Далекое море - Джиен Кон (версия книг .txt, .fb2) 📗
– Ты сказала, что хочешь у меня о чем-то спросить? – заговорил он, будто очнувшись ото сна. В голосе звучала собранность опытного бизнесмена.
– А, да.
– Спрашивай. Постараюсь ответить, – произнес он решительно, и она даже на мгновение растерялась. – Давай, давай! Уж в нашем-то возрасте, да еще и встретившись через сорок лет, неужели я оставлю тебя без ответа? Так что не стесняйся, что там у тебя за вопрос? Раз это волновало тебя целых сорок лет, как мне не уважить твоей просьбы? Говорят же, сорок лет – это время блужданий израильского народа по пустыне, время, которое не повернуть вспять, а говоря современным языком – необратимое…
Она засмеялась.
– О, так же нам говорила монахиня, когда мы изучали Исход.
Он посмотрел на нее в упор.
– Как я погляжу, память порой подводит нашу Розу. Это же я тебе рассказывал! А ты еще потом спросила, мол, если Бог всесилен, то почему одним повелением «Забудь!» просто не стер всю память, зачем вместо этого заставил любимый народ бродить кругами по пустыне?
– Так и спросила? Хм, очень интересно… – захихикала сестра.
Атмосфера за их столом стала менее напряженной.
– Роза всегда была дерзкой. И искренней, – заметил он.
– За что часто и перепадало, – отозвалась она.
Они рассмеялись. Да, сорок лет. Время, которое все обнуляет…
– Если подумать, твои слова и вправду не лишены смысла. И что ты тогда ей ответил?
– Да тут все просто. Виновата наша тленная природа. Даже если стереть воспоминания из головы, тело все равно будет помнить. И чтобы избавиться от них полностью, требуется сорок лет.
Это объяснение неожиданно ошеломило ее. Сорок лет, нужные для того, чтобы стереть телесные воспоминания!
– Ну все, давай уже спрашивай! – снова подначил он.
На ее лице отразилась неуверенность, его же светилось умиротворенной улыбкой. Она слегка откашлялась и на одном дыхании выпалила:
– Почему тогда, позвав меня в ресторан на втором этаже жилого комплекса «Ханян», ты сказал мне те слова?
Он ошарашенно взглянул на нее. Казалось, его поразил не сам вопрос, а то, как неожиданно он прозвучал.
– Ты о чем? Разве мы с тобой там были? В этот ресторан я частенько ходил, да, но только с друзьями из церкви…
У нее перехватило дыхание.
– Ты не помнишь? Мы с тобой вдвоем заказали пиво и сидели напротив друг друга… Ты еще попросил меня тогда подождать три года. Потом хотел в университет податься и уговаривал подтянуть тебя для поступления…
В его глазах по-прежнему читалось недоумение. И тут, точно разряд молнии, ее пронзило понимание: недоумение говорило о том, что он все напрочь забыл!
– Не помнишь? Как можно не помнить об этом? Ответив тебе отказом, я тогда сбежала и нестерпимо мучилась всю жизнь… А ты говоришь, что совершенно этого не помнишь?
Его растерянное лицо невольно провоцировало ее. Голос, набирая обороты, звучал все более торопливо и взволнованно, как будто она кого-то пыталась убедить, страстно заверяя: «Говорю же, я не крала!» Даже для собственных ушей ее слова звучали неубедительно, что привносило еще большую сумятицу в мысли.
От изумления она открыла рот и так и замерла. Затем, желая сбросить с себя оцепенение, встряхнула головой. И снова с горечью подумала, что не надо было с ним встречаться.
– А что он тогда тебе сказал? – встряла сестра.
Выдохнув, она посмотрела куда-то в пространство прямо перед собой, потом, отхлебнув вина, взглянула ему в глаза. На его лице читался легкий испуг.
– Той зимой я, как отличница, самая первая получила подтверждение о зачислении в университет. И спустя некоторое время мы встретились на втором этаже жилого корпуса «Ханян». На первом был большой супермаркет, а слева на второй этаж, где находился ресторан, с улицы вела лестница. Столики, как я помню, отделялись друг от друга довольно высокими перегородками. Он начал с того, что поздравил меня с поступлением.
