Евангелие лжецов (ЛП) - Олдерман Наоми (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
«Я должен похоронить моего отца», заявил он. Говорил он, как показалось Иехуде, совершенно не слыша слов своих. То не было ответом, то было пониманием случившегося. И вновь повторил он. «Я не могу пойти с тобой сейчас, потому что я должен похоронить своего отца. Позволь мне сначала похоронить отца».
Иехуда услышал, как кто-то — ему показалось, что Йеремиа — прошептал соседу: «Это он говорит так с сыном Давида?»
Если бы он мог, Иехуда ударил бы его по лицу, но тут же осознал он, что это было бы опасным. Как же не заметил он ранее, что они дошли до такого, когда любые разногласия стали опасными? Если бы он ударил, то другие сразу бы заявили, что он не верит в то, что Иехошуа был сыном Давида, полноправным наследником на трон Иерусалема. А потом… он не мог представить, что могло случиться после.
Неделей раньше была драка между людьми несогласными в их лагере. Одного человека ударили ножом, и им пришлось оставить его в Рафа’ате, чтобы зажила его рана. Иехуда не думал тогда о том случае. А сейчас он задумался. Что может произойти, если он станет спорить с толпой разозлившихся людей? Он ощутил страх. И стыд за свой страх.
Иехошуа встал на колени и взял в ладони руки крестьянина.
«Ты ли мертв?» мягко спросил он.
Мужчина вытянул одну загрубевшую ладонь из рук Иехошуа и вытер слезы из глаз, озадаченно смотря на него.
«И спрошу я вновь», сказал Иехошуа, «ты ли мертв? И ты говоришь, что должен похоронить отца своего», и затем повернулся он к толпе за его спиной и произнес, стараясь донести каждое слово, «но я говорю», и голос его стал криком, «пусть мертвецы хоронят своих мертвецов. Ты же должен пойти с нами и провозгласить, что Царство Бога здесь!»
Люди за спиной Иехуды радостно закричали, поняв сказанное, как «нет ничего важнее их дела», и люди в далекой толпе, не разглядевшие деталей происходящего, тоже радостно закричали. Добросердечные женщины не кричали, видя, как из глаз крестьянина сыпались слезы, будто спелые фрукты. И Иехуда тоже не кричал.
Иехошуа встал и пошел. Иехуда обернулся и посмотрел на человека в грязи и пыли обочины дороги, кому предстояло похоронить своего отца.
Во внутреннем кругу появился свой внутренний круг. Иехуда не был частью того. Там были Шимон, Йеремиа и Йона. Они не были первыми, кто присоединились к блуждающей черни, но были они самыми ревностными. Йона видел знаки и чудеса в каждой пылинке. Йеремиа бормотал разные угрозы о приближении дней, когда Бог уничтожит всех неверных. Шимон был спокойным человеком: он не гневался на сомневающихся, а лишь печалился и жалел их.
Был день, когда Иехошуа взял тех троих с собой помолиться на холме. Ночь и день отсутствовали они без еды и питья. Что-то произошло там, но Иехуда так и не смог докопаться до сути.
Шимон, самый надежный из них, сказал, что заснул глубоким сном, и приснился ему Иехошуа, стоящий с Моисеем и Елиа, и сон тот был правдивым, за что он стоял своей грудью. Йона рассказал, как он увидел открывающиеся небесные врата, и сам Бог назвал его по имени, но Йона был известен всем, что мог услышать голос Бога и в гусиной перекличке. Йеремиа не промолвил ни слова об увиденном, кроме того, что ему сподобилось узнать о Риме, который сгорит, и о царстве небесном, которое придет на землю — так об этом он всегда говорил и ранее.
Чем больше спрашивал Иехуда, тем короче становились рассказы. А в лагере заговорили, что трех человек унесла огненная колесница на небеса, где сам Бог говорил с ними и поведал им, что Иехошуа был Тем обещанным им. Он нашел даже одного человека, кто продавал белые камешки, по его рассказам, взятые со святого места, где вознеслись они на небеса. Женщины зашивали их в ткань одежды, чтобы уберечься от дурного глаза.
