Золотой мираж - Майкл Джудит (полные книги .txt) 📗

— А вы принимаете людей серьезно? Она поглядела на него удивленно.

— Надеюсь, да. Я люблю людей, и обычно верю тому, что они говорят, и меня не забавляют ни они сами, ни их видение мира.

— Но у вас ведь не много друзей.

— Сложно сказать. У меня есть один очень близкий друг и несколько друзей, с которыми я иногда вижусь. Я и Эмма спокойные люди — нам не нужна толпа.

— А ваш муж? Он был такой же? Клер вздохнула:

— Почему все спрашивают меня о муже? Разве не достаточно того, что я теперь не замужем?

Он улыбнулся:

— Видимо, нет. Многим нужна вся история, а вам?

— Только то, что другие хотят рассказать: я не выспрашиваю.

Клер оторвала от него взгляд и посмотрела на тени на берегу. Было чуть больше одиннадцати, и сумерки, наконец, вылились в темноту. Месяц едва касался верхушек деревьев, его серп становился тем ярче, чем гуще делалась ночь. Она вспомнила о предыдущей ночи, как она верила, что Квентин был совершенно искренен, говоря о своих женитьбах и о Бриксе. Но, конечно, он не был так уж откровенен; она видела его сегодня, замкнутого, наблюдающего, и теперь вообще сомневалась, бывает ли он хоть с кем-нибудь честным. Но она все еще чувствовала, что должна ответить.

— Мой муж любил, когда вокруг много людей, и все время. Ему нравилось верить, что нечто еще более волнующее может всегда случиться в следующее мгновение.

— И случалось?

— Думаю, да. — Она помолчала. — Он следовал за этим, что бы оно ни было, и больше я его не видела.

Квентин взял ее руки и сжал в своих:

— Вам было тяжело это сказать. — Клер молчала. — Он не поддерживал связь? Он просто…

— Он просто больше не появлялся.

— И не оставил вам денег. И не присылал.

— Нет.

— И не пытался увидеть дочь?

— Я не думаю, что он даже о ней помнил. Когда он ушел, она еще не была личностью.

— Он ушел до ее рождения? — Да.

— А сколько вам тогда было?

— Семнадцать. Почти восемнадцать.

— Вы были в школе?

— Только поступила в колледж, но мне пришлось его бросить и устроиться на работу, когда он ушел. Мы поженились на следующий день после окончания школы. И он ушел, когда я была на четвертом месяце.

— Он ушел, потому что вы были беременны? Она чуть покачала головой:

— Я уверена, что он не хотел быть отцом, но, думаю, он просто не мог оставаться долго с одной женщиной, и появление ребенка просто дало ему понять, что это и есть основа брака. Мои друзья предупреждали меня о нем, но я не верила и потом я думала, что смогу его изменить. Конечно, я ошибалась; нелегко кого-то изменить, и одной любви для этого недостаточно.

Квентин положил руку ей на талию и поцеловал. Это был странный поцелуй, без страсти или волнения. Холодный, как рукопожатие, подумала Клер; или проверка температуры воды.

— Вы очень милая и очень мудрая, — сказал он, — его губы были рядом с ее, и Клер отклонилась. Она была смущена и смутно разочарована, как будто они сделали неверный поворот на пути, которым она наслаждалась.

— Спокойной, ночи, — сказала она, и не придумав ничего другого, что можно было сказать, развернулась и пошла прочь, через дверь в комнату для коктейлей, а потом вверх по лестнице на свою палубу, к каюте. Перед глазами у нее стояло лицо Квентина, ставшее, когда она ушла, задумчивым, но также и забавляющимся, как когда он наблюдал за своими друзьями. Может быть, он думает, что я тоже ниже его, как остальные?

— Это не был приятный вечер? — спросила Ханна на следующее утро. Они с Клер медленно спускались по Крик-стрит в Кетчикане, ожидая Эмму, которая на что-то загляделась в магазине. Когда-то, в самом начале века, улица была магистралью города, а теперь домишки, рассевшиеся на насестах по берегам реки, превратились в магазинчики, лавки, торгующие местными ремесленными диковинками, и художественные галереи. Город возник на самом краю гористого острова, климат которого был столь дождливым, что леса приобрели изумрудный цвет. Но сегодня светило солнце, и пассажиры сразу с двух кораблей заполнили улицы. Клер и Ханна уже посетили парки тотемов, когда Эмма еще спала, и теперь, бродя по городу, Клер решила залезть на Оленью Гору.

