Дом, в котором ты живешь - Соловьева Анастасия (первая книга .TXT) 📗
Как все это непросто! Сплошные табу – темы, которых мы не касаемся по молчаливой договоренности… Давид обнял меня во сне – я ощутила нежность и желание. Спросила тихо, одними губами:
– Ты хочешь ребенка? Но он не услышал.
Через три дня прилетели в Москву. Георгий Николаевич отвез детей на дачу к Ирине – мама очень скучала по ним. Давид тоже собирался.
– Чем ты будешь заниматься без меня? – спросил он. – Поедешь на дачу?
– Работать буду. Ольга мне новых дискет надавала. Придется у компьютера сидеть.
– Занимаешься ерундой, Марина. Лето, жара, зачем мучиться в городе?!
Я понимала: ему будет спокойней знать что я на даче, под присмотром мамы и Ирины. На ум пришли Анькины рассуждения о мужской ревности. У всех, в общем, одно и то же… Захотелось сказать:
– Возьми меня в Стокгольм! Накануне отъезда обедали в ресторане, а вечером, уютно устроившись в гостиной, пили коньяк.
– Завтра за тобой заедет Георгий Николаевич, – сообщил Давид, верный своей манере.
– Я не собираюсь никуда ехать.
– Пожалуйста, поживи на даче.
– Давид, не придумывай, там нет компьютера.
– Я купил тебе ноутбук. – Он кивнул на журнальный столик.
Только сейчас я заметила серую плоскую коробку. Такой ноутбук продавался в «М-Видео» на Лубянке – мы с Анькой зачем-то заглянули и туда тоже. Стоил он, даже по моим теперешним понятиям, безумных денег.
– Ты делаешь мне слишком дорогие подарки, Додик!
– Додик?! Давненько меня так не называли! – Он развеселился.
– Додик… – Я обняла его и закрыла глаза – ревность, эгоизм, табу – все показалось вдруг такой ерундой перед лицом нависшей, как мрачная туча, разлуки. – Додик, мой Додик!..
– Я тебе буду писать по мылу, хочешь?
– А звонить?
– И звонить.
– Каждый день?
– По два раза!
– И звонить, и писать – и все равно мало! Я хочу, чтобы ты был со мной. Всегда!
– Не все от нас зависит – сама понимаешь.
– Значит, отказаться от этих поездок в Стокгольм невозможно?
– Совсем – нет. Разве что ездить пореже…
Глава 17
На следующий день я поднималась на крыльцо Ирининой дачи. Поселок был довоенный, участки громадные, дома добротные.
Георгий Николаевич, к моему удивлению, последовал за мной.
– Маруська! – Ирина, цветущая блондинка слегка за пятьдесят, чмокнула меня в щеку. – До чего хороша! Как стодолларовая бумажка! Юля, дочь твоя приехала!
Сели пить чай. Ирина водрузила на стол блюдо с малиной и сливки:
– Все здешнее, угощайтесь!
– Вкусите дачных радостей! – Георгий Николаевич сначала стеснялся меня, но постепенно разговорился и оказался, как я и думала, приятным и остроумным собеседником.
После чая Ирина отправила его со списком продуктов в городок неподалеку, а мы втроем уселись под яблоней.
– Чей же это ухажер? – поинтересовалась я. Мама расхохоталась:
– Какие могут быть сомнения?!
– Вам смех… – оправдывалась Ирина. – А смотрите как удобно: отвезет, привезет. Без него как без рук сидели бы…
Ирина давным-давно разошлась с мужем, и с тех пор мы были свидетелями ее бесконечных романов, то бурных, то вялотекущих.
– Ты. Маруська, лучше своим ухажером похвастайся!
– Чем хвастаться-то? Он уехал, – шутливо отмахнулась, но вдруг ощутила звериную тоску.
– Уехал – вернется! – Ирина подмигнула мне. – Все будет хорошо, правда Юль?
Мать суеверно покачала головой:
– Сплюнь ты, ради бога!
К обеду явились сыновья. Маленький сразу вцепился в меня, и я вспомнила, что при Давиде он так себя не ведет – держится слегка отстраненно.
Денис кинулся изучать привезенное.
– Ма, купила ноутбук?
– Купила! Скажешь тоже.
– Давид Михайлович?
– Конечно!
– Супереки.
После обеда Георгий Николаевич повез нас на водохранилище. В шесть часов пили чай с конфетами. Я купила мамины любимые: «мишки», «белочки», «трюфели».
– Теперь пойдем в магазин, – серьезно объявила она. – Купим что-нибудь к вечернему чаю.
