Нечто большее... - "Irmania" (лучшие книги TXT) 📗
Эта ночь была долгой и короткой одновременно. Я молила об её окончании. Я умоляла, чтобы она никогда не заканчивалась. Перенасыщенные друг другом, мы заснули среди смятых простыней и запахов нашей страсти.
Я нисколько не удивилась, когда на следующее утро проснулась в постели одна. Безумием было бы считать, что подобное может повториться. Идеальная ночь – она на то и идеальная, чтобы остаться единственной.
Глава 12
Может, было бы лучше, если бы Дэвид уехал не попрощавшись. Логичное завершение наших недо-отношений.
Я нашла его в гостиной, куда, закутавшись в простыню, выползла из спальни. Не буду скрывать, что обрадовалась, увидев его. Но радость моя продлилась недолго.
Полностью одетый, Дэвид пил кофе у накрытого к завтраку стола. Именно у, а не за столом. Так делают все, когда куда-то опаздывают: в одной руке чашка, в другой – телефон. Пьют кофе и просматривают сообщения.
- Хорошо, что ты встала. Вечером я должен быть в Нью-Йорке. Полетишь со мной или останешься?
Чашка на стол. Раз-два-три-четыре шага ко мне. Рука на затылок. Лёгкий поцелуй. Отеческий прям. Ну, хоть не в лоб – и то радость.
- Останусь.
- Только ненадолго.
Раз-два-три-четыре-пять шагов от меня к двери. Сумка в руку, телефон - во внутренний карман пиджака.
- Сообщишь, когда соберёшься вернуться. Я пришлю самолёт.
- Лучше сразу деньгами.
- Не понял.
- Хорошо, говорю. Сообщу.
Долгий взгляд. Опять штормит так, что меня укачивает. Но я твёрдо стою на ногах и лишь яростнее кутаюсь в простыню. Отчего же так холодно-то, а?
- Пока.
- Ага.
«В смысле, прощай».
После ухода Дэвида я вернулась в спальню, упала на кровать и практически сразу уснула. И проспала весь день: включилась защитная реакция организма на усталость и стресс. Встала я с тяжёлой головой, и только боль между ногами напоминала о том, что предыдущая ночь мне не приснилась.
А потом был этот репортаж.
Я почти пришла в себя и даже приняла душ. Включив телевизор, чтобы послушать вечерние новости, я аккуратно расчёсывала мокрые волосы. «Открытие нового сезона в Метрополитен Опера». Красная дорожка, знаменитости в вечерних туалетах; фотографы, журналисты. Мэр де Блазио, Ума Турман. Ричард Брэнсон – нечастый гость подобных мероприятий – даёт интервью телеканалу. На заднем плане проходит Брук Шилдс с мужем, затем Дэвид…
Дэвид?! Расчёска выпала из рук.
В смокинге, с ослепительной блондинкой под руку перед камерами проходил Дэвид! Тот, который чуть менее суток назад отдавался страсти вместе со мной. Вместе со мно-ой! На жарких простынях кровати вот этого самого номера, где я сижу на диване и таращусь в телевизор.
Занавес.
Экран давно погас, а луна, наоборот, освещала всё до мельчайших деталей: и стол, на котором всё ещё стоял нетронутый завтрак, и чашку с недопитым кофе, и брошенное на спинку кресла полотенце – им, не мной. Всё так, будто Дэвид вышел из комнаты за утренней газетой. Только уже поздний вечер, и он в Нью-Йорке смотрит оперу. А я смотрю на окно, у которого вчера в лунном свете он ждал меня.
Я вдруг вспомнила книгу, прочитанную много лет назад. Про бедную девушку, попавшую по приглашению богатых родственников в высший свет. Автор – кто-то из европейцев. Я силилась вспомнить её название. Что-то про замену или изменение. Нет, преображение! Точно, «Хмель преображения». Насколько я помню, конец там безрадостный. Впрочем, книга не была закончена, но посыл был ясен: всяк сверчок знай свой шесток. Вот и я охмелела в одно мгновение, стоило лишь его губам впервые коснуться моих. Охмелела и забылась. Зря!
Не сожалеть не получалось.
Я чувствовала себя брошенной. Хотя, как можно чувствовать себя брошенной, когда никто меня и не поднимал. Но, ведь, поднимал же! И в объятиях держал. И прижимал к сердцу. И шептал, что я его. Что я с ним. А вот теперь он там, а я здесь.
Не сожалеть не получалось. Ну никак.