— Она триста футов высоты, и тропа растягивается на три мили, — сказала Ханна ласково. — Я вычитала это прошлым вечером. Если хочешь — иди, а я отыщу чайную и подожду. Ты ищешь себе что-то напряженное, чтобы забыть ощущения этой ночи? Вечер был неприятный?

— Очень странный. Мне многое не понравилось, но не могу прекратить о нем думать. — Она подождала, не скажет ли Ханна чего-нибудь, но та молчала, и, наконец, Клер добавила: — И о Квентине. О нем я тоже не могу прекратить думать.

— А почему бы и нет?

— Потому что он из тех людей, что любят производить впечатление, и нравиться; они чувствуют, что все в порядке, только когда им это удалось.

— А ты ему нравишься?

— Думаю — да. Он, по крайней мере, убедил, меня в этом.

— И что теперь?

— Не знаю. — Клер остановилась. — С ним я чувствую себя такой… молодой. Несмышленой. Как будто это мое первое свидание. Я через это все прошла; много раз была с мужчинами и у меня были романы, и я должна была привыкнуть к этому, по крайней мере, знать, что я делаю. Но нет, с Квентином нет, и мне это не нравится и это очень возбуждает, одновременно. Он пугливый, по-своему, по-особому: я не могу сказать, когда он говорит что-то честно, и не знаю, что он думает обо мне и что от меня ожидает. Кажется, он пользуется своей силой над людьми, чтобы держать их на расстоянии, и поэтому, может быть, я так никогда его и не пойму. Да и какая разница? Я дала такой хороший совет Эмме, нужно и самой ему следовать. Это безумие: я путешествую в первый раз, в первый раз я дальше, чем на пять миль от Коннектикута, и все, о чем я думаю — это мужчина, встреченный два дня назад.

— А что в этом плохого? — спросила Ханна осторожно.

— Я уже говорила тебе. Все в моей жизни изменилось и я должна уделять внимание всему новому, что со мной происходит, всему тому, что я могу сделать.

— Ну, не знаю. Раньше я думала о мужчинах все время; мне казалось, что они и интересней, и забавней, и важней, чем работа в школе и все другие мои занятия и мои подруги, все вместе.

Заинтригованная, Клер спросила:

— Когда это ты думала о мужчинах все время?

— Когда была молодой и несмышленой. Потому что я ошибалась, конечно, что и выяснилось довольно скоро; говоря по совести, женщины гораздо интереснее и важнее для нашей жизни, чем мужчины, и гораздо надежней. Но это не значит, что нам не стоит думать о мужчинах, даже когда мы странствуем по новым местам. Просто надо все держать в равновесии, и тогда тебе будет хорошо.

— Сложно удержать все в равновесии. — Клер остановилась и недовольно взмахнула рукой. — Вот это и есть то, о чем я говорила, что я казалась себе молодой. Я волнуюсь, сможет ли сохранить равновесие Эмма, а сама веду себя, как ее ровесница.

— Ну, может быть, тебе и следует чувствовать себя моложе. Может быть, ты не добрала этого чувства, когда ушел твой муж, и тебе пришлось стать для Эммы и матерью и отцом, и кормильцем, и всем прочим, в семнадцать-то лет. А сейчас ты должна как раз и прислушаться к тому, какой ты себя ощущаешь и что ты собираешься с собой сделать при всех этих переменах в жизни. Тебе очень сильно повезло, откуда ты знаешь, станет ли тебе лучше или хуже от этих денег? Может быть, случится очень много чего хорошего, но может быть, и плохого тоже. Дай себе немного времени, Клер: ты разберешься во всем, когда это произойдет.

— Что-то дурное? — повторила Клер.

— Ну, и так может быть.

— Никогда об этом не думала. Все было так замечательно. Ничто со мной не происходило. И что теперь делать с Квентином?

— Вероятно, ничего. Как я могу знать. Ну, а теперь, расскажи мне о людях на улице.

Клер сначала засомневалась, но потом решилась. Она оглянулась, чтобы убедиться, что Эмма все еще на виду, а затем они снова побрели. Она поглядела на женские имена спереди каждого дома — маленькие таблички, которые удостоверяли и рекламировали каждый из них. Прямо перед ними был «Дом Долли», вероятно, самой знаменитой из всех здешних дам. Клер слегка улыбнулась.