Осень и Ветер (СИ) - Субботина Айя (читать книги без регистрации полные .txt) 📗
— Либо ты сбавишь тон, либо наш разговор на этом будет закончен, — предупреждаю я, хоть уже сейчас понятно, что говорить нам в принципе больше не о чем.
Он хочет видеться с дочерью, я не хочу, чтобы он с ней виделся и, слава богу, в этой ситуации я имею полное моральное и законное право оставить за собой последнее слово. И Андрей бесится, потому что прекрасно понимает свою беспомощность.
Господи, что с нами случилось? Я ведь любила этого человека. Я как дура бегала к нему на свидания после института, уставшая, голодная и после библиотеки, но лишь бы к нему, лишь бы увидеть хоть одним глазком. Как будто то были совсем другие Он и Я, совсем другие люди, которые любили друг друга и наслаждались каждой минутой вместе.
В голову лезут непрошенные воспоминания о том, как романтично Андрей делал предложение: в парке, в разгар Парада тюльпанов, встал на одно колено и, словно принц из сказки, попросил моей руки, добавив к словам коробочку с колечком. Мы тогда не могли позволить себе ничего дорого, но я любила то серебряное колечко с цирконием «под бриллиант» и носила его с видом женщины, на чьем пальце чуть ли ни кусаке луны.
То кольцо я потом выбросила, вместе со всеми подарками, которые он мне делал. И ни разу не жалела об этом.
— Почему я решил, что за это время ты изменилась? — продолжает обвинять Андрей. — Что стала понимать разницу между «семья, как она есть» и «семья, как мне нужно»? Ты всегда хотела, чтобы у нас все было только по твоему сценарию. Свадьба, как ты хотела, поездка, куда ты хотела, ремонт, как тебе нужно, ребенок, когда ты готова. А как же я, Ева? Как же мои желания?!
Мне больно, потому что его слова летят в меня разреженной дробью и превращают мою уверенность в решето. Хочется найти хотя бы пару слов, чтобы закрыться от этого шквала обиды, но у меня отнимается язык. Я просто смотрю на человека, которого любила, как только женщина может любить своего первого мужчину, и понимаю, что да… он прав. И он это понимает, и смотрит на меня так, будто теперь моя очередь становится на одно колено и вручать ему ребенка на бархатной подушечке, как какой-то заслуженный за все страдания трофей.
— Я просил подождать с ребенком, Ева! Я просил дать мне время, дать время нам. Мы прожили два года в браке и у нас впереди была вся жизнь, но Ева захотела, чтобы семья стала образцовой: с ребенком, с соками, подгузниками, кроватками, смесями и прочей херней. И ты даже не стала спрашивать, готов ли я стать отцом, хочу ли!
— Но ты молчал, Андрей. Когда я сказала, что у нас будет ребенок — ты промолчал, что он тебе не нужен.
— А что мне надо было делать? Винить тебя в том, что твой врач ошибся с чертовыми таблетками и ты залетела в первый же месяц их приема? Требовать сделать аборт? Что я должен был делать, Ева, чтобы ты была счастлива своем идеальном мире?!
Да, я хотела идеальную семью. Хотела детей от мужчины, которого люблю, и меня не пугала перспектива стать матерью в двадцать два года. Но из-за этой слепой веры я не увидела самого главного: человека, с которым жила под одной крышей, но которого совсем не знала.
Вот и сейчас, глядя на Андрея, в голове остается только одна мысль: кто ты такой? Что за мужчина скрывается под маской моего идеального Андрея?
— Не молчать, Андрей. Ты мог хотя бы не молчать.
— И поставить под удар нашу семью?
— Только не нужно этой жертвенности в голосе, — огрызаюсь я. — Как будто тебя на аркане завели в стойло, как племенного жеребца. Когда люди создают семью, велика вероятность, что спустя пару лет их семья станет больше.
— В семье, Ева, люди принимают решения вместе, а не «мы подумали, и я решила». Ты всегда все решала, и, — Андрей окидывает меня многозначительным взглядом, — теперь ты полностью в своей стихии.