И я снова бреду в кровать, ложусь на смятые нами простыни, обнимаю подушку, всё ещё хранящую его запах. Я обещаю себе, что немного поплачу и завтра проснусь другим человеком. Хмель выветрится, сожаления уйдут, и я вновь стану прежней. Той, которая не познала Дэвида Рассела. Той, которая приехала сюда зализывать раны после… после… Я нервно хихикаю, понимая, что мне совершенно нет дела до Джеймса и всего того, что произошло между нами. Наша жизнь с ним, мечты о свадьбе, медовом месяце, его измена – всё это настолько сейчас далеко! Как Боливия. Или Сатурн. Я излечилась от Джеймса Дэвидом: ни одной метастазы - ни в сердце, ни в голове. Если получилось один раз, получится и другой. Кто-нибудь когда-нибудь вылечит меня и от Дэвида. Только желательно, чтоб не так болезненно.
С этими мыслями я засыпаю.
Меньше всего мне хотелось, чтобы это снова было похоже на побег, но никто и ничто не могло заставить меня оставаться на Сансет Ки. Остров в одно мгновение потерял свою привлекательность, будто попав под злые чары тёмного волшебника. Одного отдельно взятого волшебника. Я знала, что это произойдёт - сразу, как только увидела его в баре. И солнце померкло, и море перестало искриться, и песок греть. Теперь он уехал, а тень его осталась. Находиться в ней мне не нравилось.
Это определённо не выглядело побегом, и в доказательство этого перед вылетом из Майами я позвонила Мэгги. У них с Риком могли быть свои планы на вечер, но снова сработало сестринское чувство, и Мэгги с радостью согласилась меня встретить.
- А у меня для тебя сюрприз! – сказала она, как только мы отъехали от аэропорта.
- Неужели нашла квартиру?
- Как же с тобой не интересно жить, Элизабет, - посетовала сестра и сразу же сверкнула глазами: - Представь себе! Помнишь Эшли, маму Колина – друга Генри?
- С трудом.
- Неважно! Короче, у неё есть тётка, которая жила неподалёку от нас. Так вот, она решила перебраться в пансионат, а свою квартиру сдаёт. Хорошая квартирка, небольшая правда - всего две спальни - но, думаю, тебе подойдёт.
- Конечно подойдёт.
Новость оказалась кстати! Очень хотелось действовать – переезжать, знакомиться с соседями, печь по вечерам печенье, - что-то делать, чтобы не думать. Просто жить обычной жизнью – без потрясений, без выяснения отношений, без мужчин. Особенно, без сексуальных брюнетов с штормовыми глазами.
- Только есть небольшая проблемка, - предупредила Мэгги.
- Ну…
- В квартире остался кот.
- В смысле, остался?
- В том самом, что тётка Эшли не может взять его с собой. В пансионате не разрешено держать домашних животных. В приют его она тоже сдавать не хочет, поэтому обязательным условием для сдачи квартиры является обеспечение в ней жизни кота.
- Ты сама понимаешь, как глупо это звучит? – Я начала смеяться. Мэгги сначала бросила на меня недовольный взгляд, потом прыснула, и через секунду мы уже хохотали вместе.
- Короче, тебе придётся взять кота и обеспечить ему достойное существование, - сказала она, отсмеявшись.
- Надеюсь, он рыжий.
- Зачем это?
- Тогда я могу представить себя Холли Голайтли. Ну, ты понимаешь, Нью-Йорк, маленькая квартирка, безымянный рыжий кот. Молоко из бокала для шампанского, «Мун ривер» на пожарной лестнице.
- Звучит упаднически.
- А по мне – в самый раз!
Кот оказался чёрным. И с именем. Правда, совершенно дурацким – Мистер Лапка. Я отказывалась его так называть, и в течении пяти минут Мистер Лапка превратился в Боба. По-моему, Боб был счастлив.
Переезд я постаралась обставить как можно веселее, но этого не получилось. Оказалось, что за десять лет жизни в Нью-Йорке, я практически не обросла вещами. Ни лавины милых безделушек, ни рядка мягких игрушек на спинках кресел. Большую часть мебели тоже пришлось оставить – встроенную кухню, огромный гардероб, двуспальную кровать, – всё это не помещалось в новой квартире. Я забрала лишь небольшой диван, который удачно встал в гостиной, и пару журнальных столиков. В ожидании, когда привезут новую кровать – старую, которая осталась от миссис Томпсон, я выбросила, – мне придётся спать на этом диване в окружении коробок со скарбом. Встроенные кухонные шкафы мы с Мэгги решили покрасить на ближайших выходных. Полки для гардероба должны были сделать в начале следующей недели. Неустроенность меня не пугала, и в пятницу я уже ночевала на новом месте.
