Сердечные риски, или пять валентинок (СИ) - "Awelina" (мир бесплатных книг txt) 📗
Сегодня он был одет в жемчужно-серую рубаху и темно-синие брюки. Никакого галстука. Выглядел неформально и, наконец-то, очень хорошо. Ткань сорочки, плотная, льняная, холодно блестела, натянувшись на изгибе плеча и на широкой спине.
Как долго он сам здесь находился? Чем будет заниматься сегодня вечером? Как часто работа составляет и его досуг? Наверное, очень часто. Почти всегда. Правда ли, что у него никого сейчас нет?..
— Перепроверьте вот эту строчку, — дотянувшись до мышки, он выделил нужную, потом парой движений длинных красивых пальцев разложил отчеты промоутеров, сложенные мною в стопочку:
— Смотрите, сразу же пошли сопутствующие позиции, — обернулся ко мне с довольной улыбкой и искорками в показавшихся мне туманно-серыми глазах — ему действительно шла эта рубашка. — Я же говорил, что вы отличный тренер, девушки знают, что делать.
— Это как раз заслуга Артема, — рассеянно отозвалась я, отклонившись в кресле так, чтобы иметь возможность взглянуть на таблицу. — Он особенно упирал на это на своих тренингах, а я тогда только училась.
Вадим сдвинулся в сторону, осознав, что загораживает мне обзор. Выпрямившись, пробормотал что-то, я не разобрала, подняла на него глаза.
— Что вы сказали?
Один уголок его рта дернулся в улыбке, Вадим ткнул пальцем в отчеты промоутеров, в глазах — все те же влекущие искорки лукавства.
— В любом случае напишите про это в собственном отчете. Как там у вас с ним? Трудности?
— Пока еще не приступала, — призналась я, сжала губы, но все-таки решилась:
— Это совсем незнакомая мне форма.
Ведь могу, имею право обратиться к нему за помощью. За прошедшие два дня он всячески давал мне понять, что станет приветствовать это, что, вроде как, взял надо мной своеобразное шефство.
Не ошибка — что-то не знать, ошибка — не пожелать получить эти знания.
— Так… — Он задумался, видимо, что-то прикидывая в уме, провел рукой по волосам. Мой взгляд опустился вниз, на его шею, ухватил кусочек кожи у ключицы — его сорочка не была застегнута на две верхних пуговицы. Почему-то меня окатило жаром воспоминаний о том, как вчера в музыкальном отделе гипермаркета мы стояли очень близко друг к другу.
— Посмотрю, что можно с этим сделать. Пока работайте, я подойду минут через десять.
Автоматически кивнула, заставив себя переключиться на ароматную теплоту кофе в руках и поиск ошибки в таблице.
Савельев вернулся через четверть часа с распечатанными отчетами, подобными тому, что требовалось составить мне. Какое-то время мы вместе просматривали их, обсуждали. Я мысленно делала себе нужные заметки, схему составления — позже все надо будет перенести в органайзер.
В итоге мы заспорили об оптимальной форме, которая должна охватывать в том числе и действия самого тренера, но каким именно образом? И я неожиданно обнаружила, что Вадим Савельев неразумно упрям. Или же… В какой-то миг мелькнуло подозрение, будто он намеренно дразнил, подзадоривал меня, отстаивая свои совершенно фантастические позиции. Заставлял меня высказываться резко, эмоционально и многословно. В блеске его ярких глаз читалось явное наслаждение происходящим.
Помолчав, я с прохладцей напрямую спросила, пристально вглядываясь в его лицо:
— Это вы ведь нарочно? На самом деле вы согласны со мной, да?
Он и не подумал сдерживать по-мальчишески озорную ухмылку, в уголках глаз прорезались лучики-морщинки, означающие, несомненно, что он вот-вот рассмеется. Что-то собрался ответить, но вдруг грянул звонок моего сотового. Я торопливо взяла трубку — звонила сестра.
— Да, Люсь?
— Приветики, — пропела она. — Включай давай аську, хочу поболтать с тобой.
— Только вечером, я сейчас на работе, — с нажимом в голосе ответила я. Надеюсь, она догадается, что не вовремя позвонила. Покосилась на Вадима, тот с живым интересом наблюдал за мной. Я напряженно вытянулась в кресле.
