Золото скифов - Колчина Нина (книги онлайн читать бесплатно .txt) 📗
Она утерла слезы и приготовилась слушать мужа…
Скифское золото Татьяна вынесла из больницы в большом пакете, среди вещей, которые Ульянский оставил в приемном покое. На прощание он ласково поцеловал жену и пообещал, что шумиха вокруг пропажи сокровищ уляжется быстрее, чем она думает.
4
Все произошло, как и предполагал Ульянский. Шум, связанный с пропажей скифского золота, утих довольно быстро.
По ходатайству Института археологии и Эрмитажа было начато расследование, которое сразу же зашло в тупик. На месте происшествия побывало человек триста, а то и больше, и все разъехались кто куда, как только расчистили шоссе. Следователь посетил воинскую часть, опросил солдат, но никаких результатов это не дало.
Ульянскому пришлось тоже давать объяснения, но что может помнить об аварии человек, который сам в ней пострадал! От шока он оправился только к вечеру — это подтвердили врачи стационара на улице Грановского. Он не помнил даже, кто поднял с асфальта портфель. Во всяком случае, так говорил Ульянский. А о том, что портфель пустой, он узнал только в палате. До этого был уверен, что ценности по-прежнему там. Он глаз с портфеля не спускал, даже дотронуться до него никому не позволил. В больнице это запомнили — действительно не позволял. Поэтому, когда следователь поинтересовался, как бы невзначай, тяжелым ли был портфель, — ответить никто не смог.
С Ульянским беседовали корректно и уважительно, скорее всего, чтоб соблюсти формальности. Татьяну тоже пытались расспросить о событиях того дня, но говорила она нервно, сбивчиво, невразумительно, и скоро ее оставили в покое. Она все время утирала слезы, доставала из сумочки валидол, а вспомнив погибшего Михаила, унять рыданий уже не могла.
Виновник аварии — совхозный тракторист — был мертвецки пьян в то злополучное утро. Мало того, когда понял, что натворил, — сразу сбежал домой, поэтому ничего не видел, и беседовать с ним о портфеле оказалось таким же пустым делом, как спрашивать, зачем нализался.
…Когда Ульянский вышел из больницы, на улице Грановского его ждала новенькая «чайка» — начищенная и сияющая, как и та, что разбилась. Водитель пахнущего свежей краской лимузина чем-то отдаленно напоминал погибшего шофера и, самое удивительное, носил имя Михаил. У Ульянского возникло ощущение, будто ему предлагают переписать испорченную страницу своей судьбы. Но оказалось, что, несмотря на реконструированные декорации, за стенами больницы его ждала совсем другая жизнь, нежели та, которой он жил прежде.
Он не знал, что будет так. Не знал! Он вообще, как выясняется, не знал себя. Сказал бы кто, что он сможет воспользоваться ситуацией и украсть, — никогда б не поверил! В своих мыслях Ульянский, правда, не употреблял слово «украсть». Границу между жизнью той и настоящей называл «Сережкино золото».
Да… Все, связанное с Зиминым, угнетало больше всего. Даже больше, чем страх разоблачения. Он звонил ему из больницы. Сказать, что Сергей был расстроен, — не сказать ничего. Ульянскому показалось даже, что тот немного не в себе, — говорил односложно, бесстрастно, совершенно потухшим голосом. И вот вчера дочь сказала, что у Зимина инфаркт.
Черт! Этого предусмотреть он никак не мог. Ну что за дурак Зимин, в самом деле! Ответственность, граничащая с идиотизмом!
Ульянский хотел перевезти его из районной больницы в какой-нибудь стационар Четвертого управления, но Зимин пока был нетранспортабелен. Сегодня к нему поехал кардиолог с Мичуринского; Ульянский оплатит все лекарства, помогло бы только — состояние тяжелое.
С Татьяной что-то творится. Все время плачет… Придет к нему в больницу, сядет на стул, уставится в одну точку, слезы утирает и молчит. Зачем, спрашивается, навещать больного в таком настроении?
Но самая большая тревога — дочь! Пришла вчера его проведать. Заговорила о Зимине. Потом вдруг всхлипнула как-то и запричитала по-бабьи: «Если Сергей Матвеевич умрет, Игорь навсегда свяжет смерть отца с нашей семьей! Он тогда не захочет на мне жениться, папа!» Владимир Иванович вспомнил, какое безысходное, тягучее отчаяние затаилось в глазах дочери, и горестно закрыл лицо рукой.
