Сломанная кукла - Лактысева Лека (электронные книги бесплатно TXT, FB2) 📗
Мысль о том, чтобы Никита после выписки жил у меня, захватила меня всего! Я обдумывал ее весь день, прикидывал варианты. Отвлекся только в зале суда, где за мной признали отцовские права и согласились, что я могу претендовать минимум на совместную опеку. Потом, по дороге в больницу, снова вернулся к этой идее. Сын должен быть со мной!
С посещением Алевтины в этот день не сложилось: дежурный врач заявил, что ей пока трудно приспособиться дышать самостоятельно. Наше с Никитой появление может слишком взволновать ее и привести к ухудшению состояния. Да и мелкому трудно будет объяснить, почему его не пускают к маме, если она уже проснулась.
Никита как всегда ждал меня с нетерпением. Едва увидел — бросился навстречу. Позволил взять себя на руки, обнял и даже чмокнул в щеку и тут же спросил с надеждой:
— Идем к маме?
— Сын, сегодня не получится. Дядя врач сказал, что мама сегодня будет учиться дышать сама, без помощи машинки, которая за нее дышала.
Мои объяснения пролетели у сына мимо ушей.
— К маме! — громко, требовательно, отчаянно.
— Никита, завтра. Сегодня нельзя.
Мальчишка тут же начал вырываться, я невольно выпустил его, чудом не позволив упасть. Удержал за руку, принялся уговаривать, несмотря на крик и плач:
— Сынок, пошли просто погуляем. Я же специально к тебе приехал! Я скучал по тебе! А ты по мне совсем не скучал?
— Хочу к маме-е-е!
Дверь открылась. В палату влетела Вероника. А вот и психолог по наши души пожаловала!
— Что тут происходит?! Вы зачем ребенка насильно удерживаете? — тут же принялась строить меня женщина.
— Вообще-то, я пытаюсь успокоить сына. Он огорчен, что сегодня нам запретили навестить его маму.
— Попытайтесь успокоить ребенка так, чтобы это не травмировало его еще больше!
— И как же?
Пока я объяснялся с Вероникой, Никита вырвал у меня руку и бросился прочь из палаты. Я встал с корточек, пошел следом, на ходу окликая мелкого:
— Никита! Стой! Мы завтра сходим, обещаю! — ребенок меня уже не слышал. Он свернул за угол и скрылся из виду.
— Посидите тут. Я сейчас его приведу, — Вероника вышла следом, кивнула мне на небольшую банкетку, притулившуюся у стены.
— Не представляю, как родители справляются с детскими истериками. Никита казался мне таким спокойным мальчиком… — признался, глядя на психолога.
— Он не спокойный и не тихий. Молчание — его способ защищаться в непривычной обстановке. Ждите.
Вероника ушла. Я остался сидеть на банкетке. Смотрел в стену и думал: неужели все мои старания — насмарку?!
Мне казалось, что у нас с Никитой получается ладить, что мальчик начинает мне доверять и даже немного привязался ко мне. И вот этот сегодняшний отказ сходить к маме превратит в пыль все усилия, вернет нас к тому, с чего и начинали? Захотелось завыть, стукнуть кулаком в стену от бессильной злости. Не будь я в детском отделении клиники — возможно, не сдержался бы…
Психолог привела Никиту минут через десять. Он выглядел несчастным, зареванным и хмурым. У меня сердце сжалось при виде его покрасневшего носа и опухших глаз. Я почти уже вскочил, чтобы броситься навстречу, но Вероника остановила меня жестом.
— Никита, вот твой папа. Ты хочешь с ним пообщаться, или скажем, чтобы он уходил?
Молчание. Опущенная голова. Напряженное сопение.
Вероника вздохнула, кивнула мне головой на выход:
— Уходите, Зиновий Фадеевич. Никита не хочет с вами разговаривать.
Я недоверчиво уставился на нее: неужели она это всерьез?!
— Идите-идите! — женщина снова дала мне понять, что я могу быть свободен.
Черт! Меня что — выставляют за дверь, как нашкодившего котенка?!
Нет, я, конечно, уйду, но недалеко: только до кабинета заведующего отделением. Пусть он мне объяснит, что тут происходит, и что себе позволяет эта зарвавшаяся девица!
Я встал, пошел к дверям. Уже когда потянулся рукой к дверной ручке, услышал за спиной какой-то негромкий крик и топот маленьких ножек.
