Коктейль под названием «муж» - Ларина Арина (бесплатные серии книг txt) 📗
– За что именно? За непрофессионализм? – потрясенно спросила Аля.
– За отбивание клиента. Плевала я на его непрофессионализм. Если тетке понравилось – это ее проблемы. Только деньги теперь не мои, а Вадика. Вот такая «справедливость»! Должна я получить компенсацию за свои страдания? Должна. Мне, в конце концов, должен обломиться принц, тонко чувствующий и согласный спонсировать мое творчество, чтобы донести красоту до широких масс. Народ нельзя лишать общения с высоким искусством!
– Гусева, да кто ж возражает! Пусть тебе обломится! Только зачем при этом обламывать окружающих? Пусть всем будет хорошо, – вздохнула Маша.
– Всем хорошо быть не может, – в унисон с ней вздохнула Рита. – Я вам, девчонки, очень сочувствую, но вы не расстраивайтесь. Может быть, в конце жизни, если настрадаетесь лишку, вам тоже как-то компенсируют моральный ущерб. Может, вас внуки будут любить или дом престарелых, в который вас сдадут, окажется повышенной комфортности.
– Спасибо, добрая душа, – закивала Алина. – Мороженым не подавись, чтобы не пришлось получать компенсацию в следующей жизни.
– Злые вы, – хихикнула Рита. – Но я так скажу: когда будет плохо – обращайтесь. Я друзей не предаю. И не надо вот так насмешливо перемигиваться. Плохо обязательно будет. Я этого вовсе вам не желаю, я констатирую многовековой опыт человечества.
– Ладно, хватит каркать, – Маше вдруг стало не по себе. – Я не суеверная, но слушать про свои грядущие горести больше не желаю.
– Тогда давайте споем, – предложила Гусева и взвыла: – Червону руту не шукай вечорами…
На них начали недоуменно оглядываться.
– И это я еще трезвая, – громко сообщила бескомплексная Гусева малочисленным посетителям кафе. – А как я пою, если меня напоить!
– Ой, пошли отсюда, Кабалье ты наша, – рассмеялась Алина. – А то сейчас поедем в отделение, и будет у нас одна общая черная полоса на всех.
То ли Гусева и правда накаркала, то ли все последующие события закономерно вытекали из проверенной многовековым человеческим опытом теории о черных и белых полосах, но через пару дней утром Маше на работу позвонила мама, истерически захлебываясь рыданиями и заикаясь.
– Что? Что? – заорала Маша. – Никита? Алеша? Папа? Что произошло?!
– Приезжай ко мне, немедленно! – просипела Диана Аркадьевна и повесила трубку.
– Мне надо уехать, – прошептала Маша в ответ на вопросительный взгляд шефа, выскочившего в приемную на ее вопли.
– Ладно, отгул, – с неудовольствием согласился Сокольский. – Но чтобы завтра были на месте.
Молча кивнув, Маша метнулась ловить такси, набирая домашний номер. Вероника долго недоуменно переспрашивала в чем дело и жарко заверяла, что у них с Никитой все в полном порядке. Муж недовольно буркнул, что у него переговоры и отсоединился. По дороге она пыталась дозвониться отцу, но он не брал трубку. Длинные гудки по капле отмеривали холодный ужас, наполнявший сердце.
Мама распахнула двери сразу, как будто дежурила у глазка. Вид Дианы Аркадьевны был ужасен. Впервые в жизни Маша видела родительницу в разгар дня лохматой, с потекшим макияжем и перекошенным лицом. Сейчас ей можно было дать все шестьдесят. Жуткая старуха в стильном спортивном костюмчике и домашних босоножках на высоченной танкетке. Контраст был столь разителен и страшен, что Маша почувствовала, как у нее перехватывает дыхание. В голову лезла всякая дрянь: все же что-то с отцом, началась война, родителей ограбили…
– Папа? – еле выдавила она. – Что с ним? Он… жив?
Реакция маменьки оказалась настолько неожиданной, что Маша начала икать.
Смачно плюнув себе под ноги, Диана Аркадьевна прошипела:
– К сожалению!!!
После чего вдруг начала страшно выть, выкрикивая нечто нецензурно-неразборчивое.
– Я фигею, дорогие товарищи, – пробормотала Маша, икая через слово, и побежала в кухню пить. На полу валялись осколки в таком количестве, словно упала полка с посудой. Аккуратно лавируя среди черепков, девушка добралась до графина с соком и попыталась пить мелкими глотками, по инструкции. Это не помогло, тогда Маша набрала воздуха и задержала дыхание, пытаясь залить в судорожно вздрагивающий организм остатки сока.
