#В поисках янтарного счастья - Бартош Джейн (книги полностью .TXT, .FB2) 📗
Мы переехали из солнечного Узбекистана в дождливую Беларусь, потому что папу перевели по службе на новую пограничную заставу. Здесь пахло соснами и часто шел дождь, небо было пасмурным, серым. Земля после дождя благоухала свежестью и разнотравьем, а заасфальтированные дорожки покрывали дождевые черви; они, словно проросшая трава, были повсюду. После пребывания в знойных песках было удивительно узнать, что существует совсем другой мир – зеленый, влажный и такой ароматный.
Мы жили как перекати-поле: куда папу отправляли на службу, туда мы и ехали. У нас не было своего жилья, нам негде было пускать корни. Всего полгода назад мы гоняли скорпионов по песку в богом забытом дворике Узбекистана, а теперь обживались в казенной сырой квартире на окраине леса в белорусской глубинке, откуда рукой подать до Польши.
Из вещей у нас была старая случайная мебель, бабушкины ковры, старое мамино пианино и тюки с одеждой. Я мечтала о настоящей кукле Барби, но мне купили лишь подделку – в семье не было денег на дорогие игрушки. Впрочем, и магазинов в нашей деревне тоже не было, а за ее пределы мы почти никогда не выезжали.
Наша новая квартира была гораздо просторнее, чем прежняя. У нас с братом появилась своя комната с двухъярусной кроватью. У родителей – отдельная спальня, и еще одна комната – общий зал, где разместились диван и телевизор. На стену в зале родители повесили огромный ковер с ярким геометрическим орнаментом; когда мне становилось скучно, я ложилась на диван лицом к стене и водила пальцем по вытканным лабиринтам, придумывая захватывающие истории. Я могла играть так часами.
Квартира располагалась на первом этаже двухэтажного дома, отведенного для семей военнослужащих. Родительская спальня оставалась темной, холодной и сырой даже в жаркие дни лета. В ванной комнате пахло гнилью, стены в углу почернели от грибка, но мы были рады новому жилью – тут хотя бы были ванная и туалет и не приходилось выходить по нужде на улицу.
Папа смастерил нам стеллаж из досок во всю стену, чтобы мы смогли расставить свои игрушки и книги. Целую полку стеллажа я приспособила для своих кукол, организовав им дом. И хотя мебелью служили самые неожиданные предметы – например, коробок спичек был прикроватной тумбочкой, а кроватью стал кусок поролона, найденный на улице, – я могла играть часами напролет, сидя на коленках на полу, переодевая кукол и радуясь появившемуся у них дому. Иногда мама помогала мне мастерить наряды для кукол из лоскутков старой одежды.
Мы быстро завели новых друзей – наш дом был полон детей, – поэтому вскоре позабыли о дворе со скорпионами и о песках с алыми маками, найдя новые, не менее интересные места для игр. На каждой военной заставе были казармы, где жили солдаты, и корпуса для семей военных, а также спортплощадка, гаражи для военных машин, очень часто – небольшая ферма с лошадьми, коровами, свиньями, кроликами, курами и сеновалом. Обязательно был плац для построения солдат, окопы для тренировок, смотровая вышка. Мне нравилось жить в военном городке, бегать по огромной территории вместе с друзьями, лазать по канатам, забираться на сеновал, а самым любимым занятием было бегать по окопам и прятаться в бункере.
Окопы представляли собой углубления в земле, стены которых укреплялись деревянными бревнами, отполированными многолетним лазанием по ним солдат в кирзовых сапогах. Внутри пахло как на железной дороге – креозотом, которым пропитывают деревянные шпалы от гниения. Это вещество, нагретое солнцем, рождало характерный аромат, знакомый всякому человеку, кто хоть раз побывал около рельсов, уложенных по старинке на деревянные шпалы.
Окопы были глубиной в рост взрослого человека и петляли лабиринтами. В некоторых из них были бункеры – сооружения под землей с бетонными стенами, маленькими окошками под самым потолком, с металлической дверью и ручкой в виде колеса.
