из ее подружек западают на таких вот грустных и одиноких, принимая их замкнутость за проявление чувственности и ума. Бобби Джин Эндрюз заперла бы своего кавалера в шкафу, если бы это дало ей шанс подцепить Нила.
Может, это борода ее так настораживает? Как-то она нелепо выглядит, похоже, что он отрастил ее, чтобы что-то скрыть. Правда, надо признать, борода Нилу идет. К грустным глазам, к худым рукам. Не идет ему идиотская бейсбольная кепочка, в которой он появился в мотеле. Просто удивительно, что кто-то из Нью-Мексико носит кепку «Лос-Анджелес доджер».
Она медленно подошла к нему и, когда он ее заметил, сказала:
– Неплохо.
Он перестал играть.
– Спасибо, – улыбнулся он уголком рта. – Только не говори, что я играю по-любительски.
– Но и не лучше всех в округе. – Ей было приятно, что Нил не из тех, кто дуется годами. Большинство из известных ей мужчин разозлились бы на нее, им бы и в голову не пришло, что она имеет право требовать уважения к своей личной жизни.
– Хочешь, я помогу тебе с ужином?
– Ты еще и готовишь?
– Что значит – еще?
– Я видела, ты выстирал мою форму. Спасибо.
– Я просто подумал, что тебе в ней сегодня работать.
– Откуда ты знаешь, как все это делается? – Вопрос был будто бы самый незначительный, но Холли надеялась, что Нил как-нибудь разговорится, и тогда выяснится хотя бы, кто он. Насколько она знала по собственному опыту, такие люди, как Нил, ничего не умеют. Всегда найдется женщина, которая все сделает.
– Опять допрос, да?
– Не хочешь – не отвечай.
– И то верно. Не захочу – не отвечу.
– Договорились. – Она села на траву рядом с ним. И опять проскользнула мысль: в этом Ниле Чэпмене есть что-то знакомое. Словно это брат, которого у нее никогда не было, или кузен, которого она раньше не знала.
– Мама умерла, когда мне было семь лет, и отец больше не женился. Так что пришлось научиться делать то, что раньше делала она. – Он сорвал травинку, сунул ее в рот. – Брату моему было четыре года, поэтому делал все я.
– Боже мой, семь лет! Совсем ребенок. Мне было двадцать один, когда умерли родители. Мне тогда было ужасно одиноко. Даже представить не могу, как это – остаться сиротой в семь лет. Надо же, всегда думаешь, что тебе труднее других, и постоянно сталкиваешься с тем, что и всем прочим несладко.
Он внимательно на нее посмотрел.
