Жестокий Король (ЛП) - Кент Рина (книги онлайн полные TXT) 📗
Вместо того, чтобы отстраниться, я целую тыльную сторону ее руки, покусывая ее кожу, как я сделал бы это с ее губами. Я облизываю ее указательный и средний пальцы, просовывая между ними и засасывая кожу в рот.
Долгая дрожь проходит по ее телу. Я чертовски тверд, как скала. Мой член напрягается в брюках, желая ощутить ее обнаженной.
Я поглощаю ее пальцы своим ртом, а она уничтожает меня своим выразительным, полным похоти взглядом.
Ее рука дрожит, будто она хочет убрать ее, но что-то останавливает ее.
Может, это то же самое, что мешает мне трахнуть ее и зарыться в нее так глубоко, что ни один из нас не будет знать, где кончаюсь я и начинается она.
За один день из-за нее у меня повредились нос и плечо. У меня был первый всепоглощающий поцелуй с ней. Я наслаждался дождем после долгого времени также из-за нее.
Я даже представить себе не могу, какой была бы моя жизнь, если бы я проводил с ней больше времени.
Понятия не имею, что это за чертова одержимость Астрид, но я знаю одно.
Я вижу это до самого конца.
Глава 20
Астрид
Когда идет дождь, нет, он чертовски льет.
Мои глаза едва открыты, когда я спускаюсь вниз по лестнице. Боль распространяется от спины к передней части головы, и мой нос частично заложен.
Ага. Полностью простыла от того, что промокла под вчерашним дождем.
Если не считать полного замешательства.
Чем больше времени я провожу с Леви, тем лучше его узнаю. В то же время, будто я до сих пор почти ничего о нем не знаю.
Хоть убейте, я не могу понять, почему он делает все, что делает.
Разве не говорят, что на шахматной доске ход короля предсказать невозможно?
Или я все это выдумала?
Что меня больше всего беспокоит в Леви, так это не его поступки. Это моя реакция на него. Вчера я находилась на грани полностью отдаться его греховным прикосновениям и губам. Черт бы побрал эти твердые, полные поцелуев губы.
Во имя любви к Викингам, почему я не могу прийти в себя и перестать думать о том поцелуе?
Он дьявол, помнишь?
— Я видела ее! Она приехала домой на машине Кинга.
— Тише, Николь, — шипит Виктория. — Не произноси эту фамилию вслух в этом доме.
Мои ноги запинаются за углом столовой, обдумывая, что делать.
Они говорят обо мне, так что я не должна чувствовать себя плохо из-за подслушивания.
— Я больше не могу этого выносить, она не должна здесь быть. Ты сказала, что она уедет.
— Она уедет, — Виктория говорит спокойно. — Это ее последний год в этом доме, прежде чем она уедет навсегда.
Как она разгадала мой план?
Не то чтобы меня это волновало. Это ради всеобщего блага. Я не вписываюсь в шикарную, идеальную жизнь Виктории и Николь.
Даже покойный отец Николь был чем-то вроде рыцаря. Она и ее мать, идеальная семья, отвечающая потребностям отца.
Если ему придется выбирать, то это буду не я.
Я игнорирую боль, которая приходит с этой мыслью, и начинаю заходить, когда голос Виктории останавливает меня.
— Ее тип принадлежит к мусору, как и ее мать-шлюха.
Кровь пульсирует в венах, жар душит шею, подбирается к лицу.
Я врываюсь внутрь, прижав кулаки к бокам, и бросаю рюкзак на стул.
Виктория и Николь сидят друг напротив друга, поставив перед собой тарелки.
— Возьми свои слова обратно, — говорю я со спокойствием, которого не испытываю.
Злобные глаза Николь метают кинжалы в мою сторону, когда она втыкает что-то в свою тарелку.
Идеальные брови Виктории хмурятся в притворном удивлении.
— Что взять обратно, дорогая?
— Ты назвала мою мать шлюхой и заберёшь свои слова обратно.
— Ты, должно быть, ослышалась, дорогая, — продолжает улыбаться Виктория, беззаботно потягивая чай.
Главное в Виктории, это ее способность избегать конфронтации и ускользать из любой тяжелой ситуации. Наверное, поэтому она идеальная жена для такого человека, как мой отец.