Обернулся. Не поверил своим глазам: Никита бежал вслед за мной.
Я остановился. Мелкий подлетел, вцепился в мою ладонь:
— Не уходи!
Я перевел растерянный взгляд на Веронику. Та кивнула одобрительно — вроде как, разрешила остаться.
Я присел, протянул к сыну руки. Он подошел, прижался, обнял меня за шею. Я обнял его в ответ.
— Пойдем гулять? — спросил на ушко.
— Да… — почти шепотом.
22. Алевтина
Господи! Как же тяжело дышать-то! Неужто сынуля опять перебрался ко мне в кровать и улегся спать у меня на груди?
— Никита, слезь с меня! Кит! — я попыталась повернуться, но все тело было сковано слабостью, пошевелиться не удавалось. Губы пересохли и еле двигались. — Кит, принеси воды маме…
— Тише, Алевтина, спокойнее! Все в порядке, сейчас немного смочим вам губы, — где-то сверху и сбоку прозвучал незнакомый женский голос.
К губам прижалось что-то мокрое и холодное. Какая-то тряпица. С нее на язык упало несколько капель воды. Вместе с холодом на губах пришло и понимание, что я не дома. Тогда где я? И где Никита?!
— Кто вы? Где мой сын?! — я попыталась открыть глаза, но мутная картинка тут же поплыла куда-то в сторону, вызывая тошноту.
— Не спешите, Алевтина. Вы в больнице. Ваш сын в другом отделении, с ним все в порядке.
— Точно? Вы ничего не скрываете?! Я хочу его увидеть! — я пару раз моргнула, пытаясь прогнать муть, вдохнула поглубже и снова открыла глаза.
В этот раз мне кое-как удалось сосредоточить взгляд на незнакомом женском лице.
— Пожалуйста, дайте мне увидеть сына! — взмолилась я.
— Хорошо, но только завтра. Сегодня вам надо еще отдохнуть и окончательно отойти от действия препаратов, которые обеспечивали длительный сон.
— Сон? Сколько я здесь?!
— Две недели.
О-о-о…
Мне захотелось высказаться матом, но я не посмела ругаться при строгой женщине в белом халате. Посопела носом, кое-как справилась с шоком, потом все же не выдержала:
— И все это время мой сын тоже был в больнице? Вы же говорите, что с ним все хорошо!
— Да, он практически здоров, не считая последствий пережитого стресса. Отец о нем очень заботится!
— Какой отец?! У Никиты не отца! Я ращу его одна!
Теперь выражение растерянности, граничащей с шоком, появилось на лице врача.
— Но как же?.. он сказал, что вы сами… так, Алевтина, что последнее вы помните?
Я напряглась, начала перебирать воспоминания.
…рождение Никиты. Выписка из роддома: меня пришла встречать соседка вместе с мужем и двумя своими сыновьями. Ор моей матери в телефонной трубке, когда я попыталась сообщить ей, что теперь у нее есть внук. Первый зубик у Никиты, его первый шаг и первое слово… Прививки, ясли, дни рождения, Новый год…
Новый год! Совсем недавно!
Потом… не помню.
Стало страшно. Как можно не помнить?!
Уставилась испуганно на врача:
— Последнее, что помню — как отмечали новый год с соседями в общежитии!
— Хммм… новый год, значит. А сейчас уже конец февраля.
— Что?! — я хватанула воздух ртом, закашлялась, врач бросилась поить меня водой.
Наконец, горло отпустило.
— Что со мной случилось? Как давно? — потребовала я ответа.
— Вас сбила машина. Три недели назад. К нам в клинику вас перевезли две недели назад.
— В к-какую клинику? Я не в Агранске?! — откуда в нашем Зажопинске клиники?
— В Москве.
— И Никита тут? Сын?
— И он тоже тут, да. Вчера вот приходил вместе с папой, стоял у окошка, смотрел на вас.
Да что ж такое? Какой еще папа?! Кто выдает себя за отца моего ребенка?! Не мог же Зиновий объявиться? Да и откуда ему знать, что со мной случилось?
— Очень хочется взглянуть на этого папу, — выдавила я мрачно. Да я даже ни с кем не встречалась последний год: не до того мне было!
— Вот завтра и посмотрите. Они и сами рвались к вам прийти, но я запретила. Давайте-ка, отдыхайте, набирайтесь сил. Я зайду позже.
