Волшебная нить (СИ) - Тартынская Ольга (читать бесплатно книги без сокращений TXT) 📗
С этими словами предводитель протянул сыну руку, но тот лишь молчал, стиснув зубы и не делая ни одного движения навстречу. К счастью, в этот момент доложили, что лошади готовы. Чемоданы юного Бронского давно уже были собраны. Левушка воспользовался случаем и тотчас вышел, молча кивнув отцу на прощание.
Покуда таскались чемоданы, корзины с провизией, одеяла, погребец, все это укладывалось в сани, юный Бронский ждал, что Сергей Львович выйдет на крыльцо. Ему не хотелось покидать родной дом наспех, в ссоре. Дворня окружила юношу, желая ему легкой дороги. Бабы крестили молодого барина и, отирая слезы краешком платка, причитали:
- Сиротинушка ты наш! Некому тебя обласкать да поплакать, провожаючи: нет у тебя матушки сердечной...
У Левушки щипало глаза от их ладного напева. Тут же вертелась Федора, пристраивая у него в ногах корзину с пирогами. Бронский тотчас покраснел, вспомнив злосчастную ночь.
- Не забывайте нас, барин, - проворковала красавица, нарочно задевая Левушкины колени. - Не поминайте лихом.
Она по-русалочьи усмехнулась и отошла. И вот его уже укрывают медвежьей полостью, вот уже кучер занимает место возницы, а отца все нет. Тронулись. Левушка с тоскливым вздохом оглянулся на стремительно удалявшийся родной дом, но отца так и не увидел...
С тех пор его грызло сомнение, верно ли он поступил, уехав вот так? Горечь и обида скоро сменились жалостью к батюшке и раскаянием. Лев Сергеевич громко вздыхал и качал головой, не в силах справиться с душевными терзаниями. Как скоро лошади домчали его до почтовой станции, кладь была выгружена на снег в ожидании милости смотрителя, а родные сани скрылись из виду, юному правоведу страстно захотелось вернуться домой, кинуться в объятья отца и вымолить прощение. Однако уже было поздно...
И вот теперь, когда после многочасового ожидания Левушка получил лошадей и покатил по тракту, слушая унылое пение ямщика, им овладела тоска. Темнело, дорога навевала печаль. Бронский припомнил благословенную метель, вынудившую его свернуть с дороги к дому мельника, где он встретил Катю. Пошлет ли судьба им новую встречу? Когда? Бронский тяжко вздохнул: верно, не скоро, ах, не скоро...
От этой мысли сделалось еще тоскливее. Левушка почувствовал холод одиночества, ощутил себя затерянным среди белой пустыни. Час между собакой и волком всегда вызывал в нем смутную тревогу и грусть. Катя не ответила на его письма. Возможно ли, что забыла? Или не смогла? А что как она посылала, но...
Крамольная мысль заставила Левушку подскочить в санях. Боже милосердный, кому же верить после? Предположение, что отец мог перехватить Катины письма, причинило юноше сильную боль. Батюшка, родной, самый близкий человек... Возможно ли, что он решился на такой бесчестный поступок?! Припомнив Федору и нечаянно подслушанный разговор, Левушка стиснул зубы и застонал. А впереди была долгая дорога до Петербурга...
На следующей станции Бронский был вынужден заночевать. Смотритель объявил, что лошадей не будет до утра, а фельдъегерских трогать не велено. Нечего делать, юный путник расположился на ночлег в отведенной ему убогой комнатке. Опасаясь клопов, он не решился прилечь на диван. Чтобы занять себя, Левушка достал из багажа томик Вальтера Скотта и заодно на всякий случай прихватил шкатулку с деньгами. Засветив огарок свечи, он раскрыл книгу и принялся читать, однако некая посторонняя мысль не давала юноше покоя. Давеча, доставая подорожную, он обратил внимание на незнакомые бумаги, но рассмотреть их было недосуг. Теперь Левушка вспомнил об этом, и смутное подозрение подтолкнуло его к шкатулке. Еще не понимая зачем, повинуясь внутреннему голосу, он медленно раскрыл ее. Под свертком с деньгами, врученными ему отцом на проживание, лежали незнакомые бумаги в конвертах. Левушка осторожно взял один из конвертов, и сердце его на миг остановилось. Это были два Катиных письма. Юный Бронский дрожащими руками раскрыл одно из них...