– Да, ресторан я помню. Мы ведь часто туда ходили с друзьями из церкви, – охотно откликнулся он, словно бы говоря: «Нас голыми руками не возьмешь!»
– Позвал меня туда и говорит, мол, выслушай внимательно все, что я тебе скажу… Так начал он… Как же ты мог…
На нем было коричневое полупальто в клетку с прелестным закругленным бежевым воротником из искусственного меха.
– Выслушай внимательно все, что я скажу тебе.
Когда он заговорил, она заметила, что его губы слегка подрагивают. Она догадывалась, что за слова он произнесет. Пришла пора, когда один из них, двоих влюбленных, переполненных чувствами, которые нельзя обнаружить и невозможно скрыть, переступил порог совершеннолетия. Оказавшись в ресторане с высокими перегородками, за столиком с парнем, который заметно нервничал и просил внимательно его выслушать, она вполне могла предположить, о чем пойдет речь. Возможно, именно благодаря своей догадке она почти сразу же приготовилась к бегству, сжав на коленях кулаки и напружинившись, чтобы в любой момент вскочить с места и пуститься наутек. К таком выводу она пришла уже позже, после того как долгое время перебирала и анализировала произошедшее.
Он не отрывал от нее глаз, в которых застыло тревожное недоумение и даже испуг. Ей подумалось, что несколько часов назад, когда он безапелляционно заявил про совместный заплыв на глубину, у нее наверняка было такое же потерянное выражение лица. Она ведь тоже все еще не могла вспомнить тот эпизод про далекое море…
– Я решил уйти из семинарии. Трех курсов с меня достаточно. Для начала попробую податься в армию. Хочу записаться в морские пехотинцы.
Произнося это, он неотрывно смотрел на нее. В его глазах сквозили страх и мольба. Возможно, он почувствовал ее намерение сбежать. И тот его взгляд, пронизанный страхом, навсегда остался в ее памяти. Сорок лет она винила себя за это. А он говорит, что ничего не помнит.
– Сказал, что оставит семинарию и пойдет в армию, в морские пехотинцы, – проговорила она.
– Его же освободили от армии! – воскликнула сестра.
– Нет, Михо права, – тихо возразил он и добавил: – Я и вправду подал заявление в морскую пехоту. Но не прошел медосмотр из-за неполадок в плечевом суставе.
Он поднял на нее глаза, в них читалась просьба продолжать.
Она медлила, словно объятый дрожью человек на краю пропасти.
В те давние дни она еще даже к пиву не притрагивалась. Видя ее замешательство, он растерялся.
– Я так думаю: сначала отслужу морским пехотинцем, а после дембеля переведусь в обычный университет. Дальше по обстоятельствам: если не получится сразу, то позже попробую еще раз сдать вступительные экзамены.
Понимая, о чем идет речь, она тем не менее изобразила на лице искреннее недоумение. Он же еще ближе придвинулся к столику.
– Когда я вернусь из армии, ты будешь на третьем курсе. Подсобишь мне с подготовкой? Другие предметы я, может, и сам вытяну, а вот с математикой потребуется твоя помощь. Тогда я снова начну учиться…
И тут в ее голове совершенно опустело. Наступила полнейшая темнота, словно высоковольтная лампочка накалилась и с треском лопнула.
«Иосиф! Мой отец, вернувшись из пыточного ада, сейчас доживает последние дни. Его выгнали из университета, наша семья бедствует. Скорее всего, мне придется переехать на окраину».
Она не смогла этого сказать. Лишь спросила:
– А как же семинария? Вы же хотели стать священником. Ваша мама знает про все это? А священник из нашей церкви?
Она с трудом соображала, как и о чем спрашивает. А он с невозмутимым видом, мол, все это ерунда, снова откинулся на спинку стула.
– С этим я сам разберусь… Роза Ли Михо, на этом свете ты первая, с кем я поделился своими планами, – продолжил он с надеждой в глазах. – И если ты пообещаешь, то я…
Он не смог договорить, потому что она вскочила с места. В желтоватом освещении ресторана его лицо казалось белым и застывшим, как маска.
