Женька, или Безумный круиз - Купрашевич Владимир (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
– Но тебе то, наверное, надо в эту?
– Думаю, что не надо. Прогуляюсь. Там за мостом сяду на трамвай.
Они вышли на проспект боковым проходом, где автомобиль Сереги, уже не просматривался.
По пути мамаша Ксении принялась что-то рассказывать, похоже, о детских проказах своей дочери, об ее отце, о том, как они хорошо и дружно жили, когда были вместе. Теперь эти воспоминания как сон, в который иногда даже не верится. Такой же нереальной кажется и сегодняшняя жизнь. Впечатление такое словно жизнь идет, а ты стоишь в стороне. Никто уже в тебе не нуждается и даже твоя забота чаще всего в тягость…Хорошо еще хоть двери открывают…
Женя, время от времени, сочувственно вздыхала, не особенно вникая в детали повествования, хотя настроение женщины изредка отзывалось в ней болезненным эхом. Вникнуть в чужие горести и отгородиться от своих проблем не получалось. В какую сторону, все-таки, следовало ей сегодня повернуть руль? Одинаково неразумно было бежать от Сереги и не попытаться начать другую жизнь, но так же безрассудно было бы и сесть в его машину, пока есть хоть какая-то надежда, глубоко зарытая, но так и не дающая покоя.
В любом случае он же не отрекся от нее, не сказал, что не хочет ее больше видеть. Просто дал ей возможность сделать выбор самой. Он в ней не уверен? В ней взыграло самолюбие, обида, а понять его самого она даже и не пыталась. С чего ему быть уверенным, что, он так хорошо знает ее?
По сути, в его странном поведении на шхуне, при трезвом размышлении, ничего странного и нет. Он не хотел себя навязывать ей. Да, скорее всего он опасался привязанности, боялся причинить травму ей и себе. Очередную. Его слова «у меня этих обломков под ногами, ступить некуда…», разве они не объясняют всего? Да, он сомневается. Он не провидец. А кто вообще в этом мире им может им быть? Мы обижаемся, когда впервые нас увидевшие, относятся к нам настороженно. Мы-то знаем, чего стоим (да и то врем себе), но тот то, другой, какие гарантии есть у него, что ты не вор, не насильник, не мошенник? Твоя бумажка, типа диплома в кармане?
Выражение порядочности на твоем лице? Бумажкой этой только ж… вытереть, что бы в ней не было написано, а внешность стоит и того меньше. Все это свободно продается, обменивается, свободно изображается и не от чего не гарантирует. «Ты должен мне верить!..» Никто никому в этом мире ничего не должен! Если так, то, что же ее сейчас погнало в сторону противоположную от автомобильной стоянки?… Не сможет потом широко открытыми глазами посмотреть ему в лицо? А он? Может быть, этот подле сейчас как раз шарит своими блудливыми ручками под чьей-то юбкой… Женя даже приостановилась. Бабник несчастный! Зато она будет на голову выше… Она сможет то, чего не дано ему – устоять перед желаниями. Только желания эти возникают когда вспоминается вдруг кренящаяся под ногами палуба, свист ветра в снастях и эти умопомрачительные провалы корабля… И все это связано с ним. Только с ним. Потому, видимо, Серега и остался при своих интересах.
Женя опомнилась уже на трамвайной остановке. Одна. Когда и куда исчезла Ксюшина мать, она не поняла. Скорее всего, они простились у пешеходного перехода. Той надо было перейти проспект, чтобы выйти на набережную Обводного канала, вдоль которого можно попасть на автобусный вокзал…
Не эти ли эпизоды не отпускают, держат ее, а не какая-то, неизвестно из какого места возникшая, вдруг, потребность в верности? Или это одно из другого? Она не хочет изувечить все то, что испытала с ним, измельчить жалкими пародиями с другими. Эти ощущения каждый раз оживают в ней, стоит только полу дрогнуть под ногами. В трамвае, в электричке, на теплоходе ли, стоит только прикрыть глаза…
Прикрыть глаза ей не дали. Образовавшаяся на площадке толпа рванула в открытые двери подошедшего трамвая. Она не успела даже рассмотреть его номер, как оказалась на задней площадке, прижатой к окну. Пошевелившись, чтобы обеспечить себе жизненное пространство Женя оглянулась. Вокруг сплошь мужики. Вот они, исчадие ада! Совсем молодой, с кучерявой шевелюрой и бледным лицом; высокий парень в черной кожаной куртке, с каким-то утомленным взглядом, совсем взрослый мужик с буйной проседью в волосах, и застрявшей в уголках губ усмешкой. Прямо таки двойник Василия. Боком к ней притиснулся еще один – невысокий, с плешиной, точь-точь как у Абрамыча, Все, как будто бы не уроды, а ни к одному никаких эмоций. Ни молодой, ни зрелый, ни более, ни менее… И даже дрогнувший под ногами пол не прибавил настроения ни на один балл. Полный ноль.
