Зови меня Златовлаской (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна (чтение книг .TXT) 📗
— Миллионы, миллиарды, — задумчиво ответил Влад.
— Так много?
— Больше, чем много. Существует бесконечно множество потенциальных вариантов моей жизни, твоей жизни, жизни других людей, планеты в целом. А мы реализуем только один из них, наиболее привычный.
— А можно реализовать другие, непривычные? Если очень захотеть?
— Если очень захотеть, то можно даже в Африку попасть, — насмешливо сказал Влад. — Ты что-то загрузилась, Златовласка.
— Но ты говоришь очень серьезные вещи…
— Помни, смысл и бессмыслица в одном флаконе. Никогда не относись ни к чему слишком серьезно. Даже к моим словам.
Влад подмигнул мне и, даже не попрощавшись, исчез за дверью.
Я растерянно постояла на холоде еще пару минут, пытаясь осмыслить произошедшее. Затем я вернулась в клуб, нашла Аду, и мы поехали домой.
Ночью я долго ворочалась, сна не было ни в одном глазу. Без сомнений, я втрескалась в Ревкова. Меня одновременно пугала и вдохновляла эта мысль. Пугала потому, что я не хотела обжечься и вновь чувствовать ту боль, которую доставил мне Пешков. А вдохновляла потому, что я видела огромную разницу между этими двумя парнями: Влад в отличие от Димы был смелым, прямолинейным и, казалось, все понимал.
Определенно, сегодня в клубе мы стали друг другу чуть ближе. Но чувствует ли он ко мне то же, что и я? Или просто проявляет дружеское участие?
Глава 6
Во время каникул я всего пару раз вышла из дома. Один раз в гости к Булаткину, другой в магазин. Булаткин пригласил только меня и Аду, и я, наконец, рассказала друзьям о том, что отец ушел из семьи. Они были в шоке. Говорили много поддерживающих слов и обещали быть рядом. Когда я призналась им во всем, мне полегчало, будто сняла груз с души.
— Ты вообще собираешься общаться с отцом? — спросила Ада.
— Не знаю. Пока нет. Кроме слов презрения и ненависти, мне сказать ему нечего.
— Но он, несмотря ни на что, твой отец. Даже если они с твоей мамой разведутся, это не будет означать, что он отказывается от тебя как от дочери, — немного поразмыслив, сказал Антон.
— Он разрушил нашу семью. Он предал маму, а значит, и меня. Его и раньше было сложно назвать примерным отцом, а теперь и подавно.
Друзья не стали меня переубеждать и через пару минут мы сменили тему.
Мама старалась держаться и при мне вела себя, как обычно, но я часто видела ее с покрасневшими глазами. Разрыв с отцом давался ей очень болезненно. В связи с этим я хотела как можно больше времени проводить с ней. Я скачала много легких комедий, и каждый вечер после того как она возвращалась с работы, мы вместе смотрели их.
Мне казалось, что на некоторое время мне действительно удавалось отвлечь ее от тоскливой реальности. Однако ее глаза были по-прежнему потухшими, и я боялась, что больше никогда не увижу в них искру жизни.
На следующей неделе после каникул в школе мы периодически пересекались с Владом на переменах в коридоре или столовой. Он всегда тепло здоровался со мной, иногда спрашивал, как дела, и мы мило болтали. Странно, но мне было с ним очень легко. Напряжение спало, и я могла шутить, не стесняясь быть собой. Я не чувствовала напускного равнодушия или излишней заинтересованности с его стороны, он всегда был спокоен, всегда в хорошем настроении и всегда чертовски красив.
Как-то посреди урока химии я попросила разрешения выйти. Зайдя в туалет, я подошла к раковине, и до меня донеслись тихие всхлипы. Я повернула голову в сторону звука: он доносился откуда-то из глубины женской уборной. Пройдя дальше, я увидела облокотившуюся на подоконник девочку.
Руками она прикрыла лицо и, очевидно, не заметила моего появления. Ее белая блузка была вымазана краской. В глаза бросались красные и синие мазки на спине и рукавах.
— Все в порядке? — подала я голос.
Ее плечи вздрогнули. Она резко повернулась, и в ней я узнала девочку из соседнего дома. Кажется, ее звали Даша Полосова. Мы с детства жили с ней в соседних домах, но никогда не общались. Даша была примерно моей ровесницей. Когда мы были детьми, она никогда не принимала участия в наших дворовых играх и вообще держалась обособленно.