– Будь проклят! – рявкнула Диана Аркадьевна, шатающейся походкой продефилировав к окну и широким жестом отдернув легкую занавеску.
Маша подавилась соком и закашлялась. Икота вопреки ожиданиям не прошла, а участилась.
– Прощай, – мама помахала рукой, как Гагарин, и полезла на подоконник. Не хватало только сакраментального «Поехали!». Почему-то вспомнилась шутка мужа про «маму в космос».
– Дурдом, – буркнула Маша и начала молча стаскивать маменьку вниз.
– Нет, я не буду жить! – верещала Диана Аркадьевна и требовала немедленно вызвать супруга.
– Не хватало еще, чтобы отец увидел тебя в таком раздрае, – рассвирепела Маша. – В чем дело-то? Хватит концертов, я сейчас порежусь тут о мусор. Ты посуду била? Для антуража?
– Ты как со мной разговариваешь? Ты знаешь, что сейчас пережила твоя мать? И я скажу больше: она этого не пережила! Она погибла, разорвала оболочку и воспарила ввысь, в космос, от всей этой грязи, лжи…
– Пафоса-то сколько, – недовольно констатировала дочь и исподлобья глянула так, что Диана Аркадьевна резко перестала говорить о себе в третьем лице, нагнетая трагизм.
– Твой отец изменил мне.
Маменька застыла в скорбной позе, жуя губами, словно полоумная старуха. В этом было что-то такое дикое и непривычное, что Маше стало страшно. Мать, безусловно, сошла с ума.
– Ты меня слышишь? Он предал меня, изменил!
– Ну, предположим, это не новость, – осторожно заметила Маша. – И для тебя в том числе.
– То были измены телесные, а эта – духовная!
– Папа что, пол поменял или в кришнаиты подался? – изумилась девушка и даже неуверенно улыбнулась, представив респектабельного Максима Михайловича разгуливающим по центру города замотанным в оранжевую хламиду и бьющим в бубен.
– Тебе все еще смешно? Он ушел. От нас. Совсем.
– От нас? – остолбенела Маша.
– Да, именно от нас. Из семьи. Или ты не его семья?
– Я что-то не поняла…
– У него завелась такая баба, с которой он не хочет просто спать! Он с ней хочет жить! А то, что я с ним столько лет мучилась, молодость на него потратила, он забыл! Нет, я этого унижения не переживу. Наложу на себя руки.
– Мам, я все равно не понимаю. Это бред какой-то. Ты можешь по порядку рассказать? Может, ты его не так поняла? Или папа сгоряча что-то брякнул?
Она не могла не то что поверить в такую дикость, а даже осознать смысл происходящего. Мама картинно заламывала руки и демонстративно страдала, вероятно, еще не понимая, что после окончания спектакля ничего не изменится. И страдать она уже может по-настоящему, ибо случилось страшное.
Если не обращать внимания на витиеватые оскорбления и экскурсы в историю, изобиловавшие в трагическом рассказе Дианы Аркадьевны, то расставание произошло следующим образом. Супруг, спокойно переночевав дома и позавтракав, собрал документы в непривычно большой кейс, используемый для командировок, и разбудил жену сообщением, что уходит.
– Я что, должна помахать тебе рукой? – раздраженно ловя остатки ускользающего сна, прохрипела Диана Аркадьевна.
– Обойдусь. Я тебе благодарен за все, но жизнь изменилась, я ухожу к другой женщине. Денег у тебя на карточке хватит на пару лет нормальной скромной жизни, за это время ты сможешь найти работу и как-то устроиться. Квартира остается тебе. Более я ничего не должен. Надеюсь, материальных претензий не будет. За моими вещами приедет водитель. Домработницу я рассчитаю сам. Прощай.
Пока Диана Аркадьевна медленно прокручивала смысл услышанного и соображала спросонья, не привиделось ли ей это, Максим Михайлович уехал.
Нервно похохатывая и размышляя на тему возможности наступления старческого маразма у мужчины в столь раннем возрасте, Диана Аркадьевна начала напряженно ждать прихода домработницы. Когда ни в восемь, ни в девять, ни в десять та не явилась, и, соответственно, завтрак не был подан, мадам Кузнецова запаниковала. Мобильный мужа не отвечал, пустой сейф нахально демонстрировал девственно чистые полки, привычной пачки денег «на расходы» в ящике стола не наблюдалось.