Оглянувшись с тоской в окно, Женя заметила, что вагон катит не по тому маршруту, который ей нужен, и выскочила на первой же остановке. По адресной табличке ближайшего здания, поняла, где находится и пошла дальше пешком. Кто или что там ее ждет, дома? Ну, разве что учебники. Так глупо вести себя на паруснике! Старалась вроде бы держать себя на поводке. Как могла. И чего теперь рвать на себе волосы? Значит, не дано – наследственность… Ну уж нет! Стать совсем леди может и не получится, но обуздать себя в дури, уж как-нибудь… Следующая для себя установка будет такая – въехать по самые уши в учебу! И заняться самовоспитанием. Не вечно же она будет в категории «оторви и брось»! Будет поставлено на консервацию все что трепещет… К черту всех тонких, толстых, юных, старых, курчавых и плешивых. И, в первую очередь того изверга, который так и не подает никаких признаков жизни.
Предновогодние хлопоты обычно приносят удовольствия больше, чем праздник. Сама же ночь, как правило, проскакивает в одно мгновение и без особых впечатлений (если без драки). Но на этот раз даже и ждать чего-то необычного не приходилось. Полный беспросвет. Податься некуда и не к кому, оставалась перспектива разделить радости с родной мамашей, пока та не отправится отмечать праздник в подвалы, в чем сомневаться не приходилось уже потому, что незадолго до того как на экране замелькали деды-морозы, эта канитель присмотрела какого-то бомжа, выдававшего себя за художника. Внешне никакой – отброс общества. Может быть, в прошлом он и был художником, но сейчас – в трезвом состоянии у него тряслись руки, и, вздумай он что-либо нарисовать, кисть пришлось бы привязывать к конечности веревкой. Его способности восстанавливались, только после второго стакана да и то, единственной его темой были натюрморты, списанные с того же стола, за которым его и посещало вдохновение. В композиции непременно отражалась недоеденная закуска, опрокинутый стакан и бутылка, в которой должно было что-то оставаться, иначе цветовая гамма не получалась. Зато мастерски им выписывались этикетки. Других произведений Гонзика (так называла его мамаша, хотя по потерянному паспорту у него было совсем другое имя) Женя не видела, зато после их застолий, ей приходилось оттирать краску не только со стен и пола, но и с мебели, хорошо еще, что живописец пользовался только акварелью. Когда Жене надоело это шефство, она выволокла из кладовой ворох старых пожелтевших обоев и заявила творцам ультиматум – рисовать только на этих обоях, а после вернисажей выносить их на помойку самостоятельно. Иначе они оба полетят туда же.
Кроме пьянок и перевода красок, они вряд ли занимались еще чем-то. Мужичок не создавал впечатления дееспособного и даже пугался животрепещущей темы, когда Женя поддевала его намеками. Оставалось удивляться мамаше – обычно она, если и подбирала что-то малопривлекательное, то уж, по крайней мере, на что-то в этом плане пригодное. Страсти у нее, с возрастом, как ни странно, не только не угасли но, похоже, сформировались в гиперсексуальность. Оставаясь, долгое время без партнера, она начинала метаться по квартире как кошка, которую держат взаперти в период загула. Удовлетворять себя самостоятельно старая перечница так и не научилась. В надежде прекратить ее бродяжничество дочь однажды подарила ей игрушку с вибратором. На день рождения. Старая дура орала от возмущения как ненормальная. С появлением художника беспокойства ее по этому поводу как-то сгладились. Может быть, тот владел какой-то нетрадиционной технологией. Или они освоили какую-то форму садомазохизма. Удивляться тут ничему не приходилось …