Дорога вилась по усеянному ромашками лугу.
– Нарви цветов, на террасе поставим, – предложила Ирина.
– Жалко рвать. Они же живые!
– Ой, какие нежности! Мы всю жизнь рвем! Я девочкой рвала, Таня моя, была маленькая, тоже любила…
С Таней, Ирининой дочкой, мы часто играла в детстве, а теперь не виделись уже лет пятнадцать. – Как Таня поживает?
– Все по командировкам: Прага, Сызрань, Харьков. Я ее и не вижу.
– А Борис?
– Компьютерами торгует. Живут не пойми как! То сойдутся, то разойдутся.
Ирина усмехнулась. Личная жизнь единственной дочери волновала ее не слишком.
Походы в магазин тоже входили в понятие «дачных радостей». Прежде чем купить кулек сухарей, полкило мармелада и две плитки «Аленки», мои дамы долго советовались. Мама непременно хотела взять еще бисквитный рулет, а Ирина уверяла, что он несвежий и лучше купить селедки или копченой грудинки. Но мама селедку терпеть не могла.
Домой вернулись на закате. Ирина сразу включила телевизор. Мама кормила Илюшку ужином. Олег с Денисом в мгновение ока сжевали по бутерброду и опять умчались к ребятам.
Я поднялась в свою комнату и прилегла не раздеваясь. На старомодном письменном столе валялась коробка от ноутбука. Вчера в это время мы с Давидом распечатывали ее. Неужели только вчера?.. Вчерашний день, оттесненный «дачными радостями», показался мне вдруг страшно далеким…
– Марусь, спускайся, концерт! – позвала Ирина.
Смотреть концерт не хотелось, но и не пойти было неудобно.
Известная певица, титулованная звезда российской эстрады, распевала с экрана какие-то неправдоподобные вещи про любовь.
«Разве так бывает – позабудешь про боль? – подумала я. – Что за стихи? Поют о любви, а сами не понимают элементарного!»
– Что ты, Марина, ходишь с видом неутешной вдовы, – невинным тоном спросила мама – иногда на нее находило желание попридираться.
А ты заметила, что наша дива сделала пластическую операцию? – Ирина умело переключила мамино внимание. – Укоротила нос.
– Нет. А ведь правда! Она так получше. А поет по-прежнему голосом матери. Под ее фонограмму!
– И глупости какие-то, – вставила я.
– Ну, что глупости, это нормально. Эстрадные песни ни на что не претендуют! Маруська, ты ужинать будешь?
– Лучше давайте чай пить! – предложила сластена-мама.
– Уж скажи честно, Юля, что тебе не терпится съесть весь шоколад. Сколько помню тебя, только шоколадом и питаешься! Как только не надоело!
Самодовольно усмехнувшись, мама покачала головой:
– Ничуточки!
– Пусть сидит со своим шоколадом, – продолжала Ирина, обращаясь ко мне. – А нам с тобой я поджарю по котлетке!
– Поджарьте. – Я блаженно вытянулась в старом кресле, но тут зазвонил мой мобильный.
Схватив трубку, я бросилась в сад. Этот голос будто проникал прямо в сердце – хотя говорил Давид вещи самые будничные: в первый день многое удалось успеть, если так пойдет, он вернется раньше чем через месяц, советовал поездить с Георгием Николаевичем, поучиться водить. И только в конце:
– Если бы ты знала, как мне не хватает тебя!
– Додик!.. – только и могла произнести я в ответ.
– Где ты?
– В саду, под луной. Помнишь, ты сказал, что у тебя нет времени на прогулки?
Он засмеялся:
– Помню…
После разговора с Давидом мне не хотелось возвращаться на террасу. Я понимала: все написано у меня на лице. Пришлось погулять, подумать о чем-нибудь, не имеющем отношения к Давиду. Например, о работе. С тех пор как мы вернулись из Греции, я не прочла ни одной статьи. Завтра с утра начну. А где, интересно, дети?
– Давид звонил? – спросили хором мама и Ирина.
– Давид, – безвольно ответила я.
– Подогреть тебе котлетку?
И потекла жизнь, спокойная, умиротворяющая. Дети теперь относились ко мне совсем по-другому. Особенно, подражая Давиду, усердствовал Денис. Для мамы и Ирины я по-прежнему была маленькой девочкой: они трогательно оберегали меня от бытовых проблем, не будили по утрам, подкладывали лучшие кусочки. Я с удовольствием подчинялась, подолгу гуляла с ними, рассеянно слушала их разговоры, истории из жизни политиков и эстрадных звезд, вычитанные в журналах, и – думала о Давиде.
