Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь - Инош Алана (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
– Любят, Иволга, вопреки всему – и порокам, и изъянам. – Лебедяна с грустной, горьковатой улыбкой коснулась сильного плеча женщины-кошки – осторожно, словно боясь задеть сердце где-то в глубине. – Любовь не разделяет в человеке хорошее и плохое, а принимает целиком. Но ты права, наверно. Ежели тебе больно рядом со мной находиться, то ступай, я держать тебя не стану, хоть и жаль мне с тобою расставаться: пока жили мы тут, я со всеми вами будто сроднилась. Но ты ещё найдёшь свою судьбу, вот увидишь. А это… пройдёт.
– Знаю, что не для меня ты, – вздохнула Иволга, осторожно поймав руку Лебедяны и сжав её. – Прости меня, госпожа.
– Я не держу обиды. – Лебедяна, потянувшись вверх, тихонько поцеловала Иволгу в синяк. – Но для твоего начальства, наверно, я должна написать грамоту о том, что ты не самовольно ушла, а я тебя сама отпустила. Война кончилась, и мне уже не нужно столько охраны.
От поцелуя Иволга вспыхнула отчаянным румянцем и низко поклонилась.
– Благодарю тебя, госпожа. Я недостойна такой доброты.
Взяв в опочивальне письменные принадлежности, Лебедяна набросала несколько строк, поставила подпись и вручила грамоту Иволге. Сомнение и сожаление давили на душу тягучей тоской, и она спросила:
– Ты точно решила уйти?
Женщина-кошка почтительно выпрямилась и сухо отчеканила:
– Точно так, госпожа.
– Хорошо, – еле слышно вздохнула Лебедяна. – Ну… Тогда прощай. Пускай судьба поскорее сведёт тебя с твоей настоящей суженой.
Ожидание тянулось нитью пряжи, ложилось петлями, свиваясь в плотную ленту. Сияние весны разгоралось жарче, всё вокруг наливалось соками, и пробуждающаяся земля наполняла кровь своим головокружительным колдовством; вот уже цветник около горного домика освободился от снежного покрова, и Лебедяна старательно очистила его от прошлогодних листьев и стеблей. Навстречу яркому солнцу проклёвывались многолетники, а однолетние цветы княгиня Светлореченская посеяла семенами. Она не решалась применять белогорскую волшбу для ускорения их роста: в глубине души всё ещё гнездился страх. Долгая борьба с недугом Искрена роковым образом подорвала её силы, и теперь Лебедяна боялась тратить подаренную Искрой молодость. Хоть седина и пропала после соития с возлюбленной, но она невольно чувствовала себя дырявым сосудом: сколько ни лей в него – всё неизменно просочится наружу.
Эту встречу Лебедяне пришлось выносить под сердцем, как дитя. Листая горные рассветы, словно страницы толстой мудрой книги, она добралась наконец до последней главы. Глава эта повествовала о блеске солнца на шлеме, тихих шагах по тропинке, прохладе кольчуги под ладонью и горьковатой, как отвар яснень-травы, усталой ласке дорогих сердцу карих глаз. И снова возвращалась Искра не с пустыми руками: спину ей оттягивал трёхпудовый осётр, которого она волокла, держа за верёвку, продетую сквозь жабры.
– Добытчица ты моя, – шепнула Лебедяна, снимая с неё шлем и гладя щетинистую голову. – Какой огромный! Куда нам столько?
– Засолим, – ответила Искра коротко. – Не пропадёт.
Всё остальное было написано в припорошённых инеем усталости глазах, которые после долгого поцелуя оттаяли и потеплели. Смыв в бане дорожную грязь и наведя блеск на голову, Искра окунулась в ледяную реку, а обед решила отложить:
– Какая мне еда… Я три дня без сна – просто с ног валюсь, родимые мои. Вздремну чуток сперва, а потом уж и перекусить можно.
С этими словами она забралась на печную лежанку, обняв пристроившуюся у неё под боком Злату. Лебедяна хотела забрать дочку, чтоб та не мешала родительнице отдыхать, но Искра простонала:
– Оставь, лада… Пускай. Соскучилась я…
Кошки-охранницы взялись за осетра, а Лебедяна ходила по дому, согретая тихим счастьем, и не знала, за что схватиться: прясть ли, стирать или, быть может, огненными маками вышить на рубашке свою радость? В итоге она просто села к окошку и замурлыкала себе под нос песню без слов.
Бузинка оказалась большой мастерицей по заготовке рыбы. Уложив пересыпанные солью и душистыми травами пластики осетрины в бочонок и прижав их гнётом, она поставила это излюбленное яство женщин-кошек в погреб-ледник.
– Готово, – доложила она Лебедяне. И добавила: – Ну что ж, госпожа… Избранница твоя домой вернулась, война кончилась, опасность тебе более не грозит, а значит, пора нам прощаться. Ежели тебе не трудно, напиши и для нас с Денницей увольнительные грамоты.
От Лебедяны не укрылся её взор, который с тёплой грустью обвёл деревянный зверинец на полочке. Тут были и медведи, и олени, и волки, и зайцы, а пташек скопилась целая стая… В холостячках покуда ходила Бузинка, но сердцем давно грезила о своём дитятке, оттого-то и привязалась к Злате всей душой.
– Этот день должен был настать, – вздохнула княгиня Светлореченская. – Грамоты я вам непременно дам, только прошу вас, останьтесь ещё чуть-чуть. Вот пробудится Искра, посидим вместе за столом – тогда и ступайте. Вы мне почти как родные стали, не могу я вас просто так отпустить.
Кошки согласились. Искра поднялась только к вечеру, когда закатные лучи залили вершины гор тёплым румянцем; нырнув в погреб, она вышла оттуда с бочонком хмельного мёда на плече.
– Что ж, сестрицы, дозвольте вас отблагодарить за всё.
Мелкими пташками полетели чарки – одна за другой, прыг-скок… Пришлось Бузинке с Денницей задержаться немного долее, чем «чуть-чуть»: крепкий медок уложил всех кошек. Дружинницы уснули прямо за столом, уронив головы на руки, а Искра, пошатываясь, по-медвежьи облапила Лебедяну и пробурчала ей куда-то в шею:
– Что-то хмель меня одолел… С устатку, видно. Ладушка, ты меня простишь, ежели я нынче ночью бревном побуду?
– Иди уж, отдыхай, – усмехнулась Лебедяна.
В цветнике колыхались на ветру маленькие, скромные кустики белолапки. Этот цветок мог расти на суровых, бесплодных скалах, выбирая для себя самые труднодоступные места. В окружении изящных лепестков, покрытых нежной, чуть приметной «шёрсткой», серебрилась пушистая розетка из нескольких шариков – ни дать ни взять подушечки кошачьей лапки.
Слёзы капали на дубовую столешницу, на которой лежала разводная грамота.
«Я, Искрен сын Невидов, владыка земли Светлореченской, освобождаю супругу свою Лебедяну от брачных уз. Отныне может она считать себя вольной, аки птица в небе, и дальнейшую стезю себе выбирать по желанию своему. Отпускаю её чистой, ни в чём не повинной, упрёков не возлагаю на совесть её. Дочь Злату отпускаю с нею же. Всё принадлежащее ей носильное платье и все нательные украшения остаются за нею неотторжимо, прочее же имущество оставляю в своём владении. Право именоваться княгиней Светлореченской Лебедяна утрачивает. Искрен».
Пальцы Лесияры ласково смахнули слёзы со щёк Лебедяны, а та прильнула к тёплым рукам родительницы.
