Моё Золотое руно (СИ) - Гордиенко Екатерина Сергеевна (читать книги онлайн бесплатно полные версии txt) 📗
Теперь обе моих брови полезли на лоб.
— С чего вдруг такое благородство?
— Я понимаю, что не имею на него никаких прав. Но… — Его большая теплая рука поймала мою ладонь и перевернула ее кверху. — … я не собираюсь пренебрегать своими обязанностями. — Он вложил мне в руку длинный лоскут бумаги и мягко сжал пальцы. — Думаю, ты распорядишься этими деньгами лучше меня.
Давая себе время обдумать ответ, я развернула банковский чек и пересчитала нули. Потом пересчитала еще раз. Он что, нелегально плутонием торговал, откуда такие деньги?
Словно прочитав мои мысли, Ясон поспешно добавил:
— Это почти все мои деньги, что скопил за восемь лет. Мне они не нужны, а…
Так вот сколько тебе выплатила жизнь за нашу разлуку, Ясон? Не мало, конечно, но достаточно ли за мое восьмилетнее одиночество, за безотцовство нашего сына?
— И мне тоже.
Я попыталась впихнуть чек ему обратно в руки, но он завел их за спину. Тогда я сложила чек пополам, провела по сгибу ногтем и засунула в нагрудный карман его рубашки.
— Я не возьму ни копейки, пока не буду уверена в происхождении твоих денег, Ясон.
— Это честные деньги, Медея. Верь мне.
Я покачала головой и коротко рассмеялась. Разве он сам не понимал, как нелепо звучали эти его слова.
— Тогда что мне сделать для тебя, Мея? — Он все еще не хотел меня отпускать. — Как доказать, что я могу быть опорой для вас с Тесеем?
Я пожала плечами.
— Не знаю, Ясон, не знаю. Живи, как живется, а там посмотрим.
Я перебежала на затененную сторону улицы и дальше шла в сторону Старого квартала, все еще чувствуя спиной его взгляд. Оставайся в Ламосе, Ясон. Живи среди нас, рыбаков, торговцев, виноделов. Когда-нибудь жизнь сама приведет тебя к развилке путей, и тебе снова придется выбирать свою дорогу. Если она будет честной и правильной, она приведет тебя ко мне.
ЯСОН
Когда вечером в таверне у Спиридона я заикнулся, что на Ламос идет бора (21), надо мной не смеялся разве что глухой Андроник Макропулос.
— И все же, я бы поднял снасти сейчас. — Я уселся со своей жареной макрелью и литром розового у стены. После целого дня в море и двух погружений тело согласно было выполнять лишь две функции — жевать и глотать. — Утром, думаю, выйти из бухты уже не получится.
Отсмеявшись надо мной, листригоны переключились на свои привычные забавы: шашки и домино. Я на них не обижался: все-таки бора посреди лета был вещью неслыханной, вроде рыбного дождя — все о нем слышали, но выпадал он только в Гондурасе, к тому же, раз в десять лет. Но я, например, видел.
И своей чуйке на штормы и ветра предпочитал верить.
Бора — самый капризный ветер на самом изменчивом из морей. Предсказать его по приметам невозможно. Он зарождается в плешивых горах Фанагории и, набирая силу, мчится, разводя волнение, в берегам Тавриды. Внезапно сваливается в закрытые бухты, и рыбакам, не успевшим укрыться на берегу остается одно — удирать в открытое море.
Беда, если в такой момент откажет двигатель, потому что на парусе и веслах при сильном волнении в узкое горло бухты Ламоса не войдешь и не выйдешь. Море же, вдоволь наигравшись катерами и баркасами, может отнести их на сотни миль от родных берегов — к Анатолии или Ионии.
Ближе к полуночи, кое-кто из листригонов подняли носы к потолку и прислушались. Над городом слышался свист, еще тихий, но вполне отчетливый. Рыбаки переглянулись, побросали на столы смятые купюры и гуськом потянулись из таверны.
Я вышел посмотреть им вслед:
— Одевайтесь теплее!
Действительно, воздух стремительно холодел.
— Да ладно, успеем, — легкомысленно отозвался Яшка, — через полчаса вернемся. Закажи еще розового.
Когда спустя час я вышел на берег, здесь уже вытаскивали на песок баркасы и лодки. Я помог соседям, соседи помогли мне. К трем часам утра вернулись все, кто выходил ночью. Братьев Ангелисов среди них не было, да и не должно было быть. Они всегда причаливали в крошечную бухту под своим домом.