— Что? Погнали в субботу вкалывать? — в шутливом ужасе воскликнула Людмила.
Я выдохнула сквозь зубы и урезонила ее:
— Нет, я сама решила.
Или мне послышалось, или мой начальник действительно саркастически хмыкнул.
— Обалдела? — Люся находилась в том из безоблачных своих настроений, когда ее было не унять.
Он сидел очень близко, а сестра не была намерена понижать голос. Как много он слышит? Вероятно, все.
Сдвинувшись к другому краю кресла, я наклонила голову, прикрыла лицо ладонью и тихо проговорила:
— Я просто люблю свою работу. Всё, Люсь…
— Тебе просто делать нечего и не с кем, — со смешком выдала она.
Степень смущения и напряжения достигла своего максимума, я вновь посмотрела на Вадима.
Почему из соображений элементарной вежливости он не захотел сейчас сделать вид, что безучастен и погружен в собственные размышления или дело? Нет, в открытом взгляде плясали смешинки, мерцали понимание и теплота.
— Мы поговорим вечером, — отрезала я, подавляя волнение, скрутившееся узелком в животе.
Сестра, наконец, услышала меня:
— Ладно, вечером так вечером, — беспечно выдохнула она. — Пока, трудоголик ты мой.
Завершая вызов, я ругала себя за то, что не поставила на телефоне беззвучный режим. Последнее дело — вести на работе личные разговоры, и уж вовсе нежелательно — вести их в непосредственной близости своего директора.
Убрав сотовый в лоток с файлами слева от монитора, пробормотала:
— Простите. Из головы вылетело отключить телефон, — пряча глаза, я потянулась к распечаткам.
Надо вернуться к делам, уже достаточно его задержала решением своей проблемы. Нет, не понимала, откуда эта странная, ничем не объяснимая способность чувствовать, когда он неотрывно смотрит на меня? Или все же я внушила ее себе?
— Ничего, в любом случае вас сегодня не должно было быть на работе. Сестра звонила? — даже не вопрос, а больше лениво-благодушная констатация факта.
— Да. Ничего срочного абсолютно, — выразительно взглянула на него. — Итак, что мы решили относительно последнего пункта?
— Исключительно воля вашего аналитического мышления, — на его губах заиграла притягательная мягкая улыбка, а спустя секунду он добавил:
— Вы с ней совсем не похожи.
Прекратив шелестеть бумагами, я стиснула челюсти: была неприятно поражена тем, что он намерен говорить о Люсе. Более того, он с такой уверенностью упомянул о том, что мы разные, будто видел…
— Я видел ваши с ней фотографии. Совершенно случайно. У вас почта была открыта, когда я решил сразить вас наповал тем сюрпризом с флешкой, — извиняющийся тон. Конечно, должный градус сожаления, но глаза… Он очень хотел узнать больше, не раскаивается в том, что посмотрел мое письмо. — Она похожа на мать, а вы, наверное, пошли в отца. Вот фото вашего папы я не видел.
— Он давно не живет с нами. Родители развелись, когда мне было тринадцать.
Не до конца осознавала, почему факт просмотра моей личной переписки не раздосадовал меня до крайней степени, почему поддерживала эту тему, давала какие-то разъяснения, в то время как следовало бы заняться своим отчетом, вернуться в удобную раковину делового этикета, задач и общения, к безличной искусственной близости, легко возникающей и так же легко разрывающейся. И не рождающей эту электрическую щекотку какого-то напряжения, тревожного ожидания чего-то. Но я не могла: этот мягкий, тихий баритон, проницательные серые глаза, улавливающие каждый нюанс выражения моего лица, участливо глядящие на меня, не позволяли…
— Мой отец погиб, когда мне исполнилось шестнадцать. На следующий же день, — горечь, которой был пропитан его голос, заставила сердце сжаться в сочувствии. — Он был профессором, проректором МГИЭТ, человек строгой дисциплины и железобетонных принципов. До сих пор в памяти тот день… Такое впечатление, что все-таки это была ошибка, отец жив, не могло все так внезапно оборваться.
— Сочувствую…
Наклонившись, упершись локтями в бедра, Вадим покачал головой. Я инстинктивно потянулась к нему, захотелось утешить, положив ладонь на его плечо… Но одернула себя. В данный момент самое лучшее — отвлечь его сменой темы.