Она была некрасивая, полноватая, в толстых немодных очках. Мне всегда казалось, что она немного не от мира сего. Возможно, у нее и правда были какие-то особенности, но, несмотря на это, она училась в обычной общеобразовательной школе. С красными от слез глазами и перепачканной акварелью блузке она смотрелась жалко.
— Да, нормально, — шмыгнула Даша.
— Что-то не похоже. Что у тебя с блузкой? — спросила я, присаживаясь рядом с ней на подоконник.
Даша растерянно посмотрела на свою одежду, и ее подбородок задрожал.
— У нас было ИЗО, я испачкалась.
— Ну, мне-то можешь не врать. Кто-то измазал тебя краской? Ты из-за этого так раскисла?
Она кивнула.
— У меня есть с собой белая футболка, я после школы собиралась на тренировку. Могу одолжить, она чистая.
— А в чем пойдешь на тренировку? — слабо улыбнулась она.
— Одолжу что-нибудь у подруги.
Даша замерла в нерешительности. Видимо, ей было неловко брать у меня одежду. Но ходить раскрашенной остаток дня тоже не хотелось. Не дождавшись ее ответа, я спрыгнула с подоконника и сказала:
— Сейчас сгоняю в раздевалку и принесу тебе майку. Будь тут.
Когда я появилась вновь, Даша уже не плакала.
— И не плачь ты так из-за ерунды больше. Если каждый раз рыдать из-за чертовых проделок одноклассников, никаких слез не хватит, — попыталась пошутить я, протягивая ей одежду.
— Спасибо. Спасибо большое, Саш, — тихо проговорила она, пряча глаза в пол.
Я улыбнулась и направилась на обратно урок.
В пятницу, возвращаясь домой после школы, я с досадой заметила, что на качелях рядом с моим подъездом сидел Пешков. Я направилась мимо него, делая вид, что ищу что-то в сумке.
— Саш, подожди!
Черт. Притвориться, что я его не заметила, не получится. Я молча подняла на него глаза.
— Саш, прошло уже три недели. Я так не могу. Думал, что смогу все забыть, забыть тебя… Но не выходит. Я не прошу о многом, просто поговори со мной, пожалуйста.
— Что ты хочешь от меня услышать? — устало вздохнула я.
— Как ты? Что произошло после того… После того, как я ушел?
— Сбежал, — уточнила я.
— Да. Сбежал. Прости, — он понурил голову, голос звучал надломленно.
— После этого он потащил меня к гаражу, закрыл рот руками и… — мой голос дрогнул.
— Господи, — проговорил Дима, поднимая на меня голубые глаза, в которых отражался ужас.
— Ничего не было, — оборвала я зарождающиеся жуткие мысли Пешкова. — Не успело произойти. Меня спас Влад. Влад Ревков из нашей школы.
Дима округлил глаза и с непониманием покачал головой:
— Ревков? Откуда он там вообще взялся?
— Они репетировали в гаражах неподалеку. Он услышал мой крик.
Пешков сморщился, как будто мои слова доставляли физическую боль.
— Он дрался с ними?
— Да, он дрался за меня, — ледяным голосом проговорила я. — Дрался, потому что хотел спасти. А мы с ним до этого даже не были знакомы.
Пешков сел на бордюр и обхватил голову руками:
— Какое же я дерьмо!
Я промолчала. Я смотрела на его душевные терзания, но мне не было его жаль. Совсем.
— Саш, я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить…
— Вряд ли, — перебила я. — Не трать слова попусту.
Пешков резко вскочил и посмотрел мне прямо в глаза:
— Саш, я облажался. Я был полным придурком. И я сейчас не только про тот вечер. Я не понимал, не ценил тебя. Как же я ошибался. Ты такая добрая, искренняя, красивая. В тебе так много света, а я, дурак, все испортил. Саш, умоляю, прости меня. Прости меня, пожалуйста. Я… Я люблю тебя, Саш.
— Замолчи! — взвизгнула я — Зачем? Зачем ты издеваешься надо мной? Когда-то я ждала этих слов, но ты все разрушил! Неважно, что ты сейчас скажешь или сделаешь, ты предал меня! Ты трусливое ничтожество, и я никогда не смогу этого забыть!
