Святой (ЛП) - Райз Тиффани (книги без регистрации бесплатно полностью txt) 📗
Сорен сидел у пианино, справа, где он и дьяконы переодевались в свои облачения.
Она остановилась в футе от него и наблюдала за его игрой. Нет, не так. Он не играл на пианино. Он поработил его. Его пальцы двигались с поразительной скоростью и ловкостью по клавишам. Сейчас он казался чистой концентрацией. Знал ли он, что она стояла там, слушала, наблюдала, и хотела его? Она не узнала произведение, но хотела бы. Она хотела знать, что он играл, и почему играл так интенсивно, будто умрет, если остановится.
Прошли минуты. Может быть, час. Она так и не устала наблюдать за ним. Музыка пригвоздила ее к полу, так же как и его рука прижимала ее к столу в фантазии. Она не сможет пошевелиться, даже если попытается. Но она и не пыталась.
Наконец, отрывок закончился, и Сорен убрал руки с клавиш. Он держал голову опущенной, словно молился. Он не смотрел на нее.
- Элеонор, сейчас я не могу разговаривать с тобой, - сказал он.
- Вы можете посмотреть на меня? - спросила она, и, несмотря на эхо в нефе4, ее голос казался тихим и робким.
- Нет.
Она засунула руки в карманы.
- Вы злитесь на меня? - спросила она.
- Нет.
Элеонор оставила висеть это «нет» между ними. Она хотела поверить ему, но ощутила его напряжение. Его челюсти были сжаты, а поза – жесткой.
- Пожалуйста, поговорите со мной, - умоляла Элеонор.
- Что ты хочешь от меня услышать? - Его голос звучал таким же натянутым.
- Что угодно. Я не знаю. - Она хваталась за слова. Что-то ей подсказывало, что он точно знал, что произошло только что в его офисе, но, безусловно, если мужчина знал, то сказал бы что-нибудь, накричал на нее или наказал.
Он посмотрел на потолок.
- Для лошадей делают нечто похожее на очки. «Шоры» называются, - ответил Сорен. Он поднял руки и приложил их к вискам. - Они могут смотреть только вперед. Никакого периферийного зрения. Хотел бы, чтобы у меня такие были.
- Вы уверены, что не злитесь на меня?
- Напротив, уверяю.
Она размышляла, как правильно ответить, но не смогла. Поэтому задала самый глупый вопрос, который могла придумать.
- Значит... вы играете на пианино?
- Да, - ответил он.
- Что вы играли?
- Бетховен, четвертый фортепианный концерт.
- Где вы научились так играть?
- Моя мама преподавала фортепиано.
- Странно, - ответила она.
- Странно, что моя мама учитель фортепиано? - Сейчас он казался почти удивленным. Хорошо. Она боялась, что ее проделка в его кабинете бесповоротно изменила ситуацию между ними.
- Странно, что у вас есть мама. Я думала, вы упали с неба. Знаете, как метеор. Или пришелец.
Или Бог.
Он слабо улыбнулся, но так и не посмотрел на нее.
- У меня есть мать и отец. Я люблю свою маму. И ненавижу отца.
- Вы меня обошли. Я ненавижу обоих родителей.
- Ты не ненавидишь свою мать.
- Нет. Но я и не очень люблю ее. Думаю, эти чувства взаимны.
- Она любит тебя.
- Вы уверены?
- А как она может не любить? - спросил он, словно это была самая глупая идея в мире: даже на секунду подумать, что кто-то мог ее не любить.
Элеонор снова замолчала. У нее никогда не было более болезненной беседы. Даже ее обращение перед судьей, когда она признала вину за угон машины, было менее неловким, чем эта кошмарная беседа.
- Почему ты пришла сюда сегодня? - спросил Сорен, он по-прежнему смотрел на стену перед собой.
- Я хотела поговорить с вами, - ответила она. - У меня есть вопрос.
- Какой?
- Сейчас уже и не вспомню. Тогда казался очень важным.
Сорен сложил ладони вместе и расположил их на коленях. Сейчас он не молился. По крайней мере, было не похоже. Скорее всего, он пытался контролировать себя, пытался занять руки, чтобы не сделать что-то. Что именно?
- Это будет сложно, - сказал Сорен. - Наша совместная работа. Ты это понимаешь?
- Я... - Она замолчала и обдумала вопрос. - Думаю да.
- Я священник. Это ты тоже понимаешь?
- Нет.
- Нет?