«Все устроится! — уговаривал он сам себя. — Сергей бы поправился!..»
«Архангельское», куда приехал Ульянский прямо из больницы, выглядело по-прежнему — выметенные дорожки, идеально ухоженные клумбы, почтительный персонал. Это давало Владимиру Ивановичу ощущение стабильности, такое нужное, что страх и усталость, терзавшие его в больнице, стали понемногу отпускать.
Уходящее лето расщедрилось последними жаркими днями, но в воздухе уже разлилась прозрачная чистота неизбежной осени. Лес еще манил сочной зеленью, но налетавший вдруг порыв ветра срывал прячущееся в листве осеннее сухозолотье.
Допоздна в доме не утихала суета. Все время звонил телефон — коллеги поздравляли с выздоровлением; приезжал помощник с папкой документов на подпись; приходил с визитом местный доктор. Ульянский долго сидел за обеденным столом с женой и дочерью. Наконец-то ему представилась возможность подробно расспросить Альбину о том, как прошли вступительные экзамены в институт. Дочь рассказывала охотно, живо, но глаза оставались грустными. А может, ему так только казалось! Неожиданно для самого себя он вдруг заявил, что в Совмине открываются курсы автовождения и, если дочь захочет — пусть поступает; он планирует купить ей машину. Подарок в честь окончания школы и поступления в институт.
Альбинка ошалела от сногсшибательной новости, но быстро пришла в себя и бросилась обнимать отца. Потом поцеловала мать и погрозила ей пальчиком:
— А ты, мамуля, настоящая партизанка! Даже не намекнула!
Татьяна только сейчас услышала о предстоящей покупке и не знала, как себя вести. Она неопределенно улыбнулась, пристально посмотрела на мужа и потянулась за миской с салатом.
Вечером проведать Ульянского зашли министры, и он усадил их за стол. Постепенно разговор на общие темы перетек в заседание Совмина, но с обильной домашней едой и ледяной водкой.
Когда гости разошлись, а Альбинка отправилась искупаться перед сном на Цыганку, Ульянский вопросительно взглянул на жену. Она поняла без слов и, порывшись в платяном шкафу, достала черный целлофановый пакет. Куда спрятать золото, он решил еще в больнице. Самым подходящим местом, как ни прикидывай, была дача. Живет здесь круглый год, и его очень устраивает, что «закопуха» будет под присмотром. Впрочем, в нишу, которую наметил, точно никто не полезет. Нужды такой нет!
Через отверстия в полу, обязательные в старых строениях, вентилировался и дышал весь дом. Поднять толстую медную решетку в спальне на втором этаже оказалось делом пустяковым. Вынул четыре винтика — и открывшаяся густая темень дыхнула Ульянскому в лицо сыроватым холодком. Переборов внезапное чувство брезгливости и даже страха — все чудилось, что там крыса, — он обследовал нишу рукой. С одной стороны рука сразу наткнулась на неструганую доску, с другой — уходила далеко в подполье. Обмотав клейкой лентой пакет с золотом, Ульянский задвинул его подальше, насколько хватило руки, и вернул решетку на место. На все ушло минут десять, не больше.
Придирчиво осмотрев спальню, он принялся вдруг за перестановку. Тумбочка переехала на место кровати, а его кровать широко и основательно заслонила собой решетку.
— Вот так-то лучше, — расправляя ковер, подытожил дело Ульянский. — Официантке завтра скажешь, что, пока я с костылями, мне так сподручней… А там видно будет.
Татьяна с грустью наблюдала за действиями мужа. Растащив брачное ложе по разным сторонам спальни, он будто обозначил новый смысл их супружества — формальный.
Уже минут сорок, как Ромка Подшибякин притаился на Цыганке, а она все не шла. Но он упрямый. Если она вообще придет сегодня, он дождется!.. Отдежурит эту ночь, днем отоспится, а вечером на свидание. Подцепил-таки партийную цыпочку! Молоденькая, только школу закончила. Нельзя сказать, что очень красивая, — фигура корявая малость — но ничего! Сиськи торчат, как у козы, когтищи длинные, и томная, томная такая. Тю-тю-тю!