Но я не долбанная пресса. Ей не сойдет с рук называть мою мать шлюхой.
— Я не очень много знаю об истории моих родителей, но знаю, что моя мама была первой, — я передразниваю ее холодную, приводящую в бешенство улыбку. — Может, нам стоит выяснить, кто в этой истории главная шлюха домохозяйка?
Лицо Виктории морщится, но она остается сидеть. Николь вскакивает, указывая на меня вилкой.
— Ты только что назвала мою мать шлюхой домохозяйкой?
— Ох, — ухмыляюсь я, стараясь встретиться взглядом с Викторией. — Ты, должно быть, ослышалась, дорогая.
— Сядь, Николь, — ворчит Виктория.
Николь идёт ко мне.
— Ты маленькая сучка, — рычит Николь мне в лицо. — Ты и твоя шлюха мать были и всегда будут ничем для дяди Генри. Ты просто использованная ткань, которую можно выбросить в любую секунду.
Я поднимаю кулак и бью Николь по лицу.
Это коленный рефлекс. Что-то, что приходит в момент уловки.
Когда я слышу, как она говорит о моей матери, меня охватывает волна гнева.
Никто, абсолютно никто не смеет оскорблять мою маму и не выйдет сухим из воды.
Николь и Виктория вскрикивают одновременно, когда ее любимая доченька падает на стол, схватившись за лицо.
Николь выпрямляется, ее глаза блестят. Она сжимает руки в кулаки, а я стою на своем.
Давай. Я готова драться с ней насмерть прямо сейчас.
Виктория тянет дочь за воротник платья.
— Ох, Генри. Не знаю, что произошло с Астрид. — она гладит Николь по волосам. — Все в порядке, детка, все в порядке.
Мои мышцы напрягаются при упоминании имени отца. За моей спиной раздаются размеренные шаги, и он встает рядом с женой и падчерицей. Его лицо настолько закрыто, что невозможно прочесть его настроение.
— Она назвала мою мать шлюхой, дядя, — всхлипывает Николь, показывая ему красный отпечаток вокруг левого глаза. — Когда я сказала ей прекратить, она ударила меня.
— Это не правда! — кричу я.
— Ох, Генри, — восклицает Виктория. — Думаю, Николь нужно показаться врачу.
— Да ладно тебе, — я ошеломленно смотрю на нее.
Это было не таким уж сильным ударом, хотя мне бы этого хотелось.
— Я знаю, что мы тебе не нравимся, Астрид, — Виктория смотрит на меня полными жалости глазами. — Но я думала, что мы семья.
— Перестань лицемерить! Ты оскорбила память моей мамы…
— Достаточно!
В столовой гремит папин голос.
— Но, папа, она…
— Я твой отец, а не папа, — процедил он сквозь зубы.
Я борюсь с рыданиями, пытаясь освободиться.
— Она сказала, моя мама…
— Твоя мать умерла.
Он невозмутимо смотрит на меня, будто я не знаю этого.
— Она умерла три года назад. Я пытался дать тебе свободу действий, но это не сработало. Когда ты поймёшь, что твоя мать в прошлом?
— Никогда! — мое зрение затуманивается слезами. — Если ты забыл о ней, это еще не значит, что забуду и я.
— Астрид Элизабет Клиффорд. Ты немедленно остановишься и извинишься перед Викторией и Николь.
Мать и дочь сдержанно улыбаются.
Я поднимаю подбородок, и по щеке скатывается слеза.
— Я никогда перед ними не буду извиняться.
— Тогда ты забудешь о посещении выставки на следующей неделе.
Он не может отнять это у меня.
— Но ты обещал.
— И ты обещала постараться поладить с Викторией и Николь. Если ты не выполняешь своих обещаний, то почему я должен?
— Я не стану извиняться за то, что они начали оскорблять мою маму.
— Никаких извинений. Никакой выставки.
— Прекрасно!
Я хватаю рюкзак и перекидываю его через плечо.
— Но к твоему сведению, отец, ты перестал выполнять свои обещания с тех пор, как мне исполнилось семь.
Я жду, пока выйду из дома, прежде чем дать волю слезам.
Глава 21
Астрид