- Конечно, я не понимаю, почему вы священник. - Слова, которые она сдерживала с момента их знакомства, наконец, вылетели. - Вам двадцать девять, и вы самый красивый мужчина на земле. Вы можете получить любую девушку в мире, которую захотите. Вы потрясающий и можете заниматься, чем захотите. Вы можете жениться и завести детей. Или заниматься безумным сексом с кем угодно и где угодно. А это чертов Уэйкфилд, Коннектикут. Пройдете две мили от этого места и попадете на край света. Здесь нет ничего для вас. Вы бесполезны для этого места. Вы можете править миром, если захотите, и мир, вероятно, не будет против. Я ненавижу следовать правилам, но я бы последовала за вами в ад и вынесла бы вас на спине, если бы пришлось. Понимаю ли я, почему вы священник? Нет, и сомневаюсь, что когда-либо пойму. Потому как если бы вы не были священником...
- Если бы я не был священником, - повторил он. – Знаешь ли ты, что бы произошло, не будь я священником?
- Ага, - ответила она. - Мы с вами могли...
- Мы с тобой ничего бы не могли, - ответил он. - Если бы я не был священником, Элеонор, мы с тобой никогда бы не встретились. Если бы я не был священником, ты сейчас была бы в колонии для несовершеннолетних, потому что Отец Грегори не помог тебе так, как это сделал я. Если бы я не был священником, на твоем счету была бы уголовная судимость. Ты бы окончила школу в колонии, и вероятность поступления в колледж была бы равна нулю.
Элеонор ощутила, как под ее ногами дрожит пол. Глаза наполнились слезами.
- Сорен?
- Когда мне было четырнадцать, я решил стать священником, - ответил он. - Как только принял решение, впервые в жизни я ощутил умиротворение в сердце. И не знаю, почему или откуда шло это спокойствие. Оно должно было меня пугать - жизнь в бедности, безбрачная и целомудренная жизнь, жизнь в послушании общине, которая могла отправить меня в любую точку мира. Но я знал, что была причина, по которой мне нужно стать священником. Я был в этом уверен. И эта уверенность поддерживала всю учебу в семинарии и путь сюда. И теперь я знаю, почему мне нужно было стать священником. Потому что Бог знал задолго до того, что мне нужно будет найти тебя и помочь тебе и помогать идти правильным путем. И я буду оберегать тебя, даже если это убьет меня.
Одинокая слеза скатилась по ее щеке и упала на пол. Теперь она была благодарна за то, что он не смотрел на нее и не видел ее слез.
- И если бы я не был священником, - продолжил Сорен, - я, скорее всего, был бы мертв. Было несколько моментов, когда я был твоего возраста и младше, глупые моменты, когда я думал, что не достоин жизни. То, что я делал, то, что хотел делать, постоянно терзало меня. Я считал, что Бог совершил ужасную ошибку, когда сотворил меня, и, возможно, мир был бы лучше, если бы меня в нем не было.
- Нет... - Она едва выдавила слово. Мысль о смерти Сорена оскорбляла все, во что она верила, особенно его, потому что она верила в него больше всего.
- Когда я впервые ощутил призыв стать иезуитом, на место этих чувств пришли другие. Бог создал меня по какой-то причине, сотворил меня, словно у меня было предназначение.
- Например? Вы...
- Мое предназначение стать священником спасло меня, Элеонор. Как спасло и тебя. Если бы я не был священником, тебя бы не было в этом святилище, и меня тоже. Поэтому, пожалуйста... - Он замолчал и поднял руку, держа ее почти в позе капитуляции. - Пожалуйста, не усложняй все еще больше, чем уже есть.
Он снова опустил руку.
- Простите, - прошептала она.
- Здесь не за что извиняться.
- Вы уверены?
- Да. Несколько месяцев назад я сказал, что новые правила, которые я установил, были ради моего же блага, потому что мне нужны границы. И прошу уважать их.
- Я могу, - пообещала она. - И буду.
- Спасибо, - ответил он.
Она хотела сказать больше, сказать, что больше никогда не зайдет в его кабинет, во всяком случае, без его разрешения. Он ничего не сказал о том, что она сделала на его столе, но была уверена, что он знал, и именно поэтому он не мог смотреть на нее сейчас. Она представляла, что он не смотрел на нее ради своего блага - защитить ее от унижения. Но что странно, она его совсем не испытывала. Только печаль из-за его правоты. Неважно как сильно она хотела, чтобы он не был священником, чтобы они могли быть вместе, она знала, что не будь он священником, они так бы никогда и не встретились. То, что свело их, было и тем, что удерживает их порознь. Все это она хотела сказать ему, но прежде чем успела открыть рот, услышала острожный автомобильный гудок, пронзающий их напряженное молчание.