Его слова ранят так сильно. Это словно быть брошенной в серную кислоту и со стороны наблюдать, как едкая дрянь разъедает все то хорошее, что я сохранила в память о нашей прошлой жизни. А этого немало. Андрей что-то говорит, но вместо него я вижу просто тень, облепленную, словно газетной бумагой, нашими общими обидами, невысказанными словами, незаконченными разговорами. И эта тень с цинизмом мясника плещет мне в лицо все новые и новые порции убийственной правды. Его правды.
— Я хотел секса, Ева! Да, пока ты носилась со свей тяжелой беременностью, я пытался делать вид, что все нормально и мне вполне комфортно в двадцать восемь лет быть мужиком, которого по несколько недель не подпускают к постели. Я никогда тебе не изменял до того дня.
— Ждешь похвалы? Медаль за отвагу и мужество? — Усталость от прошлого накрывает меня с головой.
— Жду понимая, хоть какого-нибудь.
— Прости, но отпущения грехов лучше просить у тех, кто занимается этим профессионально, а не у эгоистичной дилетантки.
Я ерничаю, упиваюсь цинизмом, ведь иначе просто сорвусь и наговорю куда более грубых вещей.
— Ты совсем не изменилась, — отступая, говорит он. Рассматривает меня с видом человека, знающего какой-то лишь одному ему известный секрет. — Ты все та же эгоистичная Ева, которая делала лишь то, что укладывалось в рами ее понятия о правильном и неправильном.
— Люблю постоянство.
— Ты очень любишь себя. Ты не любишь людей, Ева, ты любишь то, как ты в них отражаешься. А кривые зеркала просто выбрасываешь. Но имей в виду: я найду способ видеться с дочерью, хочешь ты того или нет. Я не стану твоим кривым зеркалом.
Последнее, что я помню: звук пощечины, поставившей точку в нашем странном разговоре. Пощечину — и синие глаза Андрея, в которых не было ничего, кроме обещания превратить мою жизнь в кошмар.
Глава семнадцатая: Осень
— Все в порядке? — спрашивает Ян с обеспокоенным видом и протягивает руку через весь стол, чтобы осторожно сжать мою ладонь. — У тебя руки ледяные.
Не знаю, есть ли между этим какая-то связь, но после того разговора с Андреем я чувствую себя из рук вон плохо. И моя температура держится в районе тридцати шести градусов, хоть при этом меня почти постоянно колотит озноб. Даже пришлось подыскивать на время человека, который бы садился за руль, потому что сама я просто не в состоянии.
Четверг, половина третьего дня. Вторые сутки после того, как Андрей снова вторгся в мою жизнь, на этот раз с огромной кувалдой, и практически вдребезги разбил мою уютную ракушку. Я чувствую себя совершенно голой, беспомощной, как выброшенный на берег необитаемого острова кит, и нет ни единой живой души, которая могла бы мне помочь.
Но я улыбаюсь, и даже успешно играю все ту же счастливую и довольную жизнью Еву. Ведь о чем мне грустить? Тематический вечер прошел удачно, в интернете куча хвалебных отзывов и «Меланхолия» еще немного подняла планку своего престижа. Я успешная деловая женщина, я сильная личность и замечательная мать. Я нравлюсь сидящему напротив умопомрачительно красивому богатому мужчине, который, кажется, всерьез намерен взять меня штурмом и даже приготовил веревочную лестницу из цветов, по которой будет взбираться на стены моего безразличия.
Это все — Ева Шустова.
А я… Я просто кит на берегу и с каждой минутой мне все тяжелее дается каждый вздох.
После разговора с Андреем, я написала Ветру, что не смогу забрать его подарок, и он может вернуть его, если хочет. В ответ получила сообщение о том, что не в его правилах переигрывать и не случится ничего страшного, если я заберу подарок завтра или в любой другой удобный для меня день. Длинное, спокойное сообщение. Безликое, сухое, как деловая переписка. И после него — тишина. Не пишу я, молчит он.
— Просто неважно себя чувствую, — говорю с натянутой улыбкой. Мне приятно его беспокойство. Действительно приятно, ведь Ян единственный человек в моем окружении, который никак от меня не зависит, и о котором мне не нужно заботиться.
— Тебе нужно больше отдыхать, Ева, — говорит он, пытаясь переплести свои пальцы с моими.
Я правда пытаюсь найти в себе хоть каплю желания ответить на его нежность искренностью. Но все-таки медленно освобождаю ладонь. Мне не нужен физический контакт.