Мы знали каждый поворот и каждое углубление, умели пулей вылететь на поверхность, если кто-то из солдат вдруг начинал нас гонять из окопов. По стенкам часто пробегали юркие ящерицы с черными спинками и оранжевыми грудками, и мы приноровились ловить их так, чтобы они не отбрасывали свои хвосты. Ах, это было удивительное время! Дети в городах лишены таких простых радостей. Но тогда я даже не подозревала о существовании иной жизни.
Вторым излюбленным местом наших игр была свалка за дорогой на краю поля. Думаю, родители не подозревали, что мы там ошиваемся, потому что это место было на достаточном отдалении от жилых домов и предполагалось, что мы не знаем о его существовании. Но мы с любознательным рвением осваивали свои владения. Всю территорию военной заставы, огороженную от остального мира высоким забором, мы знали как свои пять пальцев. На свалке среди гор гниющих объедков, сломанной мебели, одежды, коробок можно было найти много всего интересного. Иногда нам удавалось отрыть старые детские коляски или кукол. Но особый интерес для нас представляли выброшенные мелкие игрушки, которые помещались в карман. Тогда мы могли незаметно пронести домой свои находки и не думать о том, как объяснить маме их появление. Никто не хотел получить нагоняй от родителей, поэтому мы никому не рассказывали о своих забавах.
Там, где мы жили, водились ярко-салатовые лягушки с такой гладкой кожей, что так и хотелось ее потрогать. И хотя девчонки постарше говорили, что эти лягушки ядовитые, мы хватали их сзади за бока и играли с ними. Иногда мы засовывали лягушек в узкие горлышки пивных бутылок, найденных тут же, в траве.
Во дворе рядом с детской площадкой был бассейн примерно два на три метра. Его дно и стенки были выложены серой квадратной плиткой, позеленевшей от влаги. Мы никогда не видели, чтобы бассейн наполняли водой, но на всякий случай заткнули все сливы на дне землей и камнями и мечтали, что однажды пойдет очень сильный дождь, наполнит бассейн до краев – и мы сможем там плавать. Правда, после дождя там почему-то было совсем мало воды, зато лягушки и жабы облюбовали бассейн. Мы понимали, что им оттуда никогда самим не выбраться, поэтому объявляли операцию по их спасению.
Спрыгнув на дно бассейна, я сама чувствовала себя лягушкой, попавшей в западню. Я собирала зеленых квакш и не глядя вышвыривала их на поверхность. Дети визжали и метались вдоль бортиков – никто не хотел получить лягушкой по шее, но при этом все хотели посмотреть, как они шлепаются на траву. Когда последняя заложница была спасена, ребята протягивали мне руки и помогали вылезти. Без друзей мы даже близко не подходили к этому бассейну.
Детская площадка была самым скучным местом для игр, но иногда мы с моей подругой и соседкой Юлькой, которая была чуть младше меня, но не уступала мне в смелости, раскачивались на качелях и во все горло орали песни. Мы представляли, что выступаем на сцене. Иногда мама отправляла со мной на улицу двухлетнего брата. Он всегда бежал к раскачивающимся качелям, поэтому мне приходилось переносить его в песочницу, где он мог спокойно играть с машинкой и строить лабиринты из песка. Из песочницы братик не мог выбраться самостоятельно, а когда мы заигрывались, я забывала про малыша. Мама говорила, что частенько приходила на площадку и наблюдала картину: мы с подружкой развлекаемся на качелях, а брат ест песок или плачет, окруженный деревянным ограждением. Но что я могла поделать? Я спасала его от травмы!
Рядом с нашим подъездом, где тетя Наташа каждую весну высаживала ровные ряды бархатцев, когда-то разлилась вязкая черная масса: то ли гудрон, то ли мазут – мы точно не знали. Но лужа эта была размером с тень от легкового автомобиля, что стоял по соседству и не выезжал никуда вот уже несколько лет, за которые он изрядно заржавел, хотя убирать его никто не спешил. Расплывшаяся масса затвердевала осенью, и по ней можно было ходить, а вот в жаркие летние дни она плавилась на солнце и становилась липкой и тягучей. Узнали мы об этом случайно, когда я однажды промчалась по луже, на середине которой мои ноги в новеньких босоножках прочно увязли в гудроне, и мне пришлось звать на помощь.