Спать я умел в любой шторм, и потому проснулся лишь от звука, совсем не вписывающегося в шум воды и вой ветра — по крыше каюты равномерно стучали чем-то тяжелым.
Одеваться не стал. Морщась спросонья, бросил быстрый взгляд на часы и высунулся наружу. Невысокая фигура в чем-то темном отставила в сторону канистру из-под бензина и шагнула ко мне.
— Медея?
Она. В мокрой насквозь черной куртке, с прилипшими к щекам прядями светлых волос, выбившимися из-под капюшона.
— Что случилось?
Я втащил ее за руку в каюту и быстро закрыл дверь, перекрывая доступ потокам дождевой воды. Руки у нее были ледяные. Наверное, лицо тоже замерзло, потому что выговорить с первого раза у нее не получилось.
— А ну-ка, — я налил в железную кружку горячего чая из термоса, — выпей. Потом рассказывай.
— Братья не вернулись, — ее трясло то ли от холода, то ли от волнения. — Лодки нет, я проверила. — Черт, это она при таком ветре спускалась с горы? — Здесь их тоже не видели. Я ходила, спрашивала. — Значит, она еще и по берегу шлялась, когда буря с ног валит.
Я тоже «адиёт», как говорит тетя Песя, надо было еще два часа назад проверить, вернулись ли Ангелисы в бухту.
— Так, — я встал на колени, чтобы стянуть с нее кеды, затем джинсы, — позвони домой, скажи, что сидишь у меня на баркасе в тепле и сухости.
— Нет, — она вяло дернулась у меня в руках, — я лучше пойду. Надо их искать.
— Никуда ты не пойдешь.
Я уже снимал с нее куртку. Так и есть, совсем мокрая. Ощупал плечи Медеи. Ледяные. Без всяких церемоний отобрал у нее кружку, стянул через голову майку с длинными рукавами, снова вручил кружку.
Она была тихой и покорной. Послушной, как в детстве. Доверчивой. Подхватив ее под колени, пересадил ближе к стене и закутал в одеяло. Мокрую одежду развесил на электрическом обогревателе и даже успел про себя порадоваться, что разорился на мощный аккумулятор. Тепло и свет Медее на всю ночь были обеспечены.
— Не могу дозвониться, — тихо сказала она. — Нет связи.
— Не удивлюсь, если повалило вышку. Сиди здесь, грейся. Я схожу к твоим, потом поднимусь наверх, посмотрю, что там видно в открытом море. Постараюсь приходить каждые два часа. Не убегай. Обещаешь?
— Да.
Через два часа на скале над Белыми камнями уже сидел дежурный с сигнальной ракетницей и фаерами. Не доверяя маяку, на башне Чембало развели большой костер, а по рыбачьей пристани бродили злые листригоны в желтых дождевиках и клеенчатый зюйдвестках.
Я остановился рядом с Ваней Андруцаки, чтобы прикурить от его бычка. Курить при штормовом ветре — особое искусство, которым щеголяют листригоны. Правда, лишь на берегу.
— Есть новости?
— Как уе****, так и ни х**.
«Новостей нет», перевел я.
— Они хоть рацию взяли?
— Да какая там рация-х*****! Ушли с голой ж***ой, ***ять. Ни курток, ни х** не взяли. Два куска г****, Яшка-пи***** до Гришка- ху***.
А это, значит, «как неправильно и недальновидно поступили наши товарищи Янис и Георгиус.
— Снасти ставили на пеламиду (22)?
— А то.
Пару дней назад я выходил в море с братьями, и знал, где находится их участок — напротив Девичьей скалы. Если их не разбило о камни сразу, значит, они успели выгрести в море. А если у них проблемы с мотором, то их понесет течением — в этом месте оно шириной миль в пять — сначала в сторону Сарыча, а затем в открытое море. Сколько времени они продержатся, поочередно сменяя друг друга на веслах и одновременно вычерпывая воду?
Какие шансы у спасательной службы из Херсонеса найти этих двух обормотов без рации?
— А них хоть ракетница есть? — Спросил уже без всякой надежды.
— А х** его знает, — философски ответил Ваня.
Жесть-как-она-есть. Ясно было одно: на спасателей можно смело не рассчитывать.
И тут я уже не в первый раз мысленно поблагодарил отца за его заветную тетрадь — цены ей не было. Во всяком случае, я мог с точностью до пяти километров определить нынешнее местонахождение братьев Ангелисов. Ну, по крайней мере, надеялся на это.