Иехуда хотел обсудить этот случай с Калидорусом, который все еще путешествовал с ними, как простой пилигрим, но с рабом неподалеку. Но сама идея каким-то образом отошла от него. Он решил заменить встречи воображаемым разговором с Калидорусом. Что-нибудь из греков, представил он, что-нибудь из философии. Калидорус часто цитировал философа, чье имя — Епикорус — было символом ереси среди раввинов.
Он мог бы сказать: «Боги, если он есть эти боги, не утруждают себя заботами о нас. И зачем им это нужно, когда видят они стольких увечных и убогих среди нас? Если твоим друзьям приятно считать, что они уведели богов, то так тому и быть. Мне же приятно пойти посмотреть театр и представить, что я увидел Елену Трои или воинственного Агамемнона».
Такой ответ воображаемого Калидоруса понравился ему. Он радостно принял червя в грудь свою.
На них сошло безумие. Они начали ругаться о том, кто мог сидеть ближе к Иехошуа, будто дети из-за игрушки. Как если бы он уже умер, а они ругались бы из-за его одежды или кусков плоти, оставшихся от тела. Иехуда тоже поучавствовал в этом. Он всегда ощущал это желание — быть поближе к нему. Ощущение того, что невозможно быть очень близким, и при том полностью посвятив себя Иехошуа, гордиться тем. Из-за чего ему с трудом удавалось удержать себя на расстоянии от него и найти в глубине своей груди место не для Иехошуа, а для чего-то другого.
Но в те недели все начинало переливаться за край безумия. С каждым днем их становилось все больше и больше, и все больше и больше по краям группы их людей появлялось наблюдавших солдат. Они прекрасно понимали, что в такой толпе черни обязательно будут шпионы Префекта, будут те, кто сообщит о всех его словах и действих и о количество людей всего за пару монет. Но теперь Иехошуа не велел им разойтись. Это было неправильно. Сейчас они стали выглядеть мятежной толпой, с чем римляне расправлялись быстро и успешно. Они стали выглядеть, как тела, ожидающие чтобы их прибили гвоздями вдоль дороги к Иерусалему.
Никто не сказал бы об этом Иехошуа, и снова и снова выпало Иехуде донести до него слова, когда разделили они меж собой хлеб вечером: «Мы должны быть осторожными и предусмотрительными. Мы должны разойтись сейчас и встретиться через несколько недель, как сделали раньше».
Иехошуа ничего не ответил, а лишь улыбнулся. Остальные возненавидели Иехуду за такие слова. Он увидел, как им нравилось это ощущение опасности, потому что оно было близко к ощущению власти и силы. Он перестал различать ложь от правды. Он услышал чьи-то слова о том, что священники в Храме замышляли недоброе против них, и это прозвучало для него совершенным безумием. Он услышал, как кто-то сказал, что царь Херод Антипатер на севере платил за донесения об Иехошуа, и это тоже показалось невозможным. Но их группа посвятила себя определенной цели, и он был частью этого, и от того он более не мог видеть их взглядом снаружи. Выходило так, что они стали самым важным во всей Иудее.
Приближался жаркий Пейсах. Дни и месяцы пролетели так быстро, что весна расцвела уже за неделю перед праздниками. Воздух наполнился зеленым запахом акаций и жужжанием пролетающих насекомых.
Они пришли в дом их друга — купец по имени Шимон, кого люди прозвали Шимон Прокаженный за нелюбовь к нему. Шимона поразили слова Иехошуа о цене богатства. Тогда он отдал большую часть своего состояния бедным, и каждый день нищие с Бейт Ани получали с черного хода его дома бесплатный хлеб. Они остались там, чтобы переночевать там одну ночь с почетным гостем Иехошуа, а затем пойти дальше к Иерусалему.
Дом отяжелел запахом большой толпы больных, грязных и нищих. Все запахи смешались в кучу: тел и грязных одежд, женских месячных и зловония больной ноги, животных и шкур, кислого молока в кувшинах на полу и лука от дыхания погонщиков верблюдов.
Люди пришли за лечением, но Иехошуа не стал заниматься этим в тот день. Настроение у него было радостным и снисходительным, и он позволил принять небольшие подарки — овечью шкуру, корзину сухих фруктов, серебряный амулет — и услышать от кланяющихся и распластавшихся по земле гостей слова о том, что его лицо было лицо святого человека, настоящего пророка Бога. С каждым разом Иехуде становилось все более неловко.
