Няня на месяц, или я - студентка меда! (СИ) - Рауэр Регина (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
— Сметана или майонез?
— Первое, — тарелки на стол Кирилл Александрович уносит сам, и первый пельмень он заглатывает с шипением, обжигаясь, но довольно жмурясь. — Штерн, считай, незнание географии я тебе простил.
— А прямую извилину?
— Не дождешься, — он бубнит с набитым ртом.
И, кажется, пельменей варить надо было больше, ибо с моей тарелки Лавров тоже в наглую стаскивает, бессовестно уверяя, что ночью порядочные девушку пельмени не трескают.
— Я не порядочная, — я протестую и последний оставшийся пельмени отвоевываю, — но если еще хотите, то сейчас сварю.
Кирилл Александрович хочет.
И я не возражаю, когда он оттесняет меня от плиты, ворча, что я торможу, и сам доваривает. Почему-то в мой мир и мою квартиру этой ночью он вписывается очень легко, правильно, но думать об этом не хочется.
Вместо этого я достаю телефон и показываю ему наши с сусликами фотки.
Рассказываю.
Лавров же слушает, смеется, уточняет.
И уходит, когда утро окончательно вступает в свои права, а я зачем-то иду в гостиную и, спрятавшись за шторой, наблюдаю как он уезжает, оглянувшись на дом.
Глава 16
Выходные я провожу с пользой.
Спасибо Элю.
Он объявляется на пороге моей квартиры полвосьмого, когда я только засыпаю после ухода Кирилла Александровича.
— Ты чего дрыхнешь, Даха?! — возмущается он и топает прямым ходом на кухню, где без спроса залазит в холодильник. — О, пельмешки! Жизнь тебя разбаловала, Даха. Спишь, а солнышко давно встало!
— А я нет, — давясь очередным зевком, я приползаю следом и одним глазом, ибо второй открываться отказывается, наблюдаю, как Эль уминает недоеденные Лавровым пельмени.
— Ты ведь не против? — суя в рот очередной пельмень, спохватывается Эльвин.
— Ну что ты, радость моя, мой холодильник — твой холодильник, — щедро заверяю его и, кутаясь в халат, забираюсь с ногами на диван.
Гостеприимной хозяйкой в такую рань я быть не нанималась, тем более перед Элем. Заварить-сварить чай-кофе и сделать бутерброды он может сам, и где что лежит тоже прекрасно знает. За два года знакомства он не раз оставался тут ночевать, поэтому да, моя кухня — его кухня.
— Ты зачем приперся?
Способность думать и любопытство просыпаются только после протянутого чая с лимоном и тарелки с бутербродами, которую Эль, плюхнувшись рядом, пристраивает между нами.
— Поговорить, — беспечно отзывается он.
— О жизни? — я кошусь с подозрением.
Поговорить Эль, конечно, любит, особенно на парах, но в субботу до двенадцати дня он обычно предпочитает молчать и спать.
— О микре, — улыбка у него становится в тридцать два зуба.
А я давлюсь чаем и кашляю, пока меня с гиперзаботливостью стучат по спине.
— Нет.
— Ну, Даха…
— Ни за что…
— Ну, Дашуля…
— У меня и так психологическая травма, не провоцируй рецидив.
— На, Дашенция…
— Нет-нет-нет.
И да.
Эль уламывает, и два дня мы торчим у меня.
Пишем в две руки шпоры, поскольку прошлыми Эль щедро поделился с приятелем, а у того их изъяли, и я его гоняю по билетам, которые по ходу тоже приходится дописывать и дополнять.
И, когда вечером в воскресенье, звонит Лёнька и радостно объявляет, что затянувшиеся дела на заводе решены и он утром возвращается в город, я только согласно мычу и радость словами проявлять не спешу.
Точнее не могу.
У меня все еще соматический О-антиген, который представлен липополисахаридно-протеиновым комплексом, определяет серологическую группу Escherichia — самая любимая Escherichia coli — и вместе с капсульным К-антигеном и жгутиковым Н-антигеном является основой серологической классификации эшерихий. А Mycobacterium tuberculosis и Brucella melitensis паразитируют в макрофагах и за счет определенных механизмов избегают фагоцитоза, становясь недоступными для комплемента и антитела, а следовательно нейтрализация таких возбудителей обеспечивается координированным действием Th1, которые вырабатывают гамма-интерферон, и…
И, в общем, Лёньке я готова только радостно и согласно мычать, что его возвращению счастлива, отсутствию завтра дома Зинаиды Андреевны еще более счастлива, а от намечающегося романтического ужина в неописуемом восторге.