32.
Катя припрятала найденную доверенность подальше от посторонних глаз. Дядя не должен знать, что она рылась в его бумагах. Прошло немало времени, прежде чем миновала опасность и дядя несколько успокоился, смирившись с потерей или лишь делая вид. Вот тогда девушка достала из тайника заветные листочки, исписанные любимой рукой. Проверив, заперта ли дверь, она прильнула глазами к бесценным строкам.
"Любезный друг мой Катенька!
С тех пор, как я увидел Вас, сердце мое пребывает в смятении и тоске. Душа стремится к Вам и только к Вам. Однако судьбе угодно испытывать меня. Скоро я должен ехать в Петербург, ибо оставаться здесь не имею ни желания, ни терпения. Быть возле Вас и не иметь возможности увидеть Вас, взять Вашу прелестную ручку, заглянуть в глаза прекраснейшей из смертных!..
Целый день я брожу по лесу и твержу Ваше имя. Общество людей мне несносно, ведь Вас нет среди них. Я бегу от суетных разговоров в тишину белой пустыни..."
Катя читала и чувствовала, как душа ее наполняется радостью и счастьем. Неизъяснимое блаженство таили эти пылкие строки. Бронский негодовал и жаловался, печалился и грезил. Письмо его дышало неподдельной страстью. Прочитав прощальные строки "Христос с вами, ангел небесный. Я жду вашего ответа", Катя схватила другое письмо. Оно, как и последующие, хранило трепет любви и страсти, нетерпение и желание юного безумца. Все вокруг сделалось пустым и ненужным, кроме этих писем, дававших ей подлинную жизнь...
Катя в изнеможении опустилась на подушку, не выпуская из рук последнего письма. Голова ее кружилась, сердце сладко ныло, переполненное чувствами. Она невольно прижала к губам послание любви. Ах, если бы это были его уста!.. Тотчас вспомнился чувственный изгиб, манящая сладость вкуса, жадная власть этих уст. Так явственно вообразив страстный Левушкин поцелуй, Катя невольно застонала, но тотчас встряхнулась, отгоняя наваждение. Поднявшись с кровати, она бережно собрала письма и спрятала их на прежнем месте, в тайнике. На щеках девицы играл румянец, а взгляд мечтательно туманился...
Между тем и Левушка, намучившись путешествием, находил единую отраду в перечитывании двух Катиных писем. Скоро он выучил их наизусть и все же от времени до времени доставал из шкатулки нечаянно измятые в тряске листочки и впивался глазами в безыскусные строки.
"Милостивый государь Лев Сергеевич!
Как скоро мы более не увидимся, я взяла на себя смелость, не дождавшись от Вас обещанного письма, написать первой. Вот Вы опять скажете про дурной тон провинциальных девиц. Что же делать? Мне следует немедленно Вас забыть, а я думаю только о Вас. Теперь Вы вольны смеяться надо мной сколько угодно.
Я не знаю, благодарить мне или проклинать судьбу, приведшую Вас в домик мельника в тот роковой час. Теперьне знаю. Я благодарила Бога за спасение, за Ваше дружеское участие, за все... Я все помню: ночь в доме мельника, разбойников, бал у Давыдовых, спектакль, фанты... Теперь же мне хочется все это забыть навсегда!..
Вы уезжаете, мой дорогой Левушка, и я вас больше не увижу! Зачем я узнала Вас! Теперь мое уединенное существование делается мучительным вдвойне: ведь я теперь знаю, как сладко разделенье. Мое одиночество станет непереносимым от мысли, что где-то есть родная душа, но ей никогда не соединиться с моей душой!.. Не знаю, слать ли вам слова привета или горестные пени. Вы обещали писать и не пишете...
В Вашей воле смягчить мою боль несколькими словами участия, но Вы молчите. Бог Вам судья, однако, будьте благополучны, не печальтесь и не унывайте, как
Ваша бедная Катя".
Опять и опять читая эти строки, Левушка страдал от бессилия. Он подлинно бесился, вспоминая, как ждал ответа на свое письмо и впадал в отчаяние, не получая его, между тем как она, Катенька, тоже писала и мучилась ожиданием... Вновь поднялась обида на отца, уж было подзабытая. Зачем, за что? Чем они с Катей заслужили столь жестокое обращение?