Восторг я, правда, описать не могу, ибо бессовестно засыпаю под солнечно-теплый и уютный голос Лёньки.
Понедельник же и квартира Кирилла Александровича встречает спящими сусликами, тишиной и запиской на столе.
Почерк Лаврова вопреки мнению о врачебном почерке красиво-заостренный и разборчивый, но я все равно перечитываю пару строк несколько раз и хмурюсь.
Он просит меня задержаться до семи и к семи собрать сусликов, ибо Кирилл Александрович за ними заедет и на работу к себе заберет. Он дежурит, а у Аллы Ильиничны давление, и ночью Лавров вызывал ей скорую, поэтому, если несложно, то днем к ней следует зайти и до магазина сходить.
Что купить написано, а деньги — как всегда — на карте, кою Кирилл Александрович вручил еще в первый день.
Проведать Аллу Ильиничнину не проблема и в магазин сходить для нее тоже, а вот известие, что монстров Лавров хочет забрать в больницу мне не нравится.
Не надо.
Детям там не место.
И я порываюсь ему позвонить, сказать и… должны быть еще варианты. Есть ведь Анна Вадимовна и Степан Германович, еще какие-то друзья, знакомые. Я даже достаю телефон, но в самом низу записки привычное Verte и я послушно переворачиваю блокнотный лист, где начало и предупреждение, что сегодня операционный день и комиссия из Министерства, поэтому звонить не надо.
Прекрасно.
Телефон я сую обратно и раздраженно барабаню пальцами по столу.
Воспоминания лезут сами, злят, и к сусликам я поднимаюсь торопливо, раздёргиваю светлые портьеры и провозглашаю преувеличенно радостно:
— Монстроподъем! Суслики, нас ждут великие дела!
Я их тормошу, стягиваю одеяла и отбираю подушки, под которые они пытаются засунуть головы и еще пять минуть поспать.
— Великие дела начинаются не так рано, — Яна кривится, нехотя садясь на кровати, и трет глаза.
— И это не пе-да-го-ги-чно будит детей и угрожать ледяной водой, — Ян вместе с одеялом дезертирует под кровать.
— Вылазь, бабайка.
— Сама такая, я сплю!
Из-под кровати под заинтересованным взглядом Яны, ее комментарии и под прицелом камеры я вытаскиваю Яна вместе с одеялом.
Он же вопит про произвол, самоуправство, насилие над детьми и власть тиранов.
— Свобода, равенство и сон!
— Ты в курсе, что революционеры плохо кончали? — в ванную я его тащу вместе с одеялом, в которое юный Робеспьер вцепился мертвой хваткой.
— Да здравствуют революция! Свобода народу! — еще громче и одухотворено вопит Ян, цепляясь руками за дверь. — Но пасаран!
— Свободу детям и попугаям! — Яна восторженно-увлеченно скачет кругами вокруг меня. — Ах, каира!
— Монстры, вы чего в выходные смотрели?! — я останавливаюсь и на них смотрю подозрительно.
Монстры же переглядываются. Ян перестает вырываться и ораторствовать, а Яна с невинным видом прячет руки за спину.
— Ну так, — пол она разглядывает с преувеличенным интересом, — мы про Кешу. Мультик.
— А Кирилл Александрович?
— Отвергнутых, — нехотя сопит Ян.
— Отверженных?
— Ага, — монстры соглашаются в унисон.
И в ванную сбегают сами.
За хлебом, молоком и бриошами ходят не в продуктовый, а в торговый центр.
С фонтанчиком.
Об этом с самыми честными глазами мне сообщают монстры ближе к обеду. Идею навестить Аллу Ильиничну они восприняли на ура, а уж предварительный поход по магазинам вызвал слишком сильный восторг, от которого я напряглась.
Не зря.
— Да-а-аш, там роботы есть. Знаешь какие? — Ян делает просительную рожицу, разводит руки в стороны. — Вот такие!
— А продукты там тоже продают, — увещает Яна.